Мать попыталась и Магду вовлечь в число верующих. Мы не сердились, ведь дочка была еще мала, иконы воспринимала как обыкновенные картинки, теплящуюся лампадку — как средство для освещения (когда выключалось электричество, мы зажигали лампадку), а походы в церковь были для нее приятной и забавной прогулкой. Однако случилось так, что именно там, в церкви, проявилась полная непригодность Магды к религии. Для мамы это оказалось серьезным ударом — дитя совершило настоящее святотатство.

— В безбожной семье не может не родиться безбожник! — гневно бросила она нам в лицо и отстранила от себя провинившуюся девочку.

Что же произошло?

Пока Магда была маленькой, ее воспитанием занималась моя мама. Вполне естественно: большую часть своего времени она проводила дома, да и ребенок в таком возрасте, в общем-то, привязан к одному месту. Бабушка привила Магде многие привычки, в том числе и следующую — почувствовав, что ей нужно «по-большому», говорить: «У меня кучка».

Во время одной службы в божьем храме, в самый торжественный момент, когда все взоры устремлялись к распятию, у подножья которого священник вдохновенно бормотал свои молитвы, Магда звонким голоском выкрикнула:

— Бабуля, у меня кучка!

Полагаю, что далеко не все богомольцы поняли подлинное значение этого слова, но моя мать негодовала.

— Я сквозь землю была готова провалиться со стыда! — говорила она позже, описывая родственникам происшествие.

Второй подобный инцидент скандальным не назовешь, здесь даже допустимы скорее положительные толкования, но, тем не менее, с того момента мама перестала водить Магду в церковь.

Не знаю в точности, какая служба шла в храме — с религиозными обрядами я в подробностях не знаком. Но, насколько я понял, существует следующая процедура: церковный хор мощно и благозвучно ведет старинную песнь; священник вздымает вверх руки, а богомольцы падают на колени и смиренно склоняют головы. Бывает, что в такой момент наиболее экзальтированные простираются ниц на полу церкви. Все это не ускользнуло от внимания Магды. И вот как-то раз, когда служба вовсе того не требовала, Магда покинула свое место рядом с бабушкой, подобралась к алтарю и, объятая религиозным фанатизмом, рухнула ничком на его ступени. Под сводами храма разнесся взволнованный шепот — это верующие, каждый по-своему, толковали случившееся. Моя мать, бледная, как мученица с иконы, быстро подскочила к своей внучке, подняла ее с пола, погладила рукой, готовой отпустить оплеуху, и, сгорая со стыда, вне себя покинула божий храм.

Все эти поступки, да еще в самом раннем детстве, естественно, следует считать проявлением характера.

Позже, когда Магда подросла, пришло время посылать ее в школу. Я читал в ее глазах прежнее младенческое любопытство и интерес ко всему окружающему, но было в них уже и кое-что еще. Они словно говорили: «Вот как, значит, это и есть жизнь. Я ее узнаю. Ей не удастся от меня ускользнуть. Я покажу ей, что собой представляю я — человек!»

Магда была еще в первом классе, когда вдруг, умываясь над раковиной, принялась напевать какую-то мелодию. После того, как она утерлась полотенцем, я попросил ее спеть мне и слова песенки. Вот что я услышал:

Раздосадованный, я вскочил со стула и выплеснул свою ярость, обратившись к жене со следующей тирадой:

— О чем поет этот ребенок?! Что за глупости? Какие такие «газики» и «Белене»? Да, для преступников и врагов найдутся у нас и газики, и Белене! Разве виновны мы в том, что человечество пока не стало совершенным? И откуда ребенку известна эта песенка? Ты не заботишься о его воспитании.

— На улице услышала, — ответила жена. — Или в школе.

— В школе, папочка, — подтвердила Магда.

Спустя некоторое время я был приятно удивлен, услышав из уст Магды другую песню, созданную несколько лет тому назад по моему тексту. Ее передали по радио, а потом забыли, так что я вообще не ожидал, что снова ее услышу. И вдруг Магда ее запела:

А маму я запомнил с веником в руке. Может, у нее была мания чистоты, но скорее всего просто инстинкт, подобный инстинкту всех живых существ: воробей чистит перышки, кошка умывается лапкой, корова языком вылизывает теленка, заяц собирает в кучку свой помет. Купленный нами пылесос не сумел вытеснить веника; электрическая стиральная машина тоже частенько простаивала. Мама предпочитала мыло и корыто.

Из всех членов моей семьи самым интересным человеком была жена Татьяна. Мнё до сих пор кажется, что в ее сущность я так и не проник. При всей своей общительности, воспитании, приятности и веселости, она в то же время оставалась глубоко замкнутым в себе человеком. Словно было что-то, известное ей лучше, чем мне, но чем поделиться со мной она не желала. Я пытался угадать, что же это, но напрасно. Она ведь, по существу, ничего не скрывала, просто носила ответ в себе. Некое великое познание, величественную сдержанность, понимание вселенской красоты, всеобщего хода развития, неизбежности достижения поставленной цели. И готовность к любому самопожертвованию, лишь бы оно пошло на пользу людям. Да еще Татьяна была очень красива. Темно-зеленые глаза, изящные точеные щиколотки, стремительная походка, звонкий, как струна, голос. Одного присутствия Татьяны было достаточно, чтобы установилась спокойная атмосфера, предметы и явления обрели ясные контуры, все наполнилось смыслом и содержанием. Мир нашего дома был многообразен. Ворковали голуби, зевал кот. Робсон весело крутил хвостом, Магда готовила уроки, а из-под вишни во дворе доносился звучный смех моей жены, беседовавшей с подругами. Созерцая все это, я пребывал в уверенности, что по сути в том-то и состоит человеческое счастье, а все остальное — амбиции, социальные схватки, неудовлетворенные чаяния, планы на будущее, бывшие в действительности планами смерти, — лишь препятствует этому счастью, разрушает его.

Мои друзья утверждали, что у жены мужской характер. В это понятие они вкладывали то, что вряд ли понимали сами — у нее действительно был сильный характер. Все в моей семье были с характером. Чем я гордился даже больше, чем своими литературными успехами. Ибо кто-то — не помню кто — сказал мне:

— Человеческий характер — явление гораздо более редкое, чем талант.

Благодаря содействию Татьяны я хорошо организовал тот день. Давно я мечтал о таком празднике. То мне не хватало денег, то причиной оказывалось недостаточное распространение у нас необходимой техники, но, тем не менее, мысль о магнитофонной записи не выходила у меня из головы. Желание записать кое-что из остроумных реплик матери или дочери превратилось у меня в идею-фикс. Мне хотелось запечатлеть их особенные выражения, странные словечки, им присущие (особенно маме), вообще, зафиксировать на магнитной ленте целый полнометражный день.

Как только в страну была импортирована первая большая партия магнитофонов, мне удалось обзавестись нужными связями в сфере торговли и вложить в покупку заранее скопленные средства. Закупил я и необходимое количество магнитной ленты. Магнитофон поместил на письменном столе в своем кабинете, а рядом с ним — устройство, позволявшее подвести кабели к десятку спрятанных во всем доме микрофонов. Один был установлен под мойкой в кухне; там мама, моя посуду, часто болтала сама с собой. Другой висел на одной из балок погреба, куда мама носила объедки для кота. По одному я замаскировал в спальнях, а еще два — на обеденном столе. Упрятал я их весьма ловко: в большую пепельницу в форме широко раскрывшего рот карпа и среди роз, поставленных в большую вазу. Остальные микрофоны равномерно распределил по всем помещениям, так же скрытно, как уже перечисленные. Можно было начинать акцию.