Переход был тяжелый, без остановок. И все же они пришли вовремя, почти вовремя — целый корпус под командованием Линь Бяо. Правда, пришлось оставить всю технику, шли налегке, бежали рысцой. Двое бежали, один отдыхал в носилках. Сменялись каждые четыре часа. В носилках ели и спали, не прерывая похода. Бежали днем и ночью — рота за ротой, рота за ротой…

Войска мукденского советского гарнизона уже покидали площадь, проходя мимо дощатых трибун, затянутых красной материей. Уже выстроился сводный духовой оркестр, чтобы завершить парад Победы. В воздухе над трибунами шли строем тяжелые бомбардировщики, проносились истребители, заполняя сотрясающим гулом и небо и землю…

В этот момент на площади появились и пристроились к замыкающей колонне участников парада войска необычного вида. Тысячи усталых, запыленных, разношерстно одетых людей. Не все даже имели винтовки, многие шагали босые… Впереди на трофейной машине ехал командир. Перед трибуной машина остановилась, из нее вышел китаец в защитной форме. Это был Линь Бяо. Сопровождаемый начальником штаба, он поднялся на трибуну.

— Вверенные мне части прибыли для участия в параде Победы, — сказал Линь Бяо. — Китайская Народно-освободительная армия приветствует своих военных союзников…

Линь Бяо торжествующе глядел с трибуны на солдат своего корпуса. Они дружно вскидывали кулаки. «Вансуй!», «Вансуй!!» — кричали китайские солдаты, приветствуя русских боевых друзей и своего командующего, стоявшего в окружении советских военачальников.

В трехнедельных боях советские войска наголову разгромили Квантунскую армию. Только пленными японцы потеряли в Маньчжурии шестьсот тысяч солдат и офицеров. Среди них было сто пятьдесят генералов. Потери убитыми составили восемьдесят тысяч человек. Дорогой ценой расплатился японский народ за авантюризм гумбацу — оголтелой военной клики, которая из поколения в поколение проповедовала лозунг «Хакко Итио!» — весь мир под японской крышей. И может быть, впервые в истории Японии не подтвердилась самурайская пословица: «Как бы дорого ни стоил меч, он всегда окупит себя…»

Древние мечи и современное оружие были выбиты из рук самураев. На полях Маньчжурии советские войска захватили громадные военные трофеи. Кроме техники, уничтоженной в боях, взяли почти тысячу самолетов, тысячу двести орудий разных калибров, восемь тысяч минометов и пулеметов, триста тысяч винтовок, тысячи автомобилей, семьсот пятьдесят складов с боеприпасами, вооружением, продовольствием.

Не легко далась советскому народу эта победа — боевые потери в Маньчжурии составили двадцать две тысячи раненых и восемь тысяч убитых.

Но не только восстановлением государственных границ, не только военными трофеями и сотнями тысяч пленных солдат определялось величие победы Советской Армии в августовских боях на Востоке. Ликвидировав постоянно тлеющий очаг войны на Дальнем Востоке, выполнив свой интернациональный долг, Советская Армия создала благоприятные условия для освободительной борьбы народов азиатского континента, и прежде всего для освобождения трудового народа Китая. Создавались не только условия…

Все японское трофейное оружие — оснащение миллионной Квантунской армии — перешло безвозмездно в распоряжение китайской народной армии. Без этого оружия победа китайского народа была бы просто немыслима.

Прибыв в Мукден на парад Победы, Линь Бяо снова просил от имени Мао Цзэ-дуна помочь им оружием. На этот раз Линь Бяо просил передать японское оружие, захваченное в Северной Корее. Он с тревогой говорил, что гоминдановские войска Чан Кай-ши накапливают силы, вот-вот начнут большое наступление на Харбин. Если оно удастся, народная армия будет отрезана от промышленных центров Маньчжурии, от побережья с его портами, через которые идет снабжение из Советской России…

— Если так случится, — говорил Линь Бяо, — мы долго не выдержим. Людей у нас достаточно, но не хватает оружия… Вся надежда на великого нашего друга, на Советский Союз.

Через несколько дней из Кореи пошли эшелоны с оружием. Линь Бяо растроганно благодарил за оказанную помощь.

