Анни, боясь пошевелиться, смотрела во все глаза на Рафаэля. В комнате, освещенной всего одной лампой на столе, было бы совсем темно, если бы не луна за окном, но Анни ни на мгновение не забывала о теплой, мягкой кровати за спиной.

Рафаэль, скрестив руки на груди, ждал. Анни знала, что решать должна она. Как бы это ни было безрассудно, что бы ни ждало их впереди, Анни знала: эта единственная ночь с Рафаэлем неизбежна, как дыхание. Она ничего не могла поделать.

— Я не передумала, — ответила Анни, как только обрела дар речи.

Рафаэль протянул ей руку, и Анни крепко сжала ее. Их пальцы тесно переплелись, и она доверчиво подняла к нему лицо.

Рафаэль поднес руку Анни к губам, нежно поцеловал ее и, закрыв глаза, произнес имя возлюбленной.

Анни уткнулась лбом в его плечо, опьяняясь запахом его кожи и дорожа каждой бесценной минутой.

— Мой любимый, — прошептала она.

Ее тихий голос был едва, слышен через ткань рубашки, нагретой его крепким телом.

Рафаэль провел пальцем по ее губам, и это простое прикосновение опалило ее, как огнем. Он наклонил голову, нежно поцеловал Анни, потом, глядя на нее восторженными сияющими глазами, поднял ее на руки.

— Как ты прекрасна! — восхитился он. — Мне горько думать, что ты будешь меня презирать за то, что сегодня свершится.

Анни напряглась в его объятиях и хотела было сказать, что она никогда не будет презирать его, но он вновь легко коснулся ее губ, как будто обжег ей душу, и не дал ей произнести ни слова.

— Да, да, моя любовь, — стоял он на своем, — когда-нибудь, возможно, даже завтра, ты будешь меня проклинать. И правильно.

Анни чуть не заплакала.

— Никогда, — поклялась она.

Рафаэль вздохнул и прикоснулся губами к ее лбу. Потом он подошел к кровати и бережно опустил Анни на полотняную простыню. Несколько мгновений он постоял, любуясь ею, как ожившей картиной великого художника, потом быстро пересек комнату и запер дверь. Вернувшись к Анни, он прикрутил фитиль лампы. Свет погас.

Его почти не было видно в темноте, и Анни не могла встретиться с ним взглядом, но она чувствовала, как ее тело становится мягким и податливым под его взглядом. В молчаливом призыве она протянула к нему руки.

Рафаэль что-то пробормотал, нежно пожал ей пальцы, но отверг призыв.

— Нет, пока еще нет, — сказал он, хотя его голос дрожал от страстного желания.

Он отпустил руки Анни и стал расстегивать свою рубашку.

Анни едва сдерживалась, чтобы не броситься ему на шею. Она так восхищалась его красивым мужским телом, освещенным одной луной, что не могла говорить.

Он расстегнул рубашку, снял ее и отшвырнул прочь. Потом с нежностью взялся за подол ночной рубашки Анни и поднял его выше колен.

Анни тихо ахнула.

— Скорее, Рафаэль, — прошептала она.

Принц ласково хмыкнул.

— О нет, — возразил он, на секунду переставая поглаживать влажные золотистые завитки у нее между ног. — Сегодня мы не будем торопиться. Любовь — это очень долго, если все делать как следует. Может быть, уже наступит утро, когда я возьму тебя.

Анни застонала и немножко шире раздвинула ноги, чтобы Рафаэлю было удобно ласкать ее.

— Утро? — жалобно переспросила она. — А если нас кто-нибудь услышит?''

Рафаэль медленно наклонился и поцеловал ее обнаженный трепещущий живот.

— Ты можешь кричать и вопить сколько угодно, хоть ночью, хоть утром, — сказал он и кончиком языка нарисовал влажные круги на ее животе. — Можешь быть уверена, любовь моя, стены этого старого дворца очень толстые. Никто нас не услышит.

Он еще немного помучил ее легкими, как перышко, поцелуями, заставляя ее выгибать спину и стонать от нетерпения; прежде чем еще выше поднял рубашку и обнажил полные крепкие груди. Соски уже давно стали твердыми и ныли в ожидании прикосновений его рук и губ.

Рафаэль глубоко вздохнул, любуясь отданной ему красотой, и, взяв одну грудь в руку, погладил сосок большим пальцем.

— Анни, Анни! Как ты прекрасна!

