Он видел, как она, пританцовывая, движется по комнате, напевая себе под нос. Вот она остановилась и оглядела контору. Взгляд ее устремился мимо Бруннера, словно тот был неодушевленным предметом, так сказать, арифмометром. Взор ее зажегся, когда она увидела то, что искала.

Она направилась через комнату, воплощение порока, приближаясь к нему все ближе и покачивая ароматными грудями. Бруннер затаил дыхание, но она уже проследовала мимо без единого слова. Остановившись перед водоохладителем, она нашла бумажный стаканчик, наполнила его и выпила воду с явным наслаждением. Бросив стаканчик в корзинку для мусора, она снова прошла мимо Бруннера, совершенно не замечая его, к дивану, сунула ноги в туфельки, подняла платье и, не переставая мурлыкать, натянула его.

Через пару минут она покинула комнату.

А Бруннер остался. С чем? С крошечным влажным пятном на ширинке и горьким чувством презрения со стороны людей, заполняющих его мысли и подстегивающих его желания. Эти девушки, эта настоящая жизнь там, за дверью — все это для настоящих людей, ярких личностей, добившихся успеха, хозяев. Он был совершенным ничтожеством. Нулем. И это было несправедливо, потому что внутри у него бурлило убеждение, что он — личность и личность по-настоящему интересная, хотя те, что на той стороне, не обращают на него внимания. Он был личностью заслуживающей кое-чего лучшего.

С горечью он снова взялся за работу, и прошел почти час, прежде чем он смог закрыть бухгалтерские книги.

Было уже слишком поздно, чтобы обедать дома. Вообще-то утром он сказал Тельме, чтобы его не ждали, если он не вернется до семи тридцати. Должно быть, Тельма и ее старшая сестра Мэй, живущая с ними, уже отобедали. Лео решил позвонить жене и сказать, что он перехватит сэндвич в закусочной и затем вернется домой.

Бруннер набрал домашний номер. К несчастью, ответила его золовка. Это означало, что ему придется выслушать стандартный набор слов, которым она пользовалась, когда он работал в «Дне Рождения». Сейчас она поддразнит его насчет «тяжелой работы», когда мужчина вынужден находиться весь день среди нагих дам и называет это «работой».

Подавив стон, он откинулся на стуле, позволяя Мэй завести свою шарманку. Выслушав ее, он попросил позвать к телефону Тельму.

— Это ты, Лео? — заговорила жена. — Где ты находишься? Ты знаешь сколько времени?

— Я все еще в клубе. Как раз кончаю. Вы уже обедали?

— Еще бы. Не менее часа назад.

— Тогда я перекушу сэндвичем за пару кварталов отсюда.

— Следи за тем, что ешь в городе, Лео.

— Да-да, конечно. Я буду дома примерно через час. Ты хотела бы пойти сегодня в кино? В Калвер-Сити идет что-то хорошее.

— Спасибо за заботу, Лео, но только не сегодня. Если бы ты чувствовал себя так же, как я, ты заполз бы в постель, чтобы спокойно умереть.

Он привык к этому:

— Ты приболела? Что-нибудь случилось?

— Снова артрит. Болят плечи, болит спина. Он убивает меня весь день. Сегодня вечером я даже не буду мыть волосы. Отправлюсь в постель, чтобы отдохнуть. Если хочешь сходить в кино, Лео, иди. Я не возражаю.

— Подумаю. Я не задержусь допоздна, Тельма.

— Когда ты вернешься, я буду спать, если повезет и сумею заснуть.

— Спокойной ночи, Тельма.

Он опустил трубку на рычаг и замер на месте. Он не был голоден и ничуть не хотел есть. Может, остановиться на кино. Хоть какой-то уход от действительности.

Бруннер потянулся за сложенной газетой, лежащей на столе. Открыв ее на странице «развлечения», он пробежал все объявления. Вдруг взгляд его наткнулся на большой, окруженный звездой, заголовок: СЕГОДНЯ ВЕЧЕРОМ БЛЕСТЯЩАЯ ПРЕМЬЕРА! ПРИСУТСТВУЕТ САМА ШЭРОН ФИЛДС!

Лео Бруннер выпрямился, пристально глядя на фото полуодетой Шэрон Филдс в томной позе.

Мысли его вернулись к замечательному приключению вчерашнего вечера в кегельбане Санта-Моники. Тот странный юноша, уверявший, будто они могут познакомиться с Шэрон Филдс и даже… но этот юноша, по-видимому, явный психопат.

