— Я покажу тебе… я научу… — неистово зашептал он.

— ТОНИ!

Он не давал мне шевельнуться, обвив меня, как лианы обвивают тонкий ствол молодого деревца. А что могли сделать мои слабые руки? Тони умело работал торсом, пробивая себе дорогу к самому вожделенному. Он ловко и уверенно оказался у меня между ног.

— Ты должна понять… это мой долг… пожалуйста, не бейся так… я просто покажу тебе… позволь мне стать твоим учителем…

— НЕ СМЕЙ! — выкрикнула я, но, наверное, слишком тихо. Впрочем, все равно было поздно. Он заставил меня пойти на то, что женщина отдает только по любви и влечению. Его вторжение было молниеносным и точным. Острая, пронизывающая боль обожгла меня. Все померкло. Похоже, на несколько мгновений я лишилась чувств… а потом обнаружила, что мое тело в его полной власти. Я двигалась под его «руководством». А он танцевал во мне извечный танец мужской страсти. Моя голова безвольно металась по подушкам. Тони добился своего. Он завершал «творческий процесс» торжеством плоти.

По-моему, я стонала или плакала. Не помню. Так или иначе, эти звуки напоминали кукольный плач. Закусив губу, я ждала, когда кончится страшная пытка. От ритмичных ударов из лона вверх поднимался болезненный жар. Скоро толчки достигли головы, и мне показалось, что со всех сторон на меня сыплются страшные удары горячего, жесткого молота. Было ощущение, что он вколачивает в меня ворох белоснежных простыней.

Прошло, кажется, столетие, прежде чем разжались его железные объятия. Тони чуть отодвинулся, не убрав, однако, рук, продолжая гладить мне живот, груди, плечи, шею.

— Теперь ты поняла? Ты ощутила? Ты узнала силу своей красоты… Я превратил тебя в живую женщину, в живое олицетворение совершенства, — молвил он. — Я завершил самый великий свой творческий труд. Я вдохнул жизнь в фарфоровую куколку.

А я постанывала, глотая слезы. Лицо давно было влажным от рыданий. Глаза я крепко зажмурила. Но знала, что Тони смотрит на меня горящим взглядом, знала, что он изучает мое сведенное мукой лицо. Потом я почувствовала его рот: он тихо поцеловал мои закрытые глаза, лоб, губы. И встал. Я не смела сказать ни слова, не смела двинуться, потому что страшилась, что этим заставлю его вернуться. Он все-таки склонился надо мной еще раз, но лишь для того, чтобы еще раз погладить мою нагую грудь.

— Куколка моя, моя красавица, — пробормотал он. — Добрых тебе снов.

Я услышала его удаляющиеся шаги. Тихо щелкнула дверь. Открыть глаза я решилась, только когда убедилась, что он уходит по коридору. И в это мгновение затряслась от рыданий. Я сжалась в комок, обхватила свое истерзанное голое тельце и плакала, плакала, плакала… Слезы иссякли неожиданно быстро. Я села, глядя в темноту. Не верилось. Неужели ЭТО случилось? Случилось со мной? Может быть, все это только ночной кошмар? Как же хотелось поверить в дурной сон, но налицо были доказательства реальности происшедшего: горящее от нежеланных страстных ласк тело, вспухшие губы, глубинная мучительная боль. Сколько ни притворяйся, сколько ни уговаривай себя, будто видела лишь ужасный сон, придется признать, что все было наяву. Что же мне теперь делать? Куда бежать? Кому плакаться? Матери дома нет, отец с новой женой строит новую жизнь… Здесь, в Фартинггейле, только слуги и Трой.

Я встала и кое-как добралась до ванной. Не сразу я решилась включить свет, зная, что увижу перед собой огромное, от пола до потолка, зеркало. Я оттягивала встречу со своим новым отражением. Наконец я щелкнула выключателем и вздрогнула: пылающее лицо, влажные глаза, припухшие веки; шея, грудь, плечи покрыты алыми следами яростных поцелуев. Я показалась себе жалкой, несчастной, оскорбленной… и бесконечно одинокой. Я и была такой. Ноги внезапно подкосились, и я мягко опустилась на пол.

