Во второй раз в своей жизни Анни была наедине с мужчиной в комнате, где стояла кровать, и она подумала, что, наверное, не случайно в обоих случаях этим мужчиной был Рафаэль Сент-Джеймс.

— Вам лучше снять с себя мокрое, — проговорил он таким же тоном, каким объявил о том, что в доме всегда есть запас дров. — Думаю, вы спаслись на южной башне совсем не для того, чтобы простудиться в грозу и умереть.

Анни сняла жакет, старательно отводя взгляд от Рафаэля. Пневмония или не пневмония, больше она ничего не собиралась снимать в его присутствии. Хотя боялась не его. Анни боялась себя. В присутствии этого человека она совсем теряла разум и не могла за себя отвечать.

— Ничего со мной не случится, — решительно проговорила Анни.

— Посмотрите на меня, — приказал принц.

Ей было трудно подчиниться ему. Он же был без рубашки, а до этого дня Анни не приходилось видеть полуголых мужчин. Она знала, что краснеет, поднимая на него глаза.

— Со мной вы в полной безопасности, — только и сказал он. — У меня нет намерения насиловать вас.

У Анни стало легче на душе, но, желая быть совершенно честной с собой, она призналась, что разочарована и даже обижена.

— Вы меня вчера поцеловали.

Он улыбнулся. И совсем не по-братски, подумала Анни, вспоминая его поцелуй.

— Да, — сказал он. — Поцеловал. Правда поцеловал.

Он сделал шаг в ее сторону. Но Анни продолжала стоять, словно у нее ноги приросли к полу, не в силах двинуться с места… или не желая двигаться с места.

— Думаю, кто-нибудь из людей мистера Барретта скоро найдет нас, ведь кобыла вернулась в конюшню без меня, — сказала Анни, напоминая принцу о том, что у него мало времени, если он вдруг передумает и решит ее изнасиловать.

Странное выражение появилось на лице Рафаэля, наверное, тоже благодаря колдовству, потому что он вдруг стал нестерпимо прекрасен, даже с растрепанными и мокрыми волосами.

— Будь я проклят! — прошептал он, словно давал священную клятву.

Он подошел совсем близко к Анни и вытащил шпильки у нее из волос, отчего ее кудри рассыпались по спине и груди.

— Будь я проклят!

Что-то случилось. Что-то изменилось для них, и это почувствовала не только Анни, которая была охвачена восторженным ужасом, как тогда, когда стояла на парапете и обнимала обеими руками горгойлью.

Ей хотелось податься назад, отойти подальше от Рафаэля, но она не могла пошевелиться. Сердце у нее стучало так, что она боялась, как бы оно не разорвалось, и дышала она тихо и часто-часто.

Рафаэль положил ладонь на затылок Анни, запустив пальцы ей в волосы. Лицо у него потемнело, и он назвал ее по имени — и все, но Анни забыла обо всем на свете. Она уже не сомневалась, что во всем подчинится ему, и задрожала от этой мысли.

— Один поцелуй, — хрипло проговорил он, убеждая, скорее, себя, чем Анни. — Только один поцелуй… Я обещаю…

Она не сводила глаз с Рафаэля, веря ему, огорчаясь его словами и трепеща от сознания его власти над ней. Анни запрокинула голову, и он прижался губами к ее губам, но не так, как в первый раз, не нежно и не оценивающе, а со страстной настойчивостью. Словно утоляя жажду.

Анни сама себя перестала понимать. Она даже не предполагала, что ее тело способно на нечто подобное. Анни вся затрепетала, когда он языком раздвинул ей губы, а потом ее словно ударила молния и оглушил гром. Все тайные уголки ее тела и души открылись навстречу желавшему ее мужчине.

А он, все еще не отрывая от нее губ, положил руку ей на грудь и ласкал ее через блузку и рубашку, отчего у Анни заныли соски. Ей очень захотелось, чтобы он расстегнул корсет, и он подчинился ее безмолвной просьбе. Медленно, очень медленно он стал расстегивать пуговицы на блузке.

Анни смотрела на его лицо, когда Рафаэль, обнажив ее груди, взглянул на них с восторгом и страстью в глазах. Но вместе с тем в его взгляде было что-то похожее на почтение, и Анни еще сильнее захотелось стать одним целым с любимым.

