Фэллон только думала, что, получив дом, с ней будет все в порядке. Решено. Может, она даже испытает счастье. Но ночью, после того, как сестры Редли уходили, она забиралась в кровать и лежала одна. И она не могла себя обманывать там. Ничего не было в порядке. Она вовсе не рассчитывала, что независимая жизнь принесет такое острое чувство одиночества. Гудящая тишина дома. Тихое дыхание в комнате. В ее постели. Черт побери Доминика! Он все разрушил.

Она проследила за взглядом мистера Коллинза, читая надпись на надгробии и испытывая небольшой всплеск изумления.

– Неужели герцогиня Дамон не похоронена рядом со своей семьей? – он перевел взгляд серых глаза на нее. Настолько знакомых глаз, что она снова почувствовала изумление.

– Она похоронена рядом со своей семьей.

Неужели не было семейного склепа в Вэйфилд–Парке? Необычно. Фэллон покачала головой, глядя на надгробия рядом с матерью Доминика, и подумала, почему не видит могилы отца Доминика.

— Откуда вы меня знаете?

— Я видела вас в церкви в прошлое воскресенье, — у нее не было намерения выдавать подробности того, где она видела его в первый раз.

— Мистеру Симмонсу следует поработать над речью. Слишком много междометий, — проворчав это, мистер Коллинз перевел взгляд на могилу. – Герцог посчитал, что моя дочь должна упокоиться здесь, а не в семейном склепе Дамонов, — в его голосе послышалось негодование. – По его словам, она недолго побыла герцогиней, прежде чем умерла, — мистер Коллинз положил свои руки на набалдашник трости и пожал плечами, как будто теперь это почти ничего не значило.

Даже ничего не зная об этой ситуации и совсем немного об отце Доминика, она расслышала, как говорит со своей обычной напористостью.

– Но это не должно было иметь никакого значения.

Он снова посмотрел на нее серыми глазами, выражение его лица оставалось мрачным.

– Не могу с вами не согласиться. Она умерла, рожая герцогу наследника. Она заслужила место в фамильном склепе.

Его слова дали ей возможность начать. Она была совершенно уверена, что не найдет никакого согласия с человеком, который жестоко не обращал внимания на Доминика, оставив его с гувернанткой, которая над ним издевалась.

И все же в этот момент, находясь на кладбище, где ветер свистел вокруг них, она осознала, что они оба — души, брошенные на произвол судьбы. Оторванные от Доминика. Странное ощущение родства наполнило ее грудь, и она стала ближе к старику, который качался под порывами ветра.

Вероятно, не одна она получила удар отказа Доминика. Правда, он бы не рассматривал предложение стать его любовницей, как отказ, но она не могла по–другому посмотреть на это. Это был удар в сердце. В сердце, которое хотело большего. Вздохнув, она покачала головой. Казалось, это все. Она подумала о своем новой доме с зеленым плющом и сладко–пахнущей жимолостью. Это было больше того, на что она могла надеяться… и все же, этого теперь было недостаточно.

Внезапно ее охватил порыв. Подняв подбородок, она услышала, как спрашивает, прежде чем смогла передумать.

– Вы не желаете куриного бульона, мистер Коллинз?

В этот раз секретарь известил его в письменной форме.

Письмо было кратким, лаконичным. Прочитав, Доминик бросил его в огонь и, держась рукой за каминную полку, наблюдал, как языки пламени пожирают пергамент.

Слова медленно всплывали перед глазами.

Ваш дедушка умирает. Если хотите с ним увидеться, приезжайте как можно скорее.

Разумеется, он не поедет. Его чувства ничуть не изменились с тех пор, как он последний раз говорил с Мэдоусом в клубе. Его чувства не изменились. Изменился он сам.

Он изменился на прошлой неделе. Он почти не спал и не ел. Обычный бренди его не привлекал. Заходил Этан и попытался его как–то вытащить из этой хандры. Доминик все время расспрашивал его о Фэллон, но так и не смог узнать, где она находится, чтобы найти ее. Все напрасно.

