Кроме Японии, в его ведении находилась Бирма, сама по себе не представлявшая никакого интереса для разведки. Однако тогдашнее повышенное внимание к ней объяснялось тем, что Бирма служила плацдармом для разведывательной деятельности против Китая. Поскольку китайско-бирманская граница охраняется очень слабо, из Бирмы в Китай удобно засылать китайцев, живущих в Бирме и завербованных советской разведкой.

«Но зачем? Ради чего? Какая ценная информация для КГБ может быть в Южном Китае?» — такого вопроса в разведке никто не задавал, и причиной активизации шпионской работы КГБ против Китая было, без сомнения, идеологическое противостояние китайской и советской коммунистических партий.

Но работа с китайской агентурой очень сложна. Агенты-китайцы, в отличие от японцев, весьма ненадежны, и поэтому их нужно постоянно проверять.

Для проверки искренности одного из таких агентов и был направлен в Бирму Ф. Во время ужина с этим китайцем Ф. должен был незаметно подсыпать ему в чай порошок, изготовленный в лабораториях КГБ и именуемый там «лекарством правды». Это вредный для здоровья психотропный препарат, под воздействием которого человек теряет контроль над собой и способен выболтать самые сокровенные тайны.

Ф. успешно выполнил задание, китаец выпил «лекарство правды», много болтал за ужином, но не сказал ничего о своем сотрудничестве с китайской контрразведкой. Это означало, что он был вполне искренен с нами. Весьма довольный, Ф. вернулся в гостиницу и лег спать.

Но наутро этот китаец явился к нему прямо в номер и закричал:

— Вчера я ужинал с вами, а сегодня у меня отнимаются ноги! Как это понимать, господин Ф.?

Ф. понял, что химики КГБ перестарались и увеличили дозу препарата. А ведь Ф. приехал в Бирму с паспортом советника МИД, как и подобает начальнику отдела разведки! Назревал серьезный дипломатический скандал с примесью уголовщины. Не помня себя от страха, Ф. помчался в аэропорт и улетел первым же рейсом. К счастью, до властей Бирмы весть об этом происшествии не дошла.

Вернувшись в Москву, Ф. всячески скрывал случившееся от подчиненных, но слухи в разведке распространяются удивительно быстро, и скоро об этом случае знали все.

В целом же Ф. был хорошим человеком, какие редко встречаются среди начальников в КГБ.

— Мы довольны вашей работой! — сказал он мне. — Ваша разработка военного обозревателя К. очень интересна. Скоро мы включим его в агентурную сеть в Японии, а вы, может быть, получите орден!..

Улыбнувшись, он поднял трубку телефона и кого-то спросил:

— Разрешите зайти? Нас ждет новый заместитель начальника разведки, полковник H., — сказал он мне. — Он хочет, чтобы вы лично рассказали ему о военном обозревателе…

Через минуту мы входили в огромный кабинет H., за окнами которого зеленели деревья подмосковного леса. Н. был очень толстый, а глаза его были злобно прищурены. По своему опыту работы в КГБ я знал, что толстяки обычно бывают добродушны, но если кто-то из них зол, то в этом качестве он может превзойти самого худого и желчного человека.

До этого Н. был заместителем резидента в Австрии, где на него жаловались подчиненные за плохое к ним отношение. Н. даже хотели объявить партийный выговор, но он каким-то образом сумел подружиться с начальником разведки Крючковым. Оказывается, Крючков часто приезжал в Австрию, либеральный контрразведывательный режим в которой позволял осуществлять самые рискованные операции советской разведки. Жена H., хорошо разбиравшаяся в живописи, водила Крючкова по картинным галереям Вены, заодно внушая ему, как ее муж предан разведке и как над ним издеваются подчиненные.

Вернувшись в Москву, Крючков запретил объявлять Н. партийный выговор и назначил его заместителем начальника управления. Думаю, немалую роль в этом сыграло то, что ранее Н. работал в ЦК Компартии Эстонии, где познакомился со всесильным Пуго, ставшим впоследствии министром внутренних дел. Оба они, и Крючков, и Пуго, стали участниками неудавшегося государственного переворота в августе 1991 года. Сразу после него Н. был уволен на пенсию и сейчас одиноко доживает свой век в забвении и бедности.

Но тогда он был еще в силе и строго спросил меня, когда я коротко рассказал ему о К.:

— А вам известно, что мы не вербуем активистов японо-советской дружбы? Ведь вы сами писали, что К. основал отделение такого общества в своем городке…

Я чувствовал, что дело совсем не в этом… Так или иначе, ордена «Знак Почета» мне в этот раз получить не удастся!..

— А в целом мы вашей работой довольны, можете возвращаться обратно в Токио! — подвел итог разговору Н.

«И за это спасибо, а то я еще не успел купить видеомагнитофон», — подумал я.

— Ах, это я во всем виноват — вздохнул Ф., когда мы вышли с ним в коридор. — не должен был говорить Н. об обществе дружбы Действительно, существует такое правило в разведке, установленное чуть ли не во времена Сталина, что активистов дружбы с СССР вербовать нельзя. Но с разрешения высокого начальства это вполне допускается! Такие агенты у нас есть, и между прочим, их совсем не мало! Дело, разумеется, было не в этом. Просто Н побоялся вербовать члена Социалистической партии Японии, ибо, если во время встречи вас арестует японская контрразведка, разразится грандиозный скандал. А это очень не понравится ЦК КПСС. Ведь там возлагают большие надежды на наше межпартийное сотрудничество с Социалистической партией Японии. Тем более, что Н. — сам в недавнем прошлом партийный работник. Отвечать за скандал придется ему как старшему начальнику. Это может помешать ему впоследствии вернуться в ЦК на руководящую должность в отдел административных органов!..

— Но ничего! — улыбнулся Ф — Твоя работа с К все равно положительно оценена нами, и скоро ты получишь внеочередное звание майора. Знай, что этим ты обязан К., но отношения с ним придется прекратить. Если вы случайно где-нибудь встретитесь, сделай вид, что тыс ним не знаком.

Через месяц я возвратился в Токио и действительно вскоре получил майора, отметив это событие в одном из китайских ресторанов Синдзюку. С тех пор К я больше не звонил. Он, наверное, и до сих пор недоумевает, почему вдруг так внезапно оборвалась наша дружба.

— Представьте, товарищи, что вы — руководители иностранных разведок! — интригующим тоном провозгласил дородный мужчина в синем военно-морском мундире, стоявший за кафедрой. Затем, сделав многозначительную паузу, обвел присутствующих взглядом.

Скамьи в зале поднимались амфитеатром к самому потолку и были заполнены молодыми людьми в армейской форме с двумя маленькими звездочками на погонах.

Было раннее утро, и сизый зимний сумрак не проникал в помещение сквозь плотные гардины на окнах. Многие слушатели дремали, а некоторые даже похрапывали.

Однако последние слова лектора внезапно всех пробудили от сна или дремы, заставив оживиться в предвкушении какой-нибудь очередной истории из обыденной практики КГБ — диверсий и шпионажа, предательства и доносов. Здесь, в минской школе контрразведки, преподаватели поведали нам немало интересного и полезного, основываясь на собственной практике.