Сев в такси, я улыбнулась. Лето палимпсеста принимало очень интересный оборот.

На следующее утро в девять часов я сидела в офисе аукционного дома и пила уже вторую чашку кофе (и что бы я делала без кофеина?), когда в помещение вошел Август. На нем были рубашка и модные джинсы. На входе он помахал нам с дядей рукой, и в ту секунду все внутри меня перевернулось.

– Так это она? – И он указал на рукопись, уже надежно спрятанную под стекло.

Я кивнула. Он наклонился к ней, чтобы поближе рассмотреть манускрипт.

– Вы осмотрели книгу еще раз, более внимательно? Что за человек этот А.?

– Не знаю, – сказал дядя. – Романтик. Кажется, увлечен звездами и солнцем.

– Мне все больше нравится этот тип. Я сам люблю солнце и звезды, – сказал Август, взглянув на меня.

Я включила ультрафиолетовую лампу.

– Сам посмотри на слова.

Когда он выдохнул, защитное стекло, отделявшее рукопись от окружающего мира, слегка запотело. Я заметила, как в свете лампы его зрачки расширились от удивления. Слова были едва видны и приобрели светло-голубой оттенок.

Я обратила его внимание на надпись:

– На той странице есть фраза об одиннадцати звездах, солнце и склоняющейся луне.

Он лукаво улыбнулся.

– Ну, тогда он больше, чем простой любитель звезд. Наш А. библеист.

– Как ты это узнал? – спросила я.

– Это цитата из Книги Бытия.

– Любопытно, – сказал дядя. Он наклонился ко мне и прошептал на ухо: – Жаль только, что он такой неразговорчивый.

– Помолчи, – едва слышно проговорила я в ответ.

Дядя Гарри поднялся.

– Ну, дети, я связался с Джеймсом Роузом, именно его коллекцию мы выставляем на аукцион. Вам назначена встреча у него дома в десять тридцать. – Гарри вручил мне записку с адресом. – И помните, мы не хотим предавать все огласке. Еще рано. Попробуйте разговорить его о прошлом коллекции. Можете сказать, что мы предполагаем, что одна или две книги могут быть очень редкими. В частности эта. Посмотрите, к чему эта цепочка приведет. Его отец мог приобрести рукопись, не догадываясь об ее ценности, или достать ее нелегальным путем. Антикварные вещи иногда так и перекочевывают из одной частной коллекции в другую. А порой книга проходит не совсем чистый путь.

– Ты хочешь сказать, люди крадут ценные книги? – спросила я.

Гарри энергично покачал головой:

– Одного весьма пронырливого и коварного вора даже окрестили Расхитителем гробниц.

– Не может быть! Ты шутишь, – смеясь, ответила я.

– Вовсе нет. Это очень замкнутый мир. Посуди сама, кто читает и собирает эти манускрипты? Музеи, аукционные дома, библиотеки и… коллекционеры. И люди, которые коллекционируют манускрипты, зачастую навязчивы и одержимы желанием обладать. Я знаю одну даму – не буду называть имя, но она каждую неделю появляется на страницах светской хроники, – которая бредит романом «Маленькие женщины» Луизы Мэй Олкотт. Она готова заплатить любую цену за первое издание – у нее уже есть семь экземпляров, насколько я знаю. Я думаю, что люди, которые собирают подобные коллекции, зачастую охотятся за чувствами. Пытаются обрести таким образом спокойствие.

– Что ты имеешь в виду? – спросила я.

– Люди, которые любят книги и собирают такого рода издания, часто пытаются как будто возродить те чувства, которые эти книги пробудили в них. Вот, например, та дама из светской хроники. Я подозреваю, что «Маленькие женщины» в свое время, когда она училась в пансионе, были для нее утешением в одиночестве, а сейчас у нее есть деньги, чтобы покупать книги. И многие коллекционеры не остановятся ни перед чем. Поэтому и весь пройденный этими книгами путь не всегда представляет собой прямую. А зачастую он и вовсе нелегален.

– Я уже чувствую себя шпионкой. Эта бумажка с адресом самоуничтожится через десять секунд? – спросила я, протягивая зажатую в руке записку.