Если она захочет, чтобы ты знал, она свяжется с тобой. Ответ его разозлил. Тот факт, что Хант знал ее местонахождение, утверждал, что он общается с нею — наполнял герцога бессильной яростью. Он сжал руку в кулак. Вместо того чтобы поколотить своего лучшего друга за вмешательство в его жизнь, Доминик выставил его из своего дома.

Что бы он ни делал, он не мог прекратить думать о Фэллон. Это было неправильно. У нее теперь свой дом. Все, о чем она когда–либо мечтала. И все же он нанял сыщика с Боу–стрит, чтобы узнать, где она сейчас находится. Он не знал зачем. Даже если бы он знал, где ее найти, он не мог предложить ей большего, чем раньше. Она заслуживала большего. Верности, замужества, такого мужа, который будет сопровождать ее в церковь по воскресеньям. Пристойного, любящего мужа. Он не мог дать ей ничего подобного. Если бы он был благородным, то он оставил бы ее в мире. Разрешил бы ей идти дальше по жизни. Но он никогда не был благородным.

Он не может держаться от нее подальше. Он сомневался, что когда–либо будет… когда–либо сможет. Даже если бы он нашел ее много лет спустя, замужней, с ордой детей, прячущихся за ее юбку, он все еще хотел бы ее. Она была огнем в его крови, и он был бы глупцом, если бы позволил ей уйти. Для ее же блага он надеялся, что сыщик с Боу–стрит не найдет ее. Потому что он был слишком эгоистичным, чтобы упустить ее во второй раз.

Воспоминания о Фэллон, когда он видел ее в последний раз, окутали его: ее вкус, ее прикосновения… ее голос. Особенно, слова, которые она ему сказала в последний раз. Он зажмурился. Если ты не повидаешься с дедом, будешь сожалеть об этом всю жизнь.

Он сжал рукой каминную полку, ладонь сжалась так, что казалось, никогда не разожмется. Почему он вспомнил эти слова? Почему сейчас? Доминик с проклятием оттолкнулся от каминной полки. Он вышел из комнаты, губы были сжаты в мрачную линию, только она выдавала его настроение.

Ради Фэллон. Он пойдет на это ради нее. Доминик тряхнул головой, вышел в холл и позвал Адамса, чтобы тот подготовил его к выезду.

Потому что она потеряла своего отца. Потому что он никогда не знал его. Потому что, нравится это ему или нет, Руперт Коллинз был ближе всего к званию родителя, чем кто–либо еще.

Доминик увидится с ним до того, как тот отправится к Создателю. Только тогда он почувствует себя хорошо, избавившись от старика и прошлого. Если повезет, с ним уйдут и болезненные воспоминания. Тогда он станет свободным.

И только Фэллон не будет давать ему покоя.

— Мы продолжим с шестнадцатой главы? – Фэллон взяла книгу со стола из розового дерева и начала листать страницы в поисках места, на котором остановились в прошлый раз.

Хриплое дыхание было ей ответом, когда девушка нашла нужную страницу. Взгляд ее остановился на трости с медным набалдашником, которая стояла рядом с кроватью. Как стояла две последние недели.

Как будто мистер Коллинз в любой момент встанет и схватит ее узловатыми от артрита пальцами.

Она жалела его. Пока он не слег в постель, они каждый день следовали одной схеме. За завтраком или чашечкой чая в ее коттедже обычно следовала прогулка по саду. Эти прогулки становились все короче и короче, поскольку приближалась осень, и ему становилось все хуже. Теперь ей приходилось звать его погулять в Вейфилдском парке, почитать или поболтать, притворяясь, что она не осознает того, что находится в доме детства Доминика, что не видит стен, которые стали свидетелями его несчастной юности… и долгих лет, что превратили его в жесткого мужчину, которого ей случилось полюбить.

Мистер Коллинз закашлялся. Фэллон положила книгу и взяла стакан воды с ночного столика. Поддержав рукой под затылком, девушка помогла ему подняться. Глотнув воды, старик откинулся обратно, взгляд его серо–синих глаз сосредоточился на ней

— Вы все еще здесь, — проскрипел он.

Она наклонилась вперед, как будто признаваясь в большой тайне.

— Я должна узнать, чем закончится книга.

Старик слабо улыбнулся девушке.