– Спасибо. Мне лучше поспешить, пока он ничего не заподозрил.

– Только один вопрос! – сказал Август.

– Да?

– Он действительно не знает, где она?

– Разумеется, знает. Просто не хочет, чтобы вы тревожили ее насчет коллекции.

– Спасибо еще раз.

Оставшись с Августом наедине, я спросила:

– Зачем ты задал этот вопрос?

– Это доказывает, что он, по крайней мере, понимает, как ценна коллекция. Это не просто стопка страниц. И я уверен, он еще до нашего прихода знал, что рукопись – не простой Часослов. Этой книге место в музее, а не взаперти, где о ней никто не заботится.

– Бедный А., – прошептала я.

– Почему ты так говоришь?

– Его тайны скрыты от посторонних глаз. Думаю, А. хотел сообщить что-то. Хотел рассказать нам о чем-то. Хотел, чтобы мир узнал об этом. Что бы это ни было, мы должны это выяснить. Кто-то же должен узнать об А.

– Ты сказала «он».

Я рассмеялась.

– Или она.

Но чем дольше я думала об этом, тем больше была уверена в том, что А. был мужчиной. Швейцар распахнул перед нами дверь, и мы вновь оказались на залитой солнечным светом улице.

– Нам незачем торопиться в аукционный дом. Хочешь пройтись по Центральному парку и перекусить? – спросил Август.

– Конечно, – ответила я.

Мы двинулись по направлению к парку. Солнце уже достаточно сильно припекало. Когда мы вошли через главные ворота рядом с Музеем естественной истории, мы попали под сень деревьев.

– Хочешь хот-дог? – спросил Август, указывая на лоток, расположившийся под голубым в полоску зонтом.

– Думаю, я пожалею об этом, но давай.

Август заказал два хот-дога и две колы.

– Пойдем к Черепашьему пруду?

– Не припомню, чтобы я там когда-либо была.

– Тогда пошли. – Мы взяли еду и свернули на дорожку. – Черепаший пруд – просто потрясающее место, там всегда тихо и спокойно. Ни громкой музыки, ни магнитофонов, ни скейтеров. Только черепахи.

Мы прогулялись до пруда. За исключением возвышающихся где-то вдалеке небоскребов, ничто больше не напоминало о Манхэттене. Мы отыскали плоский камень и уселись на него. Я тут же скинула сандалии и вытянула ноги.

Август снял кроссовки, допивая на ходу колу и доедая хот-дог. Как только мы присели, из воды показалась черепаха. Она стала взбираться на берег.

– Может, тебе завести черепаху в саду? – предложила я.

– Я подумывал об этом, – ответил он, смеясь, – но маленькие черепашки живут в среднем шестьдесят – семьдесят лет. Все-таки это серьезное обязательство. Придется менять табличку у двери на «Соколов и Сыновья, и Черепаха».

Присевшая рядом с моей ногой бабочка вновь взлетела и пролетела в миллиметре от моей щеки.

Август внимательно посмотрел на меня, и на секунду наши глаза встретились. Он был так красив, и что-то в его взгляде по-прежнему заставляло меня краснеть. Я молилась, чтобы яркие солнечные лучи уже превратили мое лицо в помидор, так что он ничего не смог бы заметить.

Он улегся на спину и принялся изучать небо и облака.

– Я вижу верблюда.

Я посмотрела наверх, что было лучше, чем смущенно разглядывать его.

– О да, нашла. А вон там херувим.

– Ага. Посмотри сюда! – И он указал пальцем. – Как ты думаешь, на что оно похоже?

Я оперлась на локти и внимательно рассматривала облако.

– Не знаю.

– Это же палимпсест.

Я игриво ударила его по руке.

– Ну конечно!

– А что? А. попытался нам что-то поведать.

– Ага, ну да.

– А. говорит: «Найдите меня!»

Я выпрямилась и обхватила руками колени, уткнувшись в них подбородком.

– Теперь вижу, – ответила я, подыгрывая ему. – Смотри, облако меняется, теперь похоже на вопросительный знак. А. говорит: «Раскройте тайну!»

– Вот это уже правильный настрой, Кэлли. Ты ведь понимаешь, что не сможешь вернуться в Бостон, пока мы все не узнаем.

– Тогда в нашем распоряжении только восемь недель.

