— По субботам и понедельникам клуб не работает.

— А-а.

Ничуть не задетый тем, что Мэгги явно увиливает от прямого ответа, Броуди повторил:

— Ну, как насчет кино?

— В понедельник? — переспросила Мэгги, все еще придумывая какой-нибудь повод для отказа.

— Я заеду за вами в шесть тридцать.

— Хорошо, — пробормотала Мэгги, злясь на себя, что не может найти предлога отказаться от встречи. Но в голову не приходило ничего путного.

— В шесть тридцать. Договорились?

Мэгги издала нервный смешок.

— Если вы мне сейчас откажете, я просто приглашу вас в другой раз.

— Мистер Броуди, я не хожу на свидания.

— Конечно, конечно. Тогда как-нибудь вечером я окажусь возле ваших дверей с продуктами для ужина в коричневом бумажном пакете. Это же не будет свиданием!

— Мистер Бро...

— Называйте меня Марком.

— Марк, я же сказала вам, что не хожу на свидания.

— Вы можете сами заплатить за билет в кинотеатр.

— Вам не кажется, что вы слишком настырны?

— Да, мэм, так и есть. Как насчет понедельника?

— Спасибо, нет, — собравшись с духом, отказала Мэгги.

— Хорошо, но не удивляйтесь, что скоро вы услышите обо мне опять.

Он настолько самонадеян, что вот-вот лопнет от самодовольства, подумала Мэгги и бросила трубку.

В среду днем снова зазвонил телефон, но теперь Мэгги была готова к решительному отказу. Но это оказался не Марк Броуди, а Эрик Сиверсон.

— Привет, как дела?

Мэгги улыбнулась.

— Эрик, это ты!

— А кого ты ожидала услышать?

— Марка Броуди, он уже дважды мне названивал.

— Я же говорил тебе, что он очень решителен.

— И становится невыносимо надоедливым.

— А что ты хочешь? В таком маленьком городке, как наш, не так много одиноких женщин, а уж одиноких, красивых и богатых вовсе нет.

— Мистер Сиверсон, вы вгоняете меня в краску.

Он рассмеялся, и Мэгги вдруг почувствовала, как с ним легко и просто.

— Можешь подождать минутку, пока я ополосну руки?

— Конечно.

Вымыв руки, Мэгги снова подошла к телефону.

— Ну вот, теперь лучше, а то я была вся в клее.

— Клеишь обои?

— Ну да.

— И как теперь смотрятся комнаты?

— Замечательно. Подожди, увидишь, во что превратился «Бельведер»! Это... — Мэгги оборвала фразу, сообразив, к чему приведет такой разговор.

— Это... что? — подбодрил ее Эрик.

Она оклеена розовыми обоями, но мы оба должны постараться, чтобы ты ее не увидел.

—Это просто мечта.

— Прекрасно. Ты решила насчет грузовика?

Грузовик. Грузовик. Об этом она не подумала. Нет, она не знает, как еще перевезти мебель, если отказаться от предложения Эрика.

— Раз ты уверен, что тебе это не в тягость, я бы, пожалуй, воспользовалась твоим пикапом.

— Ты не против, если с тобой еще кто-нибудь поедет?

Мэгги думала, что просто одолжит пикап и сама поведет его. И вот теперь она снова в полной растерянности и не знает, что ответить. Она стояла, уставившись на дверцу холодильника и представляя себе лицо Эрика.

Не дождавшись ответа, Эрик добавил:

— Тебе может потребоваться помощь — надо ведь будет погрузить вещи.

Как глупо все получается! Возразить ему, сказав, что это будет выглядеть неприлично, значит обвинить его в том, о чем он, возможно, и не подозревает. А если Мэгги согласится, то Эрик может подумать, что за этим и правда что-то кроется. В конце концов она решила поступить честно. И неважно, как это будет выглядеть со стороны.

— Эрик, а это удобно?

— У меня свободный день, и, если ты не против, по пути мы заедем в «Вид и Риккер». Надо купить Нэнси подарок к Рождеству. Мне звонили оттуда и сказали, что мой заказ готов.

Имя Нэнси было оправданием для обоих.

— Ладно.

— Когда мне приехать?

— Пораньше, чтобы мы не пропустили самое интересное.

— Ты завтракаешь по утрам?

— Да, но...

— Я заеду за тобой к семи, и мы поедим где-нибудь по дороге. И вот что еще, Мэгги...

— Да?

