— И отлично. Я буду в вашем распоряжении через пять минут.

Рене сел и смочил губы вином, поданным хозяином.

Но вместо того чтобы уменьшиться, толпа все увеличивалась, и Ришфе продолжал наливать бутылки и стаканы с лихорадочной поспешностью.

— Потерпите, — говорил он Рене, — мы поговорим, как только будет возможно.

— Ничего, ничего, — отвечал механик.

Но в душе он проклинал многочисленных посетителей ресторана.

Когда он выпил последний глоток вина, занятия хозяина, казалось, и не думали уменьшаться.

«Я пообедаю здесь, — подумал он, — и так хоть чем-нибудь убью время».

И он приказал подать обед.

— Я вас принуждаю быть моим клиентом! — воскликнул хозяин, громко смеясь. — Это, во всяком случае, выгодно для меня, но вы хорошо сделали, так как горячка продолжится еще по меньшей мере минут двадцать.

Наконец, около восьми часов, хозяин вздохнул с облегчением.

— Уф! Я почти закончил, — сказал он, садясь около Рене. — Теперь я к вашим услугам. Что вам угодно?

Рене вынул из бумажника счет.

— Знаете вы это? — спросил он.

— Конечно, это наш счет… Обед на двоих, поданный 20 октября в кабинет номер 7.

— Господин Ришфе, дело для меня слишком важно, и я прошу вас помочь, сделав усилие над своей памятью.

— Я постараюсь сделать, что могу.

— Помните ли вы, кто были люди, которым вы подали этот обед?

— Ну, трудно ответить: у нас бывает очень много народу, весьма разнообразного. Вы сами можете судить об этом, как же вы хотите, чтобы я помнил всех, проходящих мимо моей конторки, в особенности, когда прошло уже несколько дней?

— Я понимаю и постараюсь оживить ваши воспоминания: 20 октября шел дождь, погода была ужасная весь день.

— Да, на другой день пришлось вымыть все полы, а то на них грязи было на палец.

— Один из обедавших был одет в костюм кучера.

— А! А! Припоминаю! — сказал Ришфе. — По крайней мере, мне так кажется, и именно в связи с костюмом. У нас здесь бывает немного кучеров, — обыкновенно они ходят напротив. Да, это так… 20-го, когда шел дождь… около семи часов вечера… двое…

Хозяин остановился и ударил себя по лбу.

— Погодите, — сказал он, — мы, может быть, что-нибудь узнаем от лакея, подававшего в номер. Морис! — крикнул он. — Эй, Морис!

— Здесь, патрон.

— Пойдите сюда.

Лакей подошел.

— Что прикажете, патрон?

— Помните ли вы двух посетителей, обедавших в кабинете номер 7 несколько дней назад, из которых один оделся кучером?

— Да, помню. Один был высокий, худой, другой — маленький, толстый. И я заметил их именно по милости этого переодевания. Они пришли, одетые довольно порядочно в обыкновенные костюмы. Высокий нес узел… Я подал им обед, не обращая на них внимания… Около девяти часов высокий вышел, прося подать счет его товарищу. Когда я принес счет, он поверх костюма надевал тяжелое кучерское пальто светло-коричневого цвета, которое ему было до пят, с большими медными пуговицами. Я как сейчас его вижу…

— Вы знаете этих людей?

— Нет. Они не принадлежат к числу наших обычных посетителей. Но они приходили утром в этот же день.

— Одни?

— Нет, с высоким мужчиной лет пятидесяти или шестидесяти, который ждал их за рюмкой абсента. Они завтракали вместе в кабинете номер 2… Я подавал им.

— Вы не слышали их разговор?

— Нет, я не слушаю того, что говорят посетители… Но, впрочем, мне кажется, что, когда я входил, они переставали разговаривать.

— Не говорили ли они про женщину, которую хотят куда-то везти? — спросил Рене.

— О! Нет! Это я заметил бы, потому что у меня чувствительная натура, и я не могу равнодушно слышать, когда говорят про женщин… Но, постойте…

— Вы слышали что-нибудь особенное? — воскликнул Рене.

— Нет, но вечером, после их ухода, я нашел под столом бумагу или, лучше сказать, счет, который потерял один из них.