«Восемь недель», – повторила я уже про себя. И я вернусь в реальность, в Бостон. Если что-то все-таки выйдет из этой затеи, это будет грандиозное лето. Я так и слышала, как отец повторяет мне, словно мантру: «Каллиопа, будь разумной. Каллиопа, будь практичной. Каллиопа, всегда думай о цели».

– А что, если нам не хватит восьми недель?

– Ну, больше у меня в запасе нет.

Я должна была смириться с действительностью. Восемь недель.

– Что ж, нам лучше поторопиться, – сказал Август, вставая, и протянул мне руку. Я вновь немного смутилась.

Надев сандалии, я запрокинула голову в поисках облака. Оно вновь превратилось в пушистую вату и уже ни на что не походило.

Итак, новое задание: на этот раз вы посетите Мириам Роуз, – сказал Гарри, внимательно рассматривая записку, которую нам вручил дворецкий. – Я уже позвонил ей. Я, кстати, с ней знаком – несколько раз встречался на различных общественных мероприятиях, однажды она устраивала благотворительный бал. Конечно, это было еще в период ее замужества. До того, как все двери закрылись перед ней и она, бедняжка, превратилась в изгоя Нью-Йорка. Вы встретитесь с ней завтра утром. Она вам понравится.

– Что ты имеешь в виду под «изгоем»? – спросила я. Я сидела в офисе дяди и пила диетическую колу. Август налил себе холодного чая. После нашей обеденной прогулки мое лицо благополучно приобрело ярко-розовый оттенок.

Гарри включил компьютер, кликнул пару раз мышкой и развернул к нам экран монитора.

– Мириам Роуз, – сказал он. – Это день ее свадьбы. Фото из архива «Нью-Йорк Таймс».

От восхищения у меня перехватило дыхание. Хотя фотография была черно-белой, я еще никогда не видела такой красивой женщины. Она напоминала кинозвезду начала века. Светлые волосы пепельного цвета были уложены в шиньон а-ля Грейс Келли, тем самым обнажая длинную и грациозную шею. Облегающее кружевное свадебное платье сложного покроя подчеркивало осиную талию, а внизу плавно переходило в длинный красивый шлейф. Ее фарфоровые руки были больше похожи на кукольные, подобные бутону розы губы и высокие скулы подчеркивали бледный цвет глаз.

– Она потрясающе красива, – сказала я.

– Да, и она вышла замуж за Роуза много лет назад. По всей видимости, она долго закрывала глаза на все его внебрачные похождения. К тому же он славился своей вспыльчивостью и готовностью довести любое дело до драки. Но несколько лет назад чаша ее терпения окончательно переполнилась, и они развелись. Роуз сильно навредил ей и практически разрушил ее жизнь. Его целью было полное ее уничтожение, поэтому он отсудил у нее все до последней копейки и убедил всех друзей и даже двух детей отвернуться от Мириам.

– Но как они могли так поступить, они же друзья? И как же дети?

– Фамилия Роуз – его. А следовательно, он наследник и всего богатства, общественных фондов, предметов искусства, домов в Лондоне, Женеве, Лос-Анджелесе, и это не считая трех квартир в Нью-Йорке. Их мир был в его власти. Целиком. Она была без гроша, когда выходила замуж, что в то время считалось позорным мезальянсом.

Он нажал несколько клавиш на клавиатуре компьютера и поднес курсор мышки к появившейся на экране ссылке:

– Прочтите эту статью. В свое время одному журналисту порядочно заплатили, чтобы он выдумал ее биографию. Настоящая Мириам Роуз пришла из ниоткуда. А в этом городе, в том обществе… все крутится вокруг денег и власти.

Я придвинулась поближе и быстро проглядела статью.

– И еще кое-что, одну минутку. – Дядя кликнул мышкой, и на экране появилась фотография времен восьмидесятых. На ней снова была Мириам, на этот раз в невероятно элегантном бархатном платье рубинового цвета. – Это снято на балу Музея искусств Метрополитен.

– Мне кажется, я где-то уже видела это платье, – сказала я.

– Это Валентино. И помнишь то ожерелье на Джулии Робертс в фильме «Красотка»? В котором она появилась в оперном театре? Оно было скопировано с ювелирного сета из бриллиантов и рубинов, принадлежавшего Мириам. Посмотри повнимательнее. Не припоминаешь?