Александр Владимирович любезно разрешил опубликовать отрывок из письма Инессы Арманд Владимиру Ульянову, жившему в ту пору в Польше, в Кракове.

«…Глядя на хорошо знакомые места, я ясно сознавала, как никогда раньше, какое большое место ты еще здесь, в Париже, занимал в моей жизни, что почти вся деятельность здесь, в Париже, была тысячью нитей связана с мыслью о тебе. Я тогда совсем не была влюблена в тебя, но и тогда я тебя очень любила. Я бы и сейчас обошлась без поцелуев, только бы видеть тебя, иногда говорить с тобой было бы радостью — и это никому не могло бы причинить боль. Зачем было меня этого лишать?..»

Серьезное ухудшение состояния здоровья вождя мирового пролетариата началось в марте 1922 года. Участились кратковременные потери сознания, сопровождавшиеся онемением правой стороны тела. Примерно через год приступы вылились в тяжелый правосторонний паралич. Была поражена речь.

Однако врачи надеялись на улучшение здоровья Ленина. В бюллетене о его физическом состоянии от 22 марта 1923 года говорилось, что эта болезнь, судя по ее течению и проявлениям, вполне излечима. Таким образом, предполагалось, что больной может реально рассчитывать на почти полное восстановление сил.

Вскоре прогноз медиков как будто начал оправдываться, и уже в мае стало возможным перевезти Ленина из Кремля в подмосковные Горки. К осени врачи-ортопеды сделали специально для вождя особую удобную обувь, в которой он с помощью жены и сестры смог вставать и ходить по комнате с палочкой.

Уже в октябре Ленин стал принимать своих соратников со всякого рода политическими сообщениями. Надо отметить, что речь Легаша еще не восстановилась, и он старался ограничиваться односложными словами.

Не имея больше сил находиться в отрыве от дел, Владимир Ильич, несмотря на сопротивление жены, 19 октября (по другим данным, 18 октября) отправился на автомобиле в Москву с инспекцией. Его маршрут был следующим: квартира, зал заседаний, собственный кабинет, сельскохозяйственная выставка (территория современного Парка культуры и отдыха). Затем он вернулся обратно в Горки.

Это последнее посещение Кремля в 1923 году упоминается во всех официальных описаниях жизни и деятельности Ленина. Но, даже при некотором улучшении здоровья, очень сомнительно, чтобы Владимир Ильич смог в одиночку подняться в свою квартиру, зайти в кабинет, потом посетить Совнарком, пройти в зал заседаний, совершить прогулку во дворе Кремля и даже осмотреть выставку. Тем более что, по некоторым сведениям, пробыл он в Москве не один день, а целых два.

Сомнения эти усугубляет и рассказ, услышанный в детстве известным историком и писателем Александром Горбовским от одного из своих взрослых соседей и приведенный им в книге «Иные миры», вышедшей в Москве в 1991 году. Вот этот рассказ:

«Я служил тогда самокатчиком, развозил на велосипеде пакеты из Кремля и обратно. На улице холодно уже было, я зашел в караульное помещение, стал за печкой погреться.

Начальник, нерусский, не видел меня, наверное. А мне слышно было оттуда, как он по телефону говорил. Спрашивает: «Почему Ленин без охраны в Кремль прибыл?» Потом, видно, сам отвечает кому-то на том конце: «Нет, никакой с ним охраны нет. Один он. Я проверял. Хорошо. Позвоню в Горки». Говорит, чтобы соединили его с Горками, откуда Ленин приехал. Что ему там сказали, не знаю, только опять он звонит тому, с кем разговаривал: «В Горках сказали, что Ленин никуда не уезжал. Говорят, на месте он. Да. Точно». И назвал фамилию, с кем говорил в Горках. Забыл я, известная тогда фамилия. Что тут началось! Я за печкой стою ни жив ни мертв. Лишь бы не увидели меня. Подумают, что нарочно подслушивал, подослал кто. Но не увидели. Я улучил минуту и выскочил. Такое вот дело».

