– О чем ты думаешь? – спросила Фейт.

Хоуп отвлеклась от старых глинобитных домов, красных закатов, свежего, чистого воздуха и пахнущих соснами гор.

– Я рада, что моему ребенку не придется проходить то, через что прошла я, – сказала она. – Удочерение дало ей полную семью, у которой есть средства заботиться о ней. Но для тебя все будет по-другому, Фейт. Тебе не придется бросать своего ребенка. У тебя будет где жить и что поесть. И шанс окончить школу. Вот поэтому я и вернулась – чтобы помочь тебе, если ты примешь мою помощь.

Лицо сестры омрачилось сомнениями.

– Неужели ты никогда не мечтала уехать? – нажала на нее Хоуп.

– Я все время об этом мечтаю, – прошептала Фейт.

От тоски в ее голосе у Хоуп бешено забился пульс.

– Тогда скажи, чего ты больше всего хочешь от жизни.

– Я хочу… – Сестра снова уперлась мыском туфли в землю. – Не важно, – сказала она наконец. – Это не имеет никакого значения.

Хоуп взялась руками за цепи и, откинувшись назад, стала смотреть в небо.

– Это имеет значение, Фейт. Мечты всегда имеют значение. Видишь эти звезды? Выбери одну и иди к ней, никуда не сворачивая.

Фейт перевела взгляд в ночное небо:

– Звезда, которую я хочу, слишком далеко.

– Не слишком, если ты действительно веришь в нее.

– Я хочу себе нравиться, – тихо сказала сестра. – А… а иногда я мечтаю, что найду себе мужа. Мужчину, который посвятит мне и нашим детям все свое сердце. – Она уничижительно рассмеялась. – Я знаю, что это звучит тщеславно и эгоистично. Отец сказал бы, что я заслуживаю потерять право спастись, если не могу быть счастлива с хорошим, богобоязненным мужчиной, сколько бы ему ни было лет. Но я не люблю Эрвина. А я хочу любить мужчину, ребенка которого ношу.

Последние слова были сказаны таким почтительным тоном, что прозвучали почти как молитва.

– Каждая женщина должна иметь право на это, – сказала Хоуп.

– Нет, это бесовские мысли, и я, наверное, одержима, раз они приходят мне в голову.

– Они не бесовские, – возразила Хоуп. – И ты не одержима. – Она встала и повернулась к Фейт. – Поехали со мной. Я отвезу тебя домой и завтра покажу тебе огромный неизведанный мир.

Глаза Фейт широко раскрылись.

– Хоуп, я не могу. Я очень хотела бы, но я…

– Фейт, ты несчастна. Насколько тебя еще хватит? Не стоит дожидаться еще большего количества детей. От этого будет только хуже. Ты станешь чувствовать себя в ловушке еще сильнее.

Фейт покрутила золотое кольцо на пальце левой руки.

– Но я давала брачные клятвы.

– А как быть с клятвой, которую ты про себя дала будущему ребенку?

Фейт закрыла глаза.

– Я слушаю тебя, Хоуп. И часть меня верит, что ты права. Я просто…

– Просто – что?

Фейт снова посмотрела на небо.

– Я просто не знаю, смогу ли я. Это идет против всего…

– Сделай это ради своего малыша.

– А если я пожалею, что уехала?

– Не пожалеешь, – сказала Хоуп.

Похоже, что Фейт нужно было как раз такое уверенное заявление. Она выпрямилась, словно приняв решение.

– Ладно. – Она встала и взяла Хоуп за руку. – Поехали. Только быстро, пока…

– Пока – что, Фейт? – прервал ее мужской голос. – Пока об этом не узнал твой муж?

Хоуп потребовалось несколько секунд, чтобы разглядеть Эрвина в длинной тени деревьев. И ладони у нее вмиг стали влажными.

– Фейт, все будет в порядке, – пробормотала она. Ее сердце стучало, как молот.

Фейт же напоминала оленя, внезапно пойманного в полосу света фар.

– Эрвин, я…

– Что «ты»? – перебил ее Эрвин. – Ты решила сбежать от меня под покровом ночи? Поэтому ты здесь?

– Прости, – сказала Фейт. – Я знаю, что убегать вот так – неправильно. Но с тех пор как мы поженились, я чувствую себя несчастной. И я думаю, ты знаешь об этом.

– Так я тебя в постели не удовлетворяю? Хочешь получить между ног от какого-то язычника?

Фейт дернулась, словно в нее попала пуля, и Хоуп встала между ними:

– Это вульгарно, Эрвин. И низко. Даже для тебя.