Наслаждаясь его лаской, Анни бездумно закинула обе руки за голову, как будто сдавалась ему на милость. Рафаэль схватил ее за запястья.

Легкий трепет волнами прокатывался по гибкому телу Анни.

— О Рафаэль, — прошептала она, и в ее голосе он услышал и обещание и мольбу.

— Ты как заморский плод, — прошептал Рафаэль, дыханием согревая ей грудь, и это было похоже на тропический бриз, вечно навевавший Анни непонятные желания. — Ты сладкая, горячая, и ты уже созрела… совсем созрела.

Анни и в самом деле едва не сходила с ума от охватившего ее страстного желания.

— О Боже! Рафаэль, пожалуйста… пожалуйста!

Рафаэль будто не слушал ее. Он взял ее окаменевший сосок в рот и стал теребить его кончиком языка, не забывая время от времени крепко его целовать.

Желание жгло Анни огнем. Она мучилась, не в силах дать себе волю, так как ее руки все еще были в сладком плену крепких пальцев Рафаэля. Испарина выступила у нее на животе, над верхней губой, на спине между узкими плечами и под коленями.

Рафаэль жадно терзал то одну, то другую грудь.

— Это только начало, Анни, моя любовь, — шептал он, берясь то за один, то за другой сосок и начиная все сначала.

Анни тихо всхлипнула. Потом еще раз. Счастье переполняло ее. Как она могла жить без Рафаэля и без любовных ласк, которые он сейчас ей дарил?

— Пожалуйста, — попросила она.

Все еще держа ее в желанном плену, все еще не отрываясь от ее груди, к которой прильнул с голодной яростью, он опустил одну руку и, раздвинув Анни ноги, легко нашел то место, которое было средоточием сжигавшего Анни желания, после чего принялся нежно гладить его… Очень нежно.

Анни сама не знала, о чем молила его, а в ответ он еще глубже погружал ее в неистовый пожар первобытной страсти. Она отлично помнила, что делал с ней Рафаэль в доме на берегу озера, и ждала чуда.

С каждым мгновением мучительного ожидания она, казалось, подходила все ближе к вершине наслаждения, но вдруг Рафаэль замедлил темп и, чуть успокоив стонавшую и забывшую обо всем на свете, кроме своего желания, Анни, вновь погрузил ее в адскую муку ожидания.

Она не заметила, когда он снял с нее ночную рубашку и отбросил ее прочь. Но она совсем обезумела от страсти, когда он разделся и голый улегся на кровать рядом с ней.

Сейчас, подумала она со сладким ужасом, сейчас. Наконец-то.

Но опять ей пришлось ждать. Рафаэль обнял ее, прижимаясь к ней всем телом и, прикоснувшись губами к ее уху, прошептал:

— Потерпи немножко. Еще рано.

Рафаэль крепко держал Анни, и она чувствовала, как вместе с желанием в ней поднимается отчаяние.

— Ты хочешь, чтобы я мучилась, — обвинила она его.

Рафаэль усмехнулся и поцеловал ее в висок.

— О нет, — ответил он. — Я хочу подарить тебе радость, моя любимая, но только подарить такую радость, чтобы ты простила меня… Когда-нибудь…

Анни вспомнила самую стыдную картинку в книжке, от которой она с подружками не могла оторваться в Академии святой Аспазии. Набравшись смелости, она опустила руку, и восхитительное чувство власти наполнило ее бешено стучавшее сердце, когда он вскрикнул от неожиданности и удовольствия. Тогда Анни принялась делать то же, что он делал с ее грудями, и от прочерчиваемых ею кругов его член становился больше и тяжелее — или ей это казалось?

— Анни! — выдохнул он.

Она наклонилась к Рафаэлю, поцеловала его, нашла его соски, покрытые завитками темных волос, и нежно потрогала их, и один, и другой, кончиком языка.

Он повторял ее имя, словно останавливая ее, но даже не пытаясь оттолкнуть.

Поцелуи Анни становились более страстными, она опускалась все ниже и ниже, пока не легла щекой на самый низ его живота, совсем рядом с его членом. Она уже хотела повернуть голову и… как он схватил ее за плечи и быстро опрокинул на спину так, что у нее на мгновение даже перехватило дыхание.

Рафаэль вновь взял ее за руки и, прижимая их к подушке возле ее головы, пристально посмотрел ей в глаза. Дыхание у него было частым и прерывистым, в точности как у Анни, но, хотя она видела, как он сжимает зубы, боялась она его не больше, чем тигрица боится своего супруга.