— Говорю вам, вся жизнь сплошь состоит из неудобств. Разве нет? И все же жизнь интересная штука, — философствовал Луиджи.

Его дочь вскоре должна была родить своего первого ребенка, хотя при этом у нее были нелады с мужем. Но Луиджи не сомневался, что все наладится.

— Ее волнует только одно — как бы родить на свет малыша, — сообщил Луиджи.

Рэй уговорил Луиджи представить его синьору Кьярди под вымышленным именем. Луиджи, правда, придерживался другого мнения, считая, что необходимо рассказать Паоло правду, объяснив ему тем самым смысл укрывательства. Но Рэй заявил, что чем меньше людей будет посвящено в эту историю, тем меньше будет вероятности кому-то из них проболтаться. Луиджи в конце концов уступил, согласившись представить его синьору Кьярди как Джона Уилсона.

— Если я дам вам чековую книжку туриста, вы сможете где-нибудь воспользоваться ею без предоставления паспорта? — спросил Рэй — ему почему-то казалось, что Луиджи может знать кого-нибудь и по этой части.

— Да, смогу. Только он возьмет немного за труды. Процентов пять.

Рэй подписал два чека на сто долларов каждый.

— Сможете такую большую сумму? Я и за сотню был бы вам благодарен.

— Двести долларов? — Луиджи вытаращил глаза, но сумма все же была не астрономическая, поэтому он уверенно кивнул.

— Сможете сделать это сегодня? — спросил Рэй, когда они продолжили путь.

— Постараюсь. Во всяком случае, завтра уж точно.

— Отлично. И вам тоже пять процентов.

— Ну что вы! — улыбнулся довольный Луиджи.

— Нет, нет, ведь вы оказываете мне услугу.

— Я принесу деньги завтра к Паоло. А если никого не будет, передам в конверте через Жюстину.

— Кто это — Жюстина?

— Кухарка Паоло.

— А еще было бы лучше, — проговорил Рэй, когда они подошли к красному кирпичному дому, в котором, по словам Луиджи, жил синьор Кьярди, — чтобы синьор Кьярди не думал, что у меня при себе много денег. — Рэю было неприятно произносить это, но он чувствовал бы себя в большей безопасности, если хозяин не будет знать о его деньгах.

— Si, d'accordo [13], — кивнул Луиджи.

— Но я бы заплатил за обогреватель в моей комнате — я только что был сильно болен и еще не вполне выздоровел.

— Si, capisco [14].

Луиджи потянул за кольцо в стене, в доме раздался звонок, и вскоре на пороге появился улыбающийся коротышка в свитере и стареньком костюме.

— Ah, Luigi! Come va? [15]— Он бросился обнимать Луиджи.

Луиджи представил друг другу синьора Джона Уилсона и синьора Паоло Кьярди и сразу же перешел к делу, заведя разговор о комнате.

— На несколько дней, ну, может быть, на пару недель, — сказал он.

Синьор Кьярди любезно провел Рэя и Луиджи по неопрятному внутреннему дворику в дом, в котором хотя и было холодно, зато имелась каменная лестница и прекрасная массивная мебель. Рэю предложили на выбор две комнаты, и он выбрал меньшую, надеясь, что ее легче будет прогреть. Они договорились, что Рэй будет платить за комнату пятьсот лир в день и отдельно за дрова. Вдобавок к небольшому камину в комнате имелась красная кафельная печурка. Туалет находился на террасе, ванная — ниже этажом. Под окном располагался садик, и одна виноградная лоза вилась прямо над окном Рэя. Жильем он остался доволен, уплатив за неделю вперед, после чего синьор Кьярди позвал худенькую женщину-прислугу лет шестидесяти, чтобы та растопила печку в комнате синьора Уилсона.

— Пойдемте выпьем с нами по стаканчику вина, — предложил синьор Кьярди Рэю.

Они спустились в огромную кухню, и синьор Кьярди налил из большой оплетенной бутыли три стакана вина. Как следовало из рассказа Луиджи, синьор Кьярди занимался оптовой продажей рыболовецких снастей и имел на Фондамента Нуове свой магазин, однако по большей части находился дома. Луиджи, как они и уговорились с Рэем, рассказал синьору Кьярди, что синьор Уилсон вчера утром подошел к нему на улице и спросил, нельзя ли где-нибудь снять комнату в, как он выразился, «настоящей Венеции». Синьор Кьярди явно был доволен гостем, щедро платившим за постой, и совсем не интересовался им лично, за что Рэй был ему благодарен.