Из этого рассказа, если он достоверен (а лгать самокатчику не было никакого резона), следует, что в то время, когда — по абсолютно надежным сведениям — больной Ильич пребывал в Горках, он же — один, без охраны и без сопровождающих — приехал в Москву, в свою квартиру в Кремле. Там его, разумеется, подобающим образом встретили, а на другой день он прокатился со свитой по Москве, заехал на выставку, а потом отбыл обратно в Горки. И никто из тех, кто его видел и находился с ним рядом, не усомнился, что это был именно Ленин.

Так кто же был в Кремле, в Москве 18 — 19 октября 1923 года? Сам Ленин? Или его двойник? Или… призрак?

В конце 1923 года многие члены правительства и Политбюро ожидали, что Ленин вскоре вернется на свое место руководителя СССР. Правая рука оставалась парализованной, но он уже учился писать левой. Однако после новогодних елок для детей в Горках, в которых вождь принял участие, стало ясно, что полное восстановление его здоровья невозможно. В организме Ленина начались необратимые процессы, которые оказались сильнее его воли. Прогнозы и обещания врачей оказались неоправданно оптимистичными.

Ленин боролся с болезнью до последних дней. Нарком здравоохранения Николай Александрович Семашко утверждал, что всего за два дня до смерти пролетарский лидер ездил на охоту. Правда, эта поездка очень его утомила и, вполне возможно, спровоцировала последний, смертельный приступ.

Он начался внезапно. Температура стремительно подскочила до 42,3 градуса, Это была агония. Около 7 часов кровь внезапно прилила к лицу, затем последовал глубокий вздох, и наступила мгновенная смерть. Попытки сделать искусственное дыхание в течение 25 минут ни к чему не привели. Ленин скончался. По официальному медицинскому заключению, смерть наступила в результате паралича дыхания и сердца.

Задолго до смерти, 3 декабря 1911 года, Ленин выступал с речью на похоронах одного из основателей французской «Рабочей партии» Поля Лафарга и его жены Лауры (дочери Карла Маркса) на кладбище Пер-Лашез в Париже. Они покончили жизнь самоубийством, и это сильно потрясло лидера русских коммунистов. Он пришел к выводу, что больной или старый человек, не способный больше приносить пользу революции, должен иметь мужество добровольно уйти из жизни, как это сделали супруги Лафарг. Эту идею Ленин не раз излагал Крупской, поэтому после его смерти некоторые стали утверждать, что он так и поступил. Вот тут-то и всплыло имя Сталина (о нем речь далее). В последующие годы его часто за глаза обвиняли в отравлении учителя.

Особенно в этом усердствовал Троцкий (о нем также речь далее), претендовавший на пост лидера Советской России. В одной из своих статей он утверждал: во время второго обострения заболевания Ленина в феврале 1923 года Сталин собрал членов Политбюро — Зиновьева, Каменева, а также его, Троцкого, — и сообщил, что Владимир Ильич, считая свое положение безнадежным, требовал у него яда. Троцкий обратил внимание на выражении лица Сталина во время этого сообщения. По его мнению, оно было очень странным и не соответствовало обстоятельствам. Во время совещания Троцкий категорически возражал против передачи Ленину яда. Впоследствии он обвинил Сталина в том, что тот все это выдумал для подготовки своего алиби. Однако существует еще одно подтверждение этого эпизода. Одна из секретарш Ленина уже в 60-е годы рассказывала об этом случае писателю Александру Беку. Таким образом, вполне может быть, что Ильич действительно попросил яд у Сталина.

Вряд ли он получил требуемое от Иосифа Виссарионовича. Иначе как можно объяснить тот факт, что все секретари и прислуга Владимира Ильича уцелели, ведь Сталин после своего прихода к власти вряд ли оставил бы в живых свидетелей этого преступления. Кроме того, представляется бессмысленным убийство уже смертельно больного Ленина — он был совершенно беспомощен и не представлял угрозы претенденту на власть.

Однако, несмотря на вполне очевидную причину смерти Ленина (тяжелая болезнь), версия об отравлении до сих пор имеет немало сторонников.

Одним из них является писатель Владимир Соловьев. В своей книге «Операция «Мавзолей»» он, вслед за Троцким, повторил уже известные факты и добавил новые. Прежде всего, Соловьев, как и Троцкий, обратил внимание на то, что вскрытие тела вождя почему-то произошло с большой задержкой и началось только в 16 часов 20 минут. К тому же среди производивших вскрытие врачей не оказалось ни одного специалиста-патологоанатома.