Он услышал скрип и поднял глаза, отыскивая источник звука. В дальнем углу залы, куда уводила старая рассохшаяся лестница и где сгущалась, как неразбавленная тушь, ночная темнота, что-то двигалось. Наконец темнота неохотно выпустила из своих объятий призрачную тонкую фигурку в голубом. Фигурка застыла на верхней ступени лестницы, будто не решалась спуститься вниз, к свету. Длинная вуаль скрывала лицо, голубое облако слегка колыхалось, сражаясь с оранжевым светом камина и факелов. Дар замер, пытаясь не спугнуть это привидение. Кто это? Дочь барона? Что-то там Лорис говорил о дочери. Может, здесь женщинам запрещено садиться за один стол с мужчинами — потому нет и Совы?

Тем временем женская фигурка трогательно осторожным жестом приподняла край платья и потянулась ногой к первой ступеньке, ведущей вниз. Массивная деревянная лестница снова отозвалась скрипом, и привидение замерло, будто испугавшись собственной смелости. Что-то магически завораживающее было в этих уводящих во тьму ступенях, едва озаренных светом факела из жирандоли, и в этой хрупкой фее старого замка, не решающейся сделать следующий шаг. Дар поймал себя на том, что его пальцы все еще лежат на следе от ножа. Он убрал руку и заметил на себе насмешливый, изучающий взгляд Лориса. Лорис стремительно отвел глаза в сторону, вскочил и устремился к лестнице, чтобы галантно подать призраку руку.

Фея уже миновала несколько ступенек и благодарно оперлась на предложенную ладонь.

— Фу! — Сова, наконец, оказалась на ровном полу, не свалившись с проклятой лестницы, не запутавшись в шлейфе и в нижних юбках и не сломав себе шею. — И как только можно жизнь прожить в этих платьях? И как только их тут носят?!

Зорий вздрогнул. Трогательное очарование взорвалось и исчезло — как мираж в пустыне перед умирающим от жажды. Сова? Свет факелов и камина развеял его последние сомнения.

А она уже садилась в высокое кресло, услужливо подвинутое Лорисом. Лорис откровенно потешался, отвешивая Сове галантные поклоны и легко перекидывая ее руку из одной своей ладони в другую. Сова изо всех сил подыгрывала, скромно опускала глаза, смущенно приподнимала вуаль, из-под которой с вызовом поглядывала на Дара, будто ей доставляло особое удовольствие создавать и рушить иллюзии.

Барон, видимо, уже не первый раз бывший свидетелем этого маскарада, улыбался:

— Сова, девочка моя, в платье, подобающем твоему полу и возрасту, ты настоящая красавица!

В ответ — ехидный смешок. Сова должна была лишь улыбнуться загадочной теплой улыбкой, но она не собиралась оправдывать чужих ожиданий, она словно насмехалась над мимолетной растерянностью Зория, и эта насмешка окончательно спугнула только что увиденный Даром образ. Образ чего-то болезненно важного, пронзительно знакомого, но ускользающего от понимания. Зорий поморщился, прогоняя раздражение, и посмотрел на опустевшую лестницу. Лестница уводила во тьму. В неизвестность.

Ужин затянулся. Зорий чувствовал себя лишним среди разговоров о жизни столицы. Барон, заметивший его неловкость, чтобы доставить удовольствие гостю, пригласил Дара просмотреть коллекцию холодного оружия. Зорий с радостью согласился, но и тут его настигло то же настроение, тон которому задала сегодняшним вечером Сова. Среди мечей и кинжалов, алебард и пик покоились на стене у барона два карабина и одна винтовка с оптическим прицелом. Все-таки фактория приторговывала оружием, пусть из-под полы, пусть в малых масштабах, но факт нарушения был налицо. Чуть подальше висел на крюке, вбитом с каменную кладку еще, наверно, при прадеде барона, бинокль ночного виденья. Барон, очевидно, гордился своей коллекцией, но, в отличие от большинства коллекционеров, не дрожал над каждым экспонатом. К удивлению Зория, хозяин решил сделать гостю подарок и предложил Дару самому его выбрать. Боясь обидеть хозяина и нарушить какой-нибудь неизвестный ему местный обычай, Дар послушно выбрал один из двух карабинов. Он был почти уверен, что его выбор раздосадует хозяина, но ошибся. Щедростью барона Зорию достались полусотни безгильзовых патронов.