— Ты такая невозможно…

Рафаэль не договорил.

Положив руки ей на затылок, он наклонился и взял в рот ее сосок, а Анни даже вскрикнула, изогнувшись всем телом, не веря, что это она испытывает такое счастье.

Рафаэль коснулся другого соска, потом крепко сжал его и, не выпуская, наклонился, подхватывая Анни на руки. Все так же не отводя губ, он понес ее к кровати, пока Анни, не в силах сдержать себя, тихо стонала от нового для нее наслаждения.

Рафаэль осторожно положил ее на кровать и расстегнул все пуговицы на блузке, все еще продолжая губами и языком ласкать ей груди.

Анни шептала его имя, вкладывая в него все свое желание и весь свой восторг.

— Нет, моя непослушная принцесса, — прошептал он. — Когда-нибудь ты отдашь свое сокровище другому мужчине. Оно не для меня. Но я научу тебя любовным радостям… Господи, от этого я не откажусь.

Анни чувствовала, как он поднимает подол ее промокшей юбки, и потянулась к нему, желая того, о чем не имела ни малейшего представления, и отдавая ему себя всю целиком.

Рафаэль опустился ниже, отыскивая самую чувствительную точку на ее теле, и она вздрагивала под его ладонью, ласково раздвигавшей ей ноги.

Анни опять вскрикнула, стараясь как можно крепче прижаться к нему, но он шепнул:

— Теперь скоро, радость моя. Скоро, скоро.

Анни казалось, что она в горячке. Голова стала легкой. В ней бродили какие-то безумные мысли. А тело стало необузданным в руках Рафаэля. Тихонько он нежил то место, где, как ей казалось, сосредоточилось все ее желание и все наслаждение, к которому она стремилась, и она стонала в нетерпеливом отчаянии.

— Я мог бы поцеловать тебя там.

Прикосновения Рафаэля стали сильнее и решительнее. Анни была как в огне.

— Я мог бы поцеловать там, — повторил Рафаэль, — как целовал твои груди.

От его слов и его прикосновений Анни извивалась и кричала, забыв обо всем на свете, кроме своих ощущений. Рафаэль вновь наклонился над ней и взял в губы ее сосок, когда внутри нее словно случился взрыв и ее всю залило горячей волной. Анни хрипло вскрикнула, выгибаясь всем телом, готовая идти за его рукой, куда бы она ни повела ее.

А он ласкал ее груди, и его прикосновения становились все легче и нежнее с каждой секундой, пока Анни совсем не успокоилась и конвульсии не оставили ее.

Она лежала, не совсем понимая, что же с ней было, а он гладил ей лоб и волосы.

— Шш-ш-ш.

Прошло много времени, прежде чем Анни повернулась к нему и заглянула в его глаза. Она увидела в них желание и печаль.

— Я хочу этого, — сказала она. — Я хочу того, о чем ты говорил… Поцелуй меня там.

Он тяжело вздохнул.

— Анни, любимая… Будь милосердна. Мужчина всего лишь слабый человек…

Она не знала тогда и не поняла потом, почему была такой настойчивой. Но она была. Приподнявшись, она скинула юбку, панталоны, открывая ему себя.

Рафаэль издал звук, похожий и на стон, и на проклятие. Потом снял с нее сапожки и чулки. Анни осталась лишь в расстегнутой блузке и прозрачной рубашке.

— Прости меня, Господи, — прошептал он.

Все еще стоя на полу на коленях, он повернул Анни на бок…

Неуправляемый восторженный крик сорвался с ее губ, когда он жадно прижался к ней губами…

Что же он делает?

Этот вопрос задавал себе Рафаэль, уже не раз и не два преподав Анни уроки любовного наслаждения. Какой дьявол обуял его, что он учит изысканному наслаждению совсем неопытную девицу?

— Рафаэль!

Она лежала почти обнаженной, Рафаэль только поднял ей ноги обратно на кровать и укрыл ее одеялом, которое достал из комода.

Огонь в камине почти погас, и если Барретт или его люди действительно отправились на их поиски то с ними наверняка что-то случилось…

Повернувшись спиной к Анни, он направился к камину и поворошил в нем угли. Пусть он согрешил, но все же он не воспользовался ее девственностью, хотя хотел Анни Треваррен больше, чем какую-нибудь другую женщину в своей жизни.