— Моя привязанность так же, как и уважение, уже давно принадлежат вам.

— Я хочу вылечить эту больную не из одного человеколюбия и любви к науке, — продолжал Этьен, — я имею или, по крайней мере, думаю, что имею, личный интерес. Если я достигну цели, если я вылечу ее, то поступлю согласно моей совести, хотя бы мне пришлось бороться со всей администрацией и потерять место. Когда я сделаю доклад, что Эстер Дерие выздоровела, она должна будет оставить сумасшедший дом. Мы узнаем ее преследователей, и, если они выставят какую-нибудь причину, чтобы продолжать держать ее в заключении, я выступлю против них.

— И я буду помогать вам! — воскликнул Ренар.

Молодые люди пожали друг другу руки, и Этьен отправился в Париж.

«Я хотел бы поговорить с Рене о том, что происходит в Шарантоне, — думал он по дороге, — но не решаюсь. Он может подумать, что я хочу во что бы то ни стало проникнуть в его тайну. Поэтому лучше подождать».

Поспешно позавтракав дома, Этьен отправился в Монтрейль. В течение недели он уже три раза отправлялся в эту сторону. Расспрашивая без конца и рискуя прослыть за полицейского агента, он продолжал надеяться, что какое-нибудь неожиданное происшествие наведет его на след Берты в Берси, в Винсене, в Сен-Манде, которые он осматривал ранее, но не добился никаких результатов. Он сам не знал, почему в третий раз возвращался в Монтрейль и полагался на случай.

Рене Мулен в тот самый день приехал в деревню Берси. Он прошел через заставу и пошел по набережной Рапе, которая почти вся была завалена бревнами и досками. Эти бревна подходили по Сене к набережной Рапе, где их выкатывали на берег. Грузчики с голыми ногами, по пояс в воде, с топорами в руках, разрубали связывавшие бревна веревки, а другие переносили их на набережную, где складывали в кучи.

С утра до вечера по набережной ходьба и говор не прекращались.

Рене Мулен шел, не обращая ни на что внимания. Он достиг того места, где найден был фиакр Пьера Лорио, против номера 40, занятого дровяным двором одного из главных торговцев квартала.

«Они сюда привели фиакр… — повторял про себя Рене. — Откуда могли они ехать?»

Между тем внизу рабочие разбирали новый транспорт леса. Один из них разрубал связывавшую плот веревку. Вдруг он прекратил свою работу и, наклонившись, опустил руку в воду, чтобы схватить какую-то вещь, снизу зацепившуюся за бревно.

— Э! Э! — крикнул он. — Утопленник!…

На набережной сейчас же собралась толпа.

— Твое счастье, — сказал один из толпы, — ты заработал двадцать пять франков.

— Кажется, что у него нет руки, — продолжал нашедший. — В рукаве пусто.

И среди громкого смеха зрителей он вытащил из Сены большое пальто светло-коричневого цвета с медными позеленевшими пуговицами.

Услышав разговор об утопленнике, Рене спустился к воде и замешался в толпу любопытных. При виде кучерского костюма он удивился.

«Негодяи оставили фиакр Пьера Лорио в десяти шагах отсюда, — подумал он. — Один из них должен был бросить в реку свой костюм».

— Богатая находка, — продолжал рабочий. — Честное слово! Сукно отличное! Послушай, Пепино, я продам тебе это пальто, ты сделаешь себе праздничный костюм.

— Сколько хочешь?

— Два литра водки.

— Один.

— Идет за один. Но прежде чем передать тебе находку, я хочу посмотреть, нет ли чего в карманах.

Он осмотрел задний карман.

— Ничего. Посмотрим-ка, что в боковом. А, тут что-то есть. И он вынул смятый клочок бумаги весьма печального вида.

— Билет в тысячу франков! — крикнули два или три голоса.

— Нет, простая бумажка.

— Может быть, прежде чем утопиться, покойник положил себе в карман адрес, — сказал кто-то из любопытных. — Посмотри, не написано ли там чего-нибудь.

Рабочий с трудом развернул бумажку, слипшуюся от воды.

Рене с большим любопытством следил за этой сценой.

— Тут что-то написано, — прошептал рабочий.

— Можете прочесть? — спросил Рене.

— Это будет нелегко. Вы понимаете, что вода размыла чернила и тут одна грязь. Но все-таки мне кажется, что, постаравшись, можно было бы разобрать что-нибудь.