Экскурсия по замку продолжалась. Поначалу Зорий воспринял ее как почетную, но скучную повинность гостя, но хозяин оказался талантливым рассказчиком. Последний мужчина в своем роду, он хранил память рода так, будто сам прожил все эти сотни лет, начиная с того дня, когда его предок выбрал место на горе под строительство замка. Впрочем, Дар быстро обнаружил секрет такой феноменальной памяти. Следующим помещением, куда привел его гостеприимный барон, оказалась библиотека. Она располагалась на вернем этаже донжона и занимала все помещение. При входе Дар с изумлением увидел две большие деревянные лохани, до краев наполненные водой. Хранители книг держали их на случай пожара. В центре комнаты на деревянном постаменте, покрытом богато расшитой тканью, располагалась летопись рода. Судя по огаркам свечей, ее часто читали. Рассказ барона о снятии осады с замка уже подходил к концу, и Дар попросил разрешения самостоятельно почитать летопись, чтобы не отвлекать барона от других гостей. Разрешение было милостиво дано. Барон церемонно удалился, оставив гостя наедине с пылью столетий.

На самом деле Зорий планировал в одиночестве беспрепятственно поискать выход на плоскую крышу донжона, откуда должны были отлично просматриваться окрестности. Но, испросив разрешения, он был вынужден отыграть роль почитателя летописания до конца, пока не затихли шаги барона, спускающегося вниз по винтовой лестнице. Поэтому он присел на деревянное кресло и даже перевернул несколько страниц, исписанных каллиграфическим почерком без признаков какой-либо индивидуальности. И тут его глаза наткнулись на совсем другой, отнюдь не каллиграфический, размашистый почерк, и он увидел знакомый алфавит.

Это были стихи. Дар пробежал глазами первые строки.

Он перевернул страницу и в конце текста наткнулся на знакомое имя: «Лаэрта Эвери», — гласила надпись и добавляла: «Перевод Лориса Лэвелля». Тогда он пододвинул стул, уселся поудобнее и принялся читать.

Дар отодвинул от себя фолиант. Он никогда не слышал, чтобы трансогенеты сочиняли стихи. Впрочем, мало ли чего он не слышал? Что ему вообще известно о природе трансогенетов? Короткий жизненный цикл, измененные гены, ненормальные свойства организма — все это биология. А психика? Психика трансогенета — тоже результат искусственного вмешательства. Ведь науке некогда ждать, когда трансогенетический организм разовьется в полноценную личность благодаря воспитанию и обучению. Для начала — он просто может столько не прожить. Науке же нужна взрослая особь: здесь и сейчас. Как там говорил профессор: «Отдельные свойства личности проявляются только в зрелом возрасте»? Нужны в том числе и половые клетки. И тогда применяются биоускорители: темпы роста скелета и мышечной массы возрастают в несколько раз, но с мозгом все обстоит гораздо сложнее. Можно, например, произвести взрослую собаку с сознанием трехмесячного щенка, но взрослого человека с мышлением годовалого ребенка? И чтобы мозг не отставал в умственном развитии, трансогенета подвергают систематическому нейрооблучению. То, что получается в итоге, — очень похоже на человека По крайней мере, его сознание и самосознание строятся по человеческим законам. Но это не делает трансогенетов полноценными людьми. Не зря закон лишает их дееспособности: кто может поручиться за содержимое такого сознания, за ложную память, за искусственную психику? Этому закону уже триста лет, и все равно находятся те, кто его нарушает. И большинство среди нарушителей — земляне. Головная боль. Взгляд обиженного ребенка на фотографии.