— Мы никогда, никогда не забудем вашей братской поддержки! Десять тысяч лет жизни нашим советским друзьям! — непрестанно восклицал он и пожимал всем руки.

Потом в Дайрен и Порт-Артур приезжали его заместитель Сяо Цзин-гун, начальник штаба Лю Я-лоу. Оба рассыпались в похвалах «великому другу», выражали любовь и преданность, клялись в вечной дружбе и просили, просили, просили… Просили магистральные паровозы, которых не хватало, просили создать ремонтные военные мастерские, просили оружие, боеприпасы и тревожно спрашивали — верны ли слухи, что американский флот хочет перебросить на север, в тыл Народно-освободительной армии, гоминдановские войска.

Намерения американцев полностью соответствовали доходившим слухам. Корабли Седьмого американского флота постоянно курсировали в Желтом море. В октябре посты береговой обороны доложили о появлении американских кораблей в прибрежных водах близ Порт-Артура и Дайрена. Эскадру запросили по радио — куда и с какой целью направляются корабли. Ответил командующий эскадрой вице-адмирал Сеттл: идут в порт Дайрен для важных переговоров с советским командованием.

Но эскадру никто не приглашал! Вице-адмиралу вежливо передали: в порт не заходить, кораблям остановиться на траверзе острова Дашаньдао вблизи Дайрена. А на батареях береговой обороны сыграли боевую тревогу…

Корабли эскадры встали на внешнем рейде. В морской бинокль было видно, как от флагмана отвалила вскоре моторная шлюпка и пошла к берегу.

На борту ее был адъютант командующего эскадрой капитан-лейтенант Щербаков — американец из русских белоэмигрантов. Он прибыл с личным поручением Сеттла к коменданту Дайрена генерал-лейтенанту Козлову. Сеттл настаивал на том, чтобы его кораблям разрешили войти в порт, — вице-адмиралу надо поговорить с советским командованием… Генерал возразил: он не вправе давать такое разрешение. Что касается переговоров, генерал-лейтенант сам готов прибыть на американский крейсер с визитом вежливости. Он добавил, что будет рад приветствовать американского союзника, заодно они без посредников обсудят все вопросы, которые интересуют вице-адмирала Сеттла.

Все дипломатические каноны были соблюдены. Генерал-лейтенант в сопровождении переводчика, одетый в парадный китель, при всех орденах, едва умещавшихся на груди, прибыл на американский крейсер. Обменялись любезностями, поздравили друг друга с победой. По этому поводу Сеттл достал из секретера бутылку виски, отвинтил пробку и сам разлил по стаканам. После этого вице-адмирал приступил к деловому разговору.

— Мой генерал, — сказал Сеттл, — мы оба люди военные. Приказ для нас превыше всего.

— Я с вами согласен, адмирал…

— Командующий Седьмым флотом приказал моей эскадре провести рекогносцировку в порту Дайрен, чтобы определить действия, которые нам надлежит выполнить, — вице-адмирал Сеттл изъяснялся четко и осторожно, он был предельно корректен.

— О каких действиях вы говорите, адмирал? — спросил Козлов.

— Эти действия не затрагивают интересов наших двух стран… Дело касается третьего союзника — маршала Чан Кай-ши. По его просьбе Седьмой флот Соединенных Штатов должен перевезти из Шанхая в Маньчжурию несколько китайских армий, чтобы навести порядок, прекратить междоусобную войну. Порт Дайрен единственный в Южной Маньчжурии пригодный для этого. Надеюсь, вы согласны, мой генерал?

— Нет, не согласен, — спокойно и решительно возразил комендант Дайренского порта. — Это исключено. Надеюсь, вам известно, адмирал, что по договору Дайрен входит в арендованную зону, которая управляется советско-китайской комиссией. Только она может разрешить военным кораблям заходить в порт. Такого согласия комиссии я не имею.

— Ну, а если без согласия? — нервно произнес Сеттл. — Если я сам прикажу кораблям…

— В таком случае, мы люди военные, я должен буду отдать приказ не допускать корабли в порт…

— Хорошо, я запрошу своего командующего, как быть дальше, — как бы смирившись, бросил Сеттл, — останусь пока на рейде…