— Постарайтесь.

— Поднесете мне стаканчик?!

— Все, что угодно.

— Вы добрый малый. Я сделаю все, чтобы доставить вам удовольствие.

Затем рабочий, читая по складам, проговорил следующее: «Следуйте за этим кучером, он прислан от Рене Мулена, и не удивляйтесь ничему».

Услышав свое имя, Рене вздрогнул.

— Я покупаю у вас записку и пальто, — сказал он.

— Вы?

— Да, я.

— А! Так вы, верно, знаете господина, о котором тут говорится?

— Это мой друг; и записка наводит меня на след мошенничества.

— В таком случае, понимаю. Сколько вы даете?

— Двадцать франков.

— С большим удовольствием. Вот вам вещи.

— Вот деньги.

Рене положил мокрое пальто на левую руку, взял записку, дал золотую монету и поднялся на набережную, тогда как восхищенный рабочий вел своих товарищей в соседний кабак, чтобы отпраздновать счастливую находку.

«Я не ошибся, — думал механик. — Это пальто негодяя, который правил фиакром. Он передал записку Берте, чтобы внушить ей доверие, и затем взял обратно».

Он остановился, снова развернул записку и внимательно осмотрел ее.

— Мне кажется, что я где-то видел этот почерк… — сказал он. — Да, я припоминаю. Он удивительно похож на почерк бумаги, положенной вместо письма, украденного у меня на Королевской площади. Одни и те же люди действуют там и тут. Но кто они?… Одного я уже знаю, это сообщник Клодии, Фредерик Берар. Но где найти его? Жан Жеди знает, где, и мог бы сказать мне… Но где найти Жана Жеди?…

Он говорил почти вслух и размахивал руками так, что прохожие с удивлением глядели на него, принимая за сумасшедшего.

Мало-помалу он успокоился и отправился на улицу Кювье, к Этьену Лорио.

Служанка доктора, открыв дверь, приняла его как друга дома.

— Э! Господин Мулен, — сказала она, увидев у него мокрое пальто. — Вы упали в воду?

— За эту штуку я заплатил двадцать франков, чтобы иметь удовольствие показать ее вашему барину.

— Двадцать франков! За эту старую мокрую тряпку?… Вас обманули, господин Мулен; она не стоит больше ста су.

— Я дал бы за нее два золотых и даже больше, если бы было нужно. Дома ли доктор?

— Нет, но он, верно, придет обедать.

— Хорошо, так я снова приду. Сделайте одолжение, развесьте это пальто, чтобы оно немного просохло.

— Я повешу его у окна на кухне.

— Хорошо; но постойте, я, в свою очередь, осмотрю карманы.

Рабочий осмотрел левый карман, Рене заглянул в правый.

— Другая бумага! — весело воскликнул он.

Но за этой радостью последовало разочарование: в руках его просто был счет из ресторана.

Тем не менее он осмотрел его. Наверху было напечатано: «Ришфе, ресторатор. Бульвар Монпарнао. Клеймо указывало 20 октября.

— Двадцатое октября!… — прошептал Рене. — Фиакр Пьера Лорио украли двадцатого… Вот начало следа… Два обеда, значит, их было двое… Их Должны были видеть, заметить… Без сомнения, мне могут дать какие-нибудь сведения в ресторане.

Он поспешно вышел, еще раз приказав служанке сказать доктору, чтобы тот ждал его, и что он надеется принести хорошие известия.

Было уже пять часов вечера, когда он добрался до ресторана Ришфе, пользовавшегося большой известностью между заведениями подобного рода.

Когда он вошел, толпа начала уже наполнять залу, достаточно просторную, чтобы в ней могло поместиться несколько сотен посетителей.

Рене направился прямо к конторке.

— Господин Ришфе? — спросил он.

— Это я, — лаконично ответил хозяин, занятый разливкой вина.

— Я пришел просить вас об одной справке, — сказал Рене.

— Ну, вы пришли не вовремя. Обед только начинается, и вы видите, что я занят.

— Действительно; но я недолго задержу вас, а между тем дело очень серьезное.

— Можете подождать немного?

— Конечно. Я сяду вот за этот стол рядом с вашей конторкой. Дайте мне рюмку вина… Я подожду, пока вы не освободитесь.