— С тех пор как жена моя умерла, дом стоит пустой, — сказал синьор Кьярди. — А детей у меня нет. — Он с грустной улыбкой пожал плечами. — А у вас, синьор, есть дети?

— Я не женат, — ответил Рэй. — Может быть, когда-нибудь…

— Sicuro, — кивнул синьор Кьярди, расправляя свитер на круглом животе — он носил два свитера.

Рэй попросил ключ и сразу же получил его. Луиджи и синьор Кьярди разговорились о рыболовных снастях, Рэю этот разговор был непонятен, и он, извинившись, сказал, что хочет подняться к себе.

— Синьор Уилсон только что переболел гриппом, — многозначительно пояснил Луиджи. — Ему, наверное, хочется отдохнуть.

Хозяин не обижался. Рэй пообещал зайти завтра к Луиджи или прислать весточку и удалился в свою комнату.

В натопленной комнате Рэй почувствовал себя уютно. Открыв чемодан, он понял, что повесить в шкаф нечего, кроме пальто, которое он пристроил на крючок возле двери. Поддавшись овладевшей им усталости, умиротворенный атмосферой только что обретенного крова, он надел пижаму и лег в постель. Последнее, что он увидел перед тем, как уснуть, — это была вьющаяся за окном мощная, узловатая плеть виноградной лозы толщиною в его руку.

Он проспал больше часа. Дом был погружен в безмолвие, когда он проснулся. Рэй полежал некоторое время в теплой постели, подложив руки под голову, и к нему снова вернулись мысли о Коулмэне. Проблема не была решена. Конечно, можно позвонить Коулмэну и сказать, что он, Рэй, собирается сообщить в полиции, что упал в канал, например возле «Сегузо», и на несколько дней потерял память. Рэй улыбнулся. Интересно, поверят ему? Одно дело страдать от амнезии пару дней, а потом очнуться и все вспомнить, но страдать отсутствием памяти такое долгое время и при этом пользоваться своей анонимностью — это уже выглядит как-то странно. Но в конце концов, это дело полиции — верить или не верить. Рэй усмехнулся. Во всяком случае, он мог бы уверить Коулмэна, что собирается наплести в полиции какую-нибудь невинную историю, — это освободило бы Коулмэна от страха, ведь он наверняка боится, что Рэй расскажет правду. С другой стороны, Коулмэн, напротив, может вообще не беспокоиться, что Рэй скажет в полиции, как это было после первой неудавшейся попытки в Риме. Наоборот, он держался высокомерно и еще более враждебно, когда они увиделись в Венеции. И все же Коулмэн теперь знает, что Рэй скрывается намеренно и, быть может, что-то замыслил против него. Нет, Коулмэн наверняка сейчас обеспокоен. Рэю показалось, что он все-таки стушевался, когда увидел его недавно в баре «Гарри».

В общем, факт оставался фактом — он не сможет предпринять никаких шагов, пока не даст понять Коулмэну, что никому не намерен рассказывать правду. Можно написать Коулмэну письмо — тогда уж Инес точно не сможет подслушать их разговор или узнать, Что он звонил.

Но тут Рэй начал понимать, что злость Коулмэна, скорее всего, только усилилась, поглотив все остальные чувства. Поддавшись этой злости, Коулмэн наверняка рискнул бы жизнью или свободой, согласившись сесть в тюрьму. Так часто бывает, когда людьми движет любовь, а Коулмэн руководствовался ненавистью.

Рэй так и не смог прийти ни к какому решению. В постели ему лежать надоело, и он встал. Одеваясь, он подумал, что все-таки нужно написать Коулмэну, и решил не откладывать это в долгий ящик. Достав из чемодана купленные еще раньше бумагу и конверты, он расположился за плетеным столиком, подложив под листок газету.

« 19 ноября 19…г.

Дорогой Эд, — с трудом начал Рэй — ему было противно называть Коулмэна по имени. — Я подумал, Вам станет легче, если Вы узнаете, что я не имею ни малейшего намерения сообщать полиции или кому бы то ни было правду о том, что произошло той ночью. Поэтому и решил Вам написать.