— Может, кофе? — предложила Ангус.

Я рванул в туалет.

— Не нужно, — ответил консьерж.

— Огромное спасибо за ту услугу, что вы мне оказали, — добавила Ангус. — Теперь я могу спокойно выходить замуж.

— Не за что сеньора. Можете мной располагать.

Я вошел в ванную, где меня снова вырвало. Туда донесся голос Ангус:

— Сестры просили меня уточнить, не можете ли вы и им оказать ту же услугу. Предупреждаю, они очень целомудренные девушки.

На что консьерж ответил:

— Все, что угодно, всегда к вашим услугам. Я зайду завтра?

Тони, я пишу это утром. Сегодня 12 сентября и сейчас… погоди, я посмотрю… сейчас девять тридцать. Я практически уверен, что меня арестуют по обвинению в убийстве Лидии. Я не знал о существовании дневника, будь мне это известно, я вел бы себя по-другому, однако мы не можем исправить прошлое, нам остается лишь извлекать из него уроки. Возможно, Тони, если бы я открылся тебе раньше, то не оказался бы в такой ситуации. В данный момент ты, должно быть, пропадаешь в каком-нибудь богом забытом поселке Эстремадуры, разыскивая того типа, афериста, имени которого я не помню.

Ты рассказал мне о своем задании в четверг 28 августа, когда мы случайно столкнулись в «Мануэле». Было что-то около пяти с хвостиком, и мы просидели вместе час или около того. Как же я жалею, что не выложил тебе все тогда! Но хватит об этом, вернемся к главному. Возможно, за мной придут уже сегодня. Существует некий инспектор Роман Гадес, он ведет это дело. Он очень молод, совсем мальчишка, но уже служит в главном отделе по расследованию убийств. Парень умен и честолюбив, а эти качества способны превратить полицейского в жестокого монстра. Он был вторым на своем курсе и мог спокойно выбирать назначение. Угадай, кто был первым? Не кто иной, как Мануэль Санчидриан, племянник нынешнего заместителя министра внутренних дел. Пояснения, думаю, излишни.

Гадес трижды меня допрашивал, и я могу суверенностью заявить, что у них много информации. Они знают, что мы встречались с тобой в день гибели Лидии. И не спрашивай откуда, я не смогу ответить на этот вопрос. Единственное логичное объяснение состоит в том, что за мной следили, чтобы потом обвинить в убийстве бедной девочки.

Возможно, ты считаешь меня параноиком. Вполне могу допустить, что я сейчас слегка не в себе, но не до такой же степени! Однако согласись: получается довольно складно. А учитывая то, что я знаю о Сараголе и «Тоталсекьюрити», ты просто не можешь не поверить мне. Рикардо через свою охранную фирму, которой руководит некий полицейский, Луис Санхусто, развернул широкую кампанию по дестабилизации обстановки. Возможно, они поверили в нелепую историю, будто Лидия была невестой принца, и попытались таким образом помешать дальнейшему развитию событий. Я лично никогда не придавал особого значения этим бредням. Я достаточно хорошо знал Лидию и понимал, что она подвержена болезненным фантазиям и способна поверить в любую свою выдумку. Я-то в это не поверил, а вот другие люди, как оказалось, — да. Я говорю тебе все это, чтобы ты знал, откуда ноги растут, и когда Гадес начнет тебя допрашивать, даже и не пытайся врать ему, отрицая, что мы виделись в день, когда свершилось преступление. Да, мы встретились в пять с чем-то в «Мануэле». Я уже дал об этом показания.

Что я отрицал, Тони, так это то, что после мы пошли ко мне домой — в четыре тридцать утра. Отрицал, потому что этого не было! Кто вообще мог такое придумать? Наверное, это Асебес, наш консьерж. Ты никогда ему не доверял. И вполне возможно, был прав. Я не удивился бы, узнав, что он был когда-то осведомителем во франкистской политической полиции, что наводила на всех ужас в те времена. Многие консьержи работали на них. Наверняка он был доносчиком, шпионил, чтобы они не трогали его. Кстати, вероятно, сейчас он так же работает на отдел информации. Осторожнее с ним.