– Она – нет, а ты – да, если не поторопишься. Кстати, я слышал, что у вас, Август, практически фотографическая память? Постарайтесь запомнить каждое его слово и не делайте записей.

– Почему?

– Люди начинают нервничать и сдерживать себя, когда видят, что за ними записывают. Они боятся, что все, что они скажут, обернется против них.

– Хорошо, пойдем, Август.

Но он не двинулся с места и еще больше склонился над манускриптом.

– Август!

– Извините, но, кажется, А. был одинок… Такое чувство, что мы с ним хорошо знакомы.

– Вот опять! – Я скрестила руки на груди. – Неужели А. не может быть девушкой?

Август снова взглянул на манускрипт.

– Не думаю. Судя по почерку… я все-таки склонен считать, что это мужчина.

Я закатила глаза.

– Да брось ты! Как ты можешь узнать по почерку, кому он принадлежит?

Август усмехнулся так, что у него на щеках показались ямочки:

– Ладно, пусть А. остается пока просто А., ни мужчиной, ни женщиной. До тех пор, пока мы точно не узнаем.

– Спасибо. – Я улыбнулась ему в ответ.

– Что ж, – вмешался дядя Гарри, – было бы неплохо установить его личность. Тогда мы смогли бы проследить все перипетии палимпсеста. Возможно, его судьба окажется еще более невероятной и тем более ценной. Ну, вперед на поиски!

Мы вышли из офиса на улицу.

– Квартира Роуза находится всего в паре километров отсюда, – сказала я. – Прогуляемся?

Август кивнул, и мы пошли пешком.

– И почему ты не вернулась ночью в сад? – спросил он.

– А это предполагалось? – удивленно ответила я.

– Я думал, мой намек на гамак был достаточно прозрачным. – Он улыбнулся. – Я сегодня там спал. Думал, ты появишься.

– Но… – Я еще никогда не встречала таких откровенных парней, и мне это начинало нравиться.

– Недостаточно явное приглашение?

– Возможно. – Я приняла притворно обиженный вид, слегка выпятив нижнюю губу.

– Не делай так больше, иначе в следующий раз мне придется достать тебе луну, солнце, мир и все, что захочешь.

Моей нервной системе досталось по полной. С одной стороны, я готова была смотреть на него вечно, с другой – убежать куда-нибудь подальше. Когда он улыбался, он походил на мальчишку. Когда же говорил с серьезным видом, Август выглядел как молодой профессор, задумчивый и очень мудрый. В любом случае он был прекрасен.

Мы зашагали в ногу.

– Итак, Каллиопа. Ты перешла в выпускной класс? – спросил он меня.

– Да.

– И куда будешь поступать?

– Ну, это еще не решено.

– Почему?

Я пожала плечами.

– Отец хочет, чтобы я пошла по его стопам – в Гарвард на юридический. Унаследовала бы фирму и за деньги «умывала» людей в судебном зале.

– А чего хочешь ты?

– Хочу изучать английскую литературу или философию, но, по мнению отца, любой из этих предметов с практической точки зрения является абсолютно бессмысленным. Вообще я готова учиться где угодно, только не на юридическом.

– Ты с ним уже об этом говорила?

– Его ни в чем нельзя убедить. Еще никому этого не удавалось. Ты можешь говорить сколько угодно, но он остается глух, как бочка, как будто ничего и не было. Большую часть времени, когда я разговариваю с ним, я чувствую себя так, как будто подаю ходатайство судье.

Мне не очень нравилось то русло, какое принял наш разговор, и я хотела сменить тему. Видимо, Август понял мои чувства и сказал:

– Мой отец хочет, чтобы я поступил на отделение истории Средних веков. Но он вроде бы понимает, что я бы с большим удовольствием остался в саду и писал книги. Забавно, – добавил он и засунул руки в карманы, – в Нью-Йоркском университете учатся подростки из самых разных семей, и я иногда ловлю себя на мысли, что должен был бы позавидовать некоторым из них. Нормальным семьям. Тем, кто может вместе пойти куда-нибудь. Но нет, я никогда не испытывал такого чувства. Мой отец позволит мне стать тем, кем я сам захочу.

Он рассмеялся.