Майзингер с возмущением рассказал Отту о новой выдумке японских контрразведчиков и все же послал запрос в гестапо.
Наступали рождественские праздники. В немецком посольстве встречали их скучно, как бывает, когда в доме лежит тяжелобольной. В сочельник вся колония немецкого посольства собралась у сияющей огнями нарядной елки, Эйген Отт произнес несколько проникновенных слов о вифлиемской звезде, о рождении Спасителя. Генерал говорил, как проповедник, начал с того, что здесь, у рождественской елки, всем недостает Рихарда Зорге. Но он верит, что мученья Рихарда скоро кончатся, он выйдет из японской тюрьмы.
Через какое-то время полковник Майзингер, не веря глазам своим, прочитал телеграмму из Берлина, в которой начальник гестапо Мюллер сообщал, что все сведения, касающиеся Рихарда Зорге, присланные для проверки из Токио, полностью подтверждены материалами полицейских архивов…
Майзингер стал понимать, как его одурачил Зорге. Теперь он всюду начал кричать, что все, кроме него, проворонили советского разведчика-коммуниста. Он стал добиваться, чтобы кемпейтай передала Зорге в руки гестапо.
История с арестом доктора Зорге и его группы, несомненно, подорвала репутацию Эйгена Отта, но он еще в продолжение двух лет оставался германским послом в Японии.
Берлин все надеялся вовлечь своего восточного союзника в войну с Советской Россией, и это находило благожелательный отклик в военных кругах империи. В марте сорок второго года Риббентроп направил в Токио свои указания, которые теперь, после ареста Зорге, оставались нераскрытой тайной.
«В этом году, — писал Риббентроп послу Отту, — Германия непременно поставит Россию в такое положение, что она перестанет быть решающим фактором в происходящей войне. Вслед за этим мы намерены продвинуться на Ближний Восток, чтобы встретиться с Японией на берегах Индийского океана…»
Риббентроп намекал на предстоящее большое наступление германских войск на юге России с выходом к берегам Волги под Сталинградом, с оккупацией Кавказа, которая позволит начать поход в Индию.
«Державы оси, — продолжал Риббентроп, — должны в этом году предпринять дальнейшие смелые наступательные операции, чтобы как можно быстрее закончить войну с наименьшими потерями… Японский флот должен выйти в Индийский океан и установить базы на Мадагаскаре. Я считаю, что поход японской армии против Владивостока, а затем в направлении Байкала имеет первостепенное значение.
Посол Осима согласен с моим мнением и обещает сделать все возможное, чтобы убедить правительство Японии напасть на Владивосток и Восточную Сибирь в этом году. Он сказал: «Сейчас самый удобный момент, чтобы нанести удар по России. Японская армия всегда считала, что такие действия необходимы. Несмотря на то, что мы ведем широкие наступательные действия на юге, я, Осима, высказываюсь за наступление на Россию. Это решит судьбу Японии».
Сообщаю вам все это для того, чтобы вы учли нашу сточку зрения в беседах с влиятельными руководящими деятелями Японии».
Вскоре посол Отт имел возможность проинформировать Берлин о настроениях в Токио:
«Судя по конфиденциальным данным, в Маньчжурии продолжается подготовка к нападению на Россию. Здешние влиятельные круги придерживаются того мнения, что после успешного завершения кампании на юге Япония повернет против России и захватит Владивосток, Приморье и Северный Сахалин.
Вторжение в пределы Советского Союза здесь считают делом решенным. Институт тотальной войны, учрежденный императором еще в сороковом году, разработал план оккупации советских территорий на Дальнем Востоке. По этому плану в сферу сопроцветания Восточной Азии войдут Приморье, Забайкалье и Внешняя Монголия. Сибирская железная дорога будет поставлена под совместный контроль Германии и Японии. Причем линия разграничения между ними будет проходить в Омске. Намечены также меры по предотвращению концентрации в Сибири славян, изгоняемых из европейской части России.