Лео Бруннер снова уставился на объявление.

Он никогда еще не посещал премьеры. Никогда не видел живую Шэрон Филдс. Если три девушки, только что побывавшие в конторе, оказались сексуально возбуждающими, можно было представить себе, что Шэрон Филдс возбуждает в сотни раз сильнее.

Он погряз в жалости к себе и испытывал депрессию. Вот событие, блестящее и доступное публике. Вот возможность посмотреть на самую желанную женщину на свете. Посещение подобного события и наслаждение образом такой женщины может обогатить унылую жизнь и скрасить даже самый несчастливый день.

Лео Бруннер решился. Вечер только начался. В конце концов, в кино сходить вовсе не поздно.

В этот же вторник, в семь двадцать вечера, Адам Мэлон, стоя на коленях среди картонок с кошачьей пищей в предпоследнем ряду «Несравненного супермаркета» на Олимпик-бульваре, то и дело бросал взгляды на настенные часы, желая во что бы то ни стало успеть на премьеру.

С тех пор как он устроился рабочим на неполный день (остальное время посвящалось сочинительству), его рабочие часы стали довольно-таки растяжимыми. Вчера он предупредил управляющего складом, что закончит ровно в семь тридцать, и тот, ворча, согласился.

Сейчас Мэлону оставалось только десять минут, чтобы промаркировать банки и сложить их. Вот он быстро взрезает крышки последних четырех коробок, затем, поглядывая на список новых оптовых цен, выбирает подходящие резиновые штампы и начинает отштамповывать цены на крышках жестянок с красной рыбой, гусиными потрохами, побочными мясными продуктами, печенью.

Через восемь минут он отштамповал все банки и уложил их на надлежащую полку.

Теперь нужно спешить. Убрав пустые коробки, он прошел в служебную комнату позади отдела импортных деликатесов. Сняв замусоленный передник, он прошел в ванную комнату. Смочив волосы водой, он тщательно вымыл лицо и руки, а затем осторожно зачесал назад волнистые темно-каштановые волосы. Вытерев лицо и руки насухо полотенцем, Адам внимательно посмотрелся в зеркало.

В подобных редких случаях Мэлон всегда прихорашивался, будто мог случайно встретить Шэрон Филдс. Если это произойдет, он должен выглядеть наилучшим образом. Отражение в зеркале показало ему то, что увидит Шэрон: густая грива волос, широкий лоб мыслителя, ласковые карие глаза, прямой нос, приятный рот, волевой, чуть попорченный непрошеными прыщами подбородок и могучая шея с торчащим кадыком. Вдобавок, он казался выше своих пяти футов десяти дюймов, потому что был стройным.

Удовлетворенный осмотром, Мэлон поддернул синие шерстяные брюки, снял с вешалки вельветовый пиджак и быстро прошел через склад и автоматические стеклянные двери на стоянку.

Он попытался вспомнить, где оставил свою подержанную иномарку-малолитражку, зеленый «МГ», затем заметил ее в третьем ряду, прямо перед собой.

Когда он шел к машине, сбоку прогудел автомобильный сигнал и послышался женский голос: «Эй, Адам!»

Он замедлил шаг, пытаясь определить, кто его зовет, и увидел девушку, машущую ему из водительского окошка «фольксвагена». Свернув к ней, он увидел, что это Плам, простая, восторженная девушка, постоянная покупательница в его супермаркете. Они часто разговаривали, когда она делала покупки в магазине. Плам работала кассиршей в ближайшем банке. Он подозревал, что ей за тридцать. Она жила одна, и Мэлон знал, что она втрескалась в него. Ей нравились его величественные манеры и изощренный ум. Раньше она никогда не встречала писателей, и ее заворожила возможность познакомиться, наконец, с одним из них. Несколько раз она намекала, что неплохо бы встретиться у нее на квартире за ужином с выпивкой, но он ни разу не купился на это. Он был уверен, что смог бы без труда переспать с ней, но почему-то его не вдохновляла эта возможность.

— Привет, Плам, — поздоровался он, подойдя к машине. — Как дела?

— Если по-честному, я поджидаю тебя уже пятнадцать минут. Посыльный сказал, что ты заканчиваешь работу. Я объясню в чем дело. Надеюсь, ты не примешь меня за нахалку…