Повторяю, когда начнется допрос — а тебя непременно будут допрашивать, — отрицай, что мы были вместе в четыре тридцать утра того злополучного дня. Потому что со мной был не ты, а жених Ангус, хороший человек, сотрудник муниципальной полиции Торрелодонеса, его имя Бальдомеро Уманес. Ты даже не представляешь себе, как я в этом раскаиваюсь. Но я был сильно пьян в тот вечер. Нажрался, как последняя скотина. После того как мы расстались в «Мануэле», я выпил почти целую бутылку джина, стакан за стаканом, мешая алкоголь с тоником. Я сильно нервничал. Потому что собирался идти к Лидии и сделать ей предложение, я всегда любил ее, Тони, еще с тех пор как она училась на моем курсе на факультете журналистики. Я рассказал все Лоле, и она поняла меня. Она даже не рассердилась и не стала ревновать. У нее ведь есть любовники, моя жена — свободная женщина.

У меня же все было продумано. Прежде всего — немедленно переехать с улицы Альфонсо XII. Я даже договорился с фирмой, организующей переезды. Я собирался начать новую жизнь на улице Эспартерос.

Я считал, что Лидия влюблена в меня, по крайне мере была влюблена, когда я преподавал в их группе. Теперь я уже не так в этом уверен. Она говорила когда-то, что в сердце ее живет запретное чувство, что у этого чувства нет будущего. Я думал, она имела в виду меня! Ведь я женат, да и разница в возрасте… Я вдвое старше ее — ровно вдвое. В общем, теперь меня одолевают сомнения, учитывая то, что она меня отвергла.

Но позволь продолжить рассказ, Тони. В тот день, набравшись наконец храбрости благодаря выпитому, я купил бутылку дорогого шампанского и отправился к Лидии, чтобы раскрыть ей свои чувства. Влюбленный старик — как же я был жалок! Если с тобой случится нечто подобное, постарайся сохранить достоинство. Свое я потерял в тот вечер.

В последнее время мы встречались довольно часто, она спрашивала моего совета. Бедная девочка говорила, что боится. Лидия считала, что за ней следят. Я хотел успокоить ее, а потому оставил ей пистолет Макарова, купленный когда-то в Москве. Я отдал ей оружие в первых числах мая, незадолго до того, как воры проникли в мой дом. Понимаю, ты справедливо считаешь, что включать его в список украденного было полнейшим безумием. Но я был влюблен — а может, и сейчас не излечился? — и был способен на любое безрассудство.

В тот вечер было очень жарко. Я пришел к ней домой, и мы выпили бутылку шампанского. Как свойственно тем, кто страдает биполярным расстройством, Лидия в тот день просто лучилась счастьем. Я сказал, что люблю ее и хочу жениться на ней, как только разведусь с Лолой. Она явно удивилась. Потом ответила, что совершенно меня не любит, а нежные чувства испытывала лишь в тот период, когда я был ее учителем. Теперь же сердце ее отдано некоему молодому и внешне очень привлекательному человеку, но им никогда не суждено быть вместе. Она наотрез отказалась назвать его имя, и я накричал на нее, обозвав сумасшедшей истеричкой. Я очень сердился, а она плакала, постепенно переходя в депрессивную фазу. В какой-то момент я не на шутку перепугался — Лидия закричала, что единственно возможным выходом в ее несчастной жизни будет самоубийство.

Я стараюсь рассказывать тебе все это покороче, в общих чертах, так как очень тороплюсь. Но не могу не добавить, что практически вынудил ее выйти на улицу — чтобы подышать свежим воздухом. Я все еще думал, что она меня обманывает, что ее влюбленность в кого-то другого — всего лишь болезненная фантазия. Теперь же, прокручивая в голове все произошедшее, я пришел к выводу, что тот, другой, — это парень, с которым она познакомилась в ранней юности. Кто стал ее первым мужчиной и от которого она забеременела. Его зовут Артуро, и кажется, он был прекрасен как греческий бог. Сейчас он женат, имеет двоих детей. Лидия переписывалась с ним время от времени. Она сделала аборт и часто говорила мне, что это была великая любовь. Я почти уверен теперь: она имела в виду именно его. Можно даже сказать, я в этом убежден. Но что, если я ошибаюсь? Иногда я думаю: а вдруг Лидия и вправду была влюблена в принца? Червь сомнения будет грызть меня вечно.