– Вульгарно. – Он хихикнул. – Она такая чопорная, что никто на нее не польстится. Ты только глянь на нее. Думаешь, кто-то, кроме меня, воспылает желанием к женщине, которая носит ребенка собственного дяди?

– Как ты смеешь принижать ее достоинства из-за того, что ты…

– Может, ты и мой дядя, но ты еще и мой муж, – одновременно с ней сказала Фейт. – Я не сделала ничего плохого.

Хоуп попыталась заслонить Фейт от Эрвина, но тот обошел ее сбоку.

– Людей за пределами общины не интересует, что ты считаешь хорошим, а что плохим. Они ведь не понимают жизни по «принципу». И будут считать тебя ненормальной, причем ненормальной без образования и средств к существованию. От тебя и твоего ребенка будут шарахаться. Ты этого хочешь? Стать посмешищем? Жить в полном одиночестве?

– У нее есть я, – сказала Хоуп.

– Не вмешивайся. Это не твоего ума дело, – оскалился Эрвин. – Твое место здесь, Фейт. Не позволяй Хоуп нарисовать тебе сказочную страну, которой не существует.

– Не слушай его, – сказала Хоуп сестре. – Я не рисовала сказочной страны. И единственный ненормальный, которого я знаю, – это Эрвин. Давай выбираться отсюда.

Она потащила сестру за руку, желая уехать как можно скорее, пока Эрвин не попытался остановить их силой. Но Фейт запротестовала:

– А вдруг он прав, Хоуп? Вдруг я на самом деле не смогу приспособиться? Ты же не можешь заботиться о нас с малышом вечно.

– Ты прекрасно приспособишься, – откликнулась Хоуп. – А когда малыш подрастет, ты получишь образование и научишься обеспечивать и себя, и его. Тут не о чем волноваться. Я буду заботиться о тебе столько, сколько будет нужно. Вот увидишь. Давай же, поехали.

Но Фейт все еще колебалась.

– У меня к тебе столько вопросов, а я уже чувствую себя совершенно растерянной…

– А ты подумала о своей бедной матери? – спросил Эрвин. Его глаза блестели в темноте, как бутылочное стекло. – Хочешь разбить ей сердце? Ты же видела, что сделала с ней Хоуп, и теперь собираешься сделать то же самое?

– Я не хочу никому причинять боль, – сказала Фейт. Хоуп бросила на Эрвина взгляд, полный отвращения.

– Хватит притворяться. Ты не о нашей матери волнуешься. Ты волнуешься о себе.

– Да неужели? – парировал тот. Его блестящие глаза пронизывали Хоуп до костей и вызывали еще больше омерзения, чем в детстве. – У меня есть еще одиннадцать жен. Мне не нужна восемнадцатилетка, которая понятия не имеет, как доставить удовольствие мужчине. Она такая холодная, что мне приходилось практически силой раздвигать ей ноги.

Фейт судорожно вздохнула, а Хоуп подняла руку в защищающем жесте.

– Тогда дай ей уйти, Эрвин, – сказала она. – Она тебя не любит. И никогда не любила.

– И дать тебе то, что ты хочешь? После того, как ты так со мной обошлась? Да скорее ад замерзнет!

Хоуп не верила своим ушам. Ее предположение верно, дело было не в Фейт; он не испытывал к ней желания, не нуждался в ней и явно не хотел иметь ее своей женой. Все дело было в прошлом.

– Видишь, Фейт? Он просто хочет мне отомстить. Нам пора ехать.

– Фейт, ты пойдешь со мной, – властно сказал Эрвин. – И немедленно, а то я позову других братьев и пожалуюсь на тебя.

Хоуп хотелось стереть с лица Эрвина его самодовольство. Он, очевидно, считает, что выиграл схватку. Она боялась того же. Но что она может сделать? Фейт совершеннолетняя, и она беременна. Она должна сама принимать решение.

– Мы идем домой, – с нажимом сказал Эрвин.

Фейт посмотрела на парковку, где стояла машина Хоуп.

– Я живу в одном доме с двумя другими женами, – наконец сказала она. – И ты им нравишься не больше, чем мне. У меня нет дома. – Выпрямив спину и высоко подняв голову, она повернулась и зашагала к «импале».

Хоуп испытала прилив чистого адреналина и заторопилась за ней. Фейт все-таки сумела пройти до конца. Она оставила позади Эрвина, Супериор и Предвечную апостольскую церковь!