— Тебе лучше надеть сапоги. Обогреватель в Старой Суке может отказаться работать.

— Хорошо, надену сапоги.

— Тогда до утра.

Повесив трубку, Мэгги продолжала сидеть возле телефонного аппарата, упершись локтями в колени и приложив ладони ко лбу. Она просидела так минуты две, глядя в пол, пытаясь справиться с эмоциями и припоминая всякие глупые истории о том, как ловкие мужчины дурачат несчастных вдов. Затем, вскочив, начала судорожно набирать номер Эрика, твердо решив отказаться от его предложения. Но так и не набрала. Бросив трубку, Мэгги снова села на табуретку.

Знаешь, во что ты влипла?

Я еще ни во что не влипла. Это наша последняя встреча. Честное слово.

На следующее утро Мэгги проснулась с одной-единственной мыслью, пульсирующей в полусонном мозгу: «Я его увижу, я его увижу!» Она перевернулась на другой бок, уткнулась щекой в пуховую подушку и стала размышлять о том, где та грань, разделяющая отношения с женатым человеком на чисто дружеские и на отношения, которые можно назвать предосудительными. Она лежала и думала об Эрике, вспоминая его волосы, глаза, губы. Потом, не открывая глаз, перевернулась на спину.

Встав наконец с постели, Мэгги надела самую непривлекательную одежду, которую только могла найти: джинсы и нелепый золотистый свитер, который делал ее похожей на ходячую рекламу фирмы «Зайбарт», потом торопливо накрасилась и уложила волосы при помощи геля.

Пикап показался на подъезде к дому точно в семь утра, и Мэгги встретила Эрика на полпути к машине. Она надела сапоги и свою любимую розовую крутку. В руках она несла четыре сложенных одеяла.

— Доброе утро! — поздоровался Эрик.

— Доброе утро. Я прихватила несколько одеял, чтобы подложить их под мебель во время перевозки.

— Прекрасно, давай отнесу.

Забрав одеяла, Эрик направился к машине.

— Ну что, ты готова к охоте?

— Надеюсь, что да.

Внешне все выглядело вполне невинно, но то, что они рядом, разжигало в них тайную страсть.

Эрик засунул одеяла под сиденья и тронул пикап с места. Солнце еще не успело взойти, в кабине было темно. Из включенного радиоприемника доносилась песенка Барбары Стрейзанд «Отпразднуй свое маленькое Рождество»: «Помнишь, когда...»

Они разговаривали — с кем еще ей было так легко говорить? — о том, как раньше встречали Рождество, как в шестом классе им обоим пришлось играть в рождественском спектакле и распевать песни на норвежском языке. Они вспоминали, как строили снежные крепости, обсуждали технологию изготовления свечей, количество сортов сыра, который поставляет штат Висконсин, и размышляли, почему стало традицией в рождественские дни дарить сыр. Устав от разговора, они молчали, и это молчание не тяготило их. Нет, напротив. Они слушали музыку, прогноз погоды — обещали облачность и снегопад, — смеялись над шутками ди-джея. Опять зазвучала песня, шины шуршали по обледеневшей дороге, рубиновым светом горели огни фар мчавшихся впереди машин, медленно вставало зимнее солнце, серое и мрачноватое, и кабина пикапа казалась островком тепла и уюта.

Справа мелькнули красно-зеленые неоновые буквы «Донат Хоул», и Эрик притормозил.

— Ты любишь жареные пирожки? — спросил он.

— Рано утром? — притворно возмутилась Мэгги.

Он ухмыльнулся и резко развернул машину, съехав на обочину, где была автостоянка.

— Самое подходящее время. Пирожки такие свежие, что с них еще капает масло.

Неожиданно колесо пикапа провалилось в разбитую колею, и, чтобы удержаться, Мэгги пришлось обеими руками вцепиться в сиденье. Она рассмеялась:

— Будем надеяться, что их пирожки лучше, чем место для стоянки.

— Поверь мне, они очень неплохие.

В закусочной, на стенах, оклеенных обоями, имитирующими кирпичную кладку, были развешаны пластмассовые фигурки Санта-Клауса и пластмассовые гирлянды, пластиковые цветы в пластиковых вазах украшали обитые пластиком кабинки. Эрик подвел Мэгги к кабинке у правой стены, уселся напротив и расстегнул «молнию» на куртке одним движением, тем знакомым движением, которое Мэгги видела сотни раз в дни их далекой молодости.