— Да, — подтвердил хозяин, — и этот счет даже и теперь у меня.

— Можете вы мне дать его?

— Отчего же нет?

Ришфе пошел за конторку и вынул из нее сложенную вчетверо бумажку.

— Вот, — сказал он, подавая ее Рене.

Рене поспешно развернул ее и прочел:

« Ришар, продавец дров в Монтрейле, поставка господину Просперу Гоше полтораста вязанок дров. Монтрейль, 19 октября. Деньги получены».

— Девятнадцатого октября! — прошептал механик. — Накануне исчезновения Берты! Нет сомнения, счет потерян ее похитителями… В Монтрейле почва глинистая… Монтрейль… А между тем я был там уже несколько раз и ничего не узнал…

— Но этот счет укажет вам, куда обратиться, — заметил Ришфе.

— Правда… Благодаря вам! Тысячу раз благодарю за помощь. А вы, друг мой, возьмите это.

Рене сунул в руку Мориса пять франков, заплатил по счету и вышел.

Он взял первый попавшийся фиакр и приказал кучеру ехать на улицу Кювье.

Этьен Лорио, вернувшись домой около шести часов, был в большем отчаянии, чем когда-либо, по обыкновению проискав без результата целый день.

— Никто не приходил? — спросил он у служанки.

— Приходил господин Мулен и принес мокрое кучерское пальто и затем, найдя какую-то бумажку в кармане, убежал, как сумасшедший, приказав сказать вам, что вернется и просит ждать его, так как дело очень важно.

Радость сверкнула в глазах Этьена.

— Он что-нибудь нашел?

— Да, господин доктор.

— А где пальто?

— Висит в кухне у окна. Оно сушится.

Этьен поспешно бросился в кухню и стал рассматривать пальто.

Для Франсуазы оно не значило ничего, для племянника Пьера Лорио оно было важным открытием. Рене Мулен напал на след похитителей, и, может быть, бумага, найденная в кармане, указывала место, куда они отвезли Берту.

В первый раз после многих дней в душе Этьена мелькнул луч надежды.

Он сел за стол и пообедал, с нетерпением ожидая возвращения Рене, который, без сомнения, должен был принести подтверждение его надежд.

В девять часов вечера Рене звонил у дверей доктора.

Последний бросился открывать сам.

— Ну, что? — с нетерпением спросил он.

— Я надеюсь, что завтра мы узнаем, где Берта, — ответил Рене.

Этьен вскрикнул от радости и увлек Рене за собой в кабинет.

Механик рассказал ему все и показал счет торговца дровами.

— Почему не отправиться в Монтрейль сейчас же? — заметил доктор.

— Потому, что мы приехали бы слишком поздно. В деревнях люди ложатся спать рано, и люди, которых будят, чтобы расспрашивать, отвечают очень неохотно; мы отправимся в путь завтра, рано утром.

Этьен понял, что механик прав, и не стал настаивать.

— Получили ли вы, наконец, какое-нибудь известие о Жане Жеди? — спросил доктор после некоторого молчания.

— Нет, но я не теряю надежды, поступайте и вы так же. Когда мы найдем Берту, мы найдем и Жана Жеди и тогда закончим наше дело.

У доктора невольно вертелся на губах вопрос, но он вспомнил, что обещал Рене и Берте не стараться проникнуть в их тайну.

— Теперь, — продолжал Рене, — я прощусь с вами до завтра.

— Для чего же вам уезжать, если придется возвращаться опять завтра рано утром? Вы переночуете у меня.

Рене охотно принял предложение.

Затем друзья поговорили еще какое-то время о Берте и своих надеждах и, наконец, расстались, чтобы снова сойтись утром.

Вернемся на несколько часов назад, в кабинет начальника полиции, который призвал к себе комиссара по приему заявлений и начал разговор такими словами:

— Простите, что я вас беспокою, но мне надо с вами поговорить.

— Я к вашим услугам. Что прикажете?

— Я хочу расспросить вас про дело Лорио.

— Про дело фиакра номер 13?

— Да.

— Оно не только не продвигается, но тайна, которая окружает его и которая, по всей вероятности, должна скрывать преступление, более серьезное, чем воровство, кажется, увеличивается с каждым днем.