Голова шла кругом. Может быть, позвонить Дженнифер? Или позвать на помощь Джошуа? Нет, стыдно. Что я скажу? И, самое главное, что они смогут сделать, чем смогут помочь? Ничем… Я одна. Рассчитывать не на кого. Я сама себе хозяйка, сама себе и спасительница. Сделав несколько глубоких вдохов, осторожно поднялась и, наскоро умывшись, вернулась в постель. Что еще оставалось? Не стану же с воплями и рыданиями бегать по этажам…

Я взяла в руки куколку. Мой любимый Ангел… Она тоже испугана и поражена. Крепко прижав к себе игрушку, я пыталась хоть в ней найти покой и утешение, в которых сейчас отчаянно нуждалась. По иронии судьбы кукла, сделанная Тони, стала моей единственной подругой, единственной надеждой на спасение, несмотря на то что руки, вылепившие эту фарфоровую фигурку, только что сотворили со мной страшное… И все же Ангел больше принадлежит мне, чем этому человеку. Сейчас Ангел презирает его так же, как я, если не сильнее. Мы оскорблены обе. Мы обе страдаем.

— Ах, Ангел, Ангел… У нас с тобой никого нет. Тони прав — мы обе игрушки, мы обе куклы.

Я закрыла глаза и позволила сну увлечь себя в мир грез, где не было места злу, насилию и обману.

Ласковый солнечный свет скользнул по лицу. Я проснулась и мгновенно все вспомнила. Вспомнила вчерашние сумерки, поспешное бегство по лабиринту. Вспомнила страшную ночь. Я рывком села, думая обнаружить в комнате следы кошмара. Мне показалось, что кругом все будет в таком же разоре, какой царил у меня в душе. Нет. Ничего не изменилось. Кругом царили привычный уют и порядок. Солнце беззаботно ломилось в окна. Даже малютка Ангел глядела весело и бодро.

Так неужели все ЭТО мне почудилось? Неужели это плод моего бурного воображения? Я оглядела себя с ног до головы, ожидая увидеть неоспоримые подтверждения своих догадок. Или фактов… На руках, там, где их мертвой хваткой держал Тони, были болезненные участки, но кроме этого — ничего. Ни синяков, ни пятен от поцелуев, ни багрового румянца. Ничего — снаружи. Все раны находились внутри, они жгли сердце. И этому кошмару не будет конца.

Я медленно, нехотя встала, раздумывая, что же теперь делать. Конечно, не откладывая я помчалась бы за утешением и поддержкой к папе, если бы только знала, где его искать. Но он, наверное, сейчас на другом конце света. Любые расстояния были для меня непреодолимым препятствием. Все же я решила принять душ, одеться, привести себя в порядок. У меня не было ни малейшего желания спускаться вниз и встречаться с Тони, но и провести целый день взаперти тоже не могла. Мысль о том, чтобы притвориться больной, отмела сразу. Это лишь спровоцировало бы Тони подняться ко мне, а его общество я не могла вынести.

Но не прошло и пятнадцати минут, как я встала с постели, и у моей двери раздался стук. Это пришел Трой. Он как ни в чем не бывало напомнил мне о моем вчерашнем обещании поехать на прогулку верхом или отправиться в бассейн. Слушая его беспечные речи, я отвернулась, боясь, что он увидит страх и смятение в моих глазах. А я считала унизительным афишировать перед ним свои чувства. Мальчик, правда, ничего не замечал. Он пребывал в прекрасном настроении и откровенно предвкушал очередной летний день.

— Как насчет небольшого заплыва сегодня, Ли? Может быть, отправимся сразу после завтрака? Как ты на это смотришь? Прошу тебя, Ли, пойдем! Погода изумительная… Если вода прохладная, просто побродим, поищем ракушки.

— Хорошо, — сказала я. — Только мне надо привести себя в порядок. А ты спускайся и начинай завтракать.

— Тони уже в столовой, — сообщил малыш.

— Понятно. — Я надеялась, что ко времени моего прихода к завтраку Тони уже не будет за столом. Именно поэтому я одевалась и причесывалась намеренно медленно и тщательно. День, похоже, действительно обещал быть прекрасным. Надетые шорты и легкая блузка как нельзя лучше подходили для прогулки по берегу.

К сожалению, я застала Энтони в столовой. Он сидел с газетой в руках и неторопливо пил кофе. Увидев меня, опустил газету и пристально посмотрел мне в лицо. Впрочем, в этом взгляде не было ничего необычного. А вот мое сердце сжалось. Я глянула на Тони яростно и презрительно, думая, что испепелю его глазами, но он будто не заметил этого. Просто улыбнулся, приветливо и весело.