Вступление Японии в войну во многом ставит в зависимость от успеха германских войск на Кавказе и под Сталинградом».
В минувшем году для японской военщины сигналом к наступлению на Россию должно было стать падение Москвы. Москву отстояли. Теперь таким сигналом должен был стать город Сталинград. Последователи Кондо — движения по императорскому пути — ни при каких обстоятельствах не оставляли мысли о присоединении к империи советского Дальнего Востока.
Прокурор и следователи с нетерпением ждали, когда Зорге закончит свои письменные показания. А Зорге не торопился, он работал медленно и писал только о том, что не могло иметь никакого оперативного значения для работы Центра.
Свою исповедь он закончил строками:
«Главная моя цель заключалась в том, чтобы защищать социалистическое государство, чтобы оборонять СССР, отводя от него различного рода антисоветские политические махинации, а также угрозу военного нападения.
Советский Союз не желает политических конфликтов или военных столкновений с другими странами. Нет у него также намерения совершать агрессию против Японии. Поэтому я и моя группа приехали в Японию вовсе не как враги Японии. К нам никак не относится тот смысл, который вкладывается в обычное понятие «шпион». Лица, ставшие шпионами таких стран, как Англия или Соединенные Штаты, выискивают слабые места Японии с точки зрения политики, экономики или военного дела и направляют против них удары. Мы же, собирая информацию в Японии, исходили отнюдь не из таких замыслов… Центр инструктировал нас в том смысле, что мы своей деятельностью должны стремиться отвести возможность войны между Японией и СССР. И я, находясь в Японии и посвятив себя разведывательной деятельности, с начала и до конца твердо придерживался этого указания.
Основным источником информации для меня было германское посольство в Токио. Информация предоставлялась мне добровольно. Для того чтобы получить ее, я не применял никаких действий, которые могли бы быть наказуемы. Я никогда не прибегал к угрозам или насилию…»
Это была линия защиты Рихарда Зорге. Он, как артиллерийский разведчик, стремился теперь принять огонь на себя, отвести удар от товарищей. Иначе Зорге и не мог поступить. Боец-интернационалист Рихард Зорге, человек высокого гражданского, партийного долга, исповедовал чувство товарищества, братства людей, объединенных одной благородной, гуманной идеей. Эта идейность придавала уверенность, стойкость и в его последней борьбе, когда все уже было совершено и оставалось до конца сохранить свою честь и достоинство. Мало быть героем при жизни, нужно не запятнать себя мимолетной слабостью перед смертью, нужно уйти из жизни с поднятой головой… Так и хотел поступить Рихард Зорге, подготовленный к честной смерти всей своей героической жизнью.
Следователи, государственный прокурор получили наконец письменные «показания» Рихарда Зорге. Но это было совсем не то, чего они ожидали. Вместо показаний по делу в их руках были воспоминания, размышления, завещание человека, излагавшего историю своей жизни.
И вновь начались долгие, изнуряющие допросы. Теперь следователи располагали основной уликой против организации Рамзая — папкой расшифрованных донесений, которые организация посылала в Центр в продолжение многих лет. Получалось, что лишь за последние три года в эфир ушло 65 420 пятизначных групп. Это 327 тысяч цифр! Следователи по делу группы Рамзая скрупулезно подсчитали все по годам. Получалось, что в 1939 году тайный передатчик Рамзая послал в эфир 23 139 цифровых групп, шифровавших секретные донесения Зорге. В сороковом году радист Клаузен работал еще интенсивнее, передав в Центр 29 179 цифровых групп. В следующий год их было меньше — всего тринадцать тысяч, но следователи установили, что объем информации и ее значимость не уменьшились, скорее наоборот.
— Вы признаете эти цифры? — спросил следователь на допросе.
— У меня не было времени заниматься такими подсчетами, — ответил Зорге. — Но я думаю, что, если никто другой не передавал сообщений из Японии на нашей волне, вероятно, это так. Только полагаю, что это далеко не все.
