Холланд тут же понял, что с мальчишкой лучше разговаривать открыто, как со взрослым.

— Но мы действительно заинтересованы в том, чтобы ее найти.

— Что вам известно о ее внешности? — поинтересовался юноша.

Холланд и Кенни Парсонс обменялись взглядами, потом рассказали основное.

— Честно говоря, если ты можешь добавить еще что-то…

— Я посещаю уроки живописи и считаюсь на них одним из лучших учеников, — гордо заявил парень.

Холланд непонимающе смотрел на него.

— Я довольно хорошо рассмотрел женщину, которая была с Люком. Если хотите, я мог бы ее нарисовать.

— Это мы организуем, и как можно скорее, — оживился Холланд.

Парсонс записал имя и адрес мальчишки. Они задали ему еще несколько вопросов: где именно он стоял? На каком расстоянии от Люка? Был ли рядом с ним кто-нибудь еще?

— Поговаривали, что она вроде бы подружка Люка, — совершенно неожиданно заявил парень, — но я бы этого не сказал.

— Почему? — Холланду с трудом верилось, что мальчуган может разбираться в таких делах; он не тянул на «предмет обожания» школьных официанток.

— Язык тела. — Он ответил так, как будто это было очевидным и беседа стала ему немного надоедать. Однако говорил он убедительно, так что Холланд, хотя и удивился, был вынужден признать его слова заслуживающими как минимум внимания.

— А что Люк? Каким он казался?

— Думаю, весьма довольным. Они прошли буквально рядом со мной, он что-то ей говорил.

— А ты не?..

— К сожалению, мне ничего не удалось расслышать, но он выглядел… довольным.

— А не было впечатления, что он идет против воли, по принуждению? Может, он выглядел напуганным?

— Он — нет, она — да. — Мальчик в смущении вертел портфель. Смотрел мимо Холланда и Парсонса, в сторону ворот школы, как будто ждал приятеля. — Она выглядела напутанной до смерти.

Торн явно с толком воспользовался своим проездным.

Он побывал в Баркинге, побеседовал с детективом из отдела по сбору, потом полтора часа добирался до Финчли, чтобы побеседовать с начальником «Летучего отряда». Оба рассказали ему, каким славным малым был Тони Маллен, какая это была потеря для Конторы, когда он так рано вышел на пенсию, и как ужасно, что его семья стала мишенью для преступников. Один из собеседников признался, что начал собирать деньги в своем подразделении, но потом вернул их, когда понял, что не знает, на что именно собирает.

Они просмотрели уже усеченный список Маллена. Оба воздержались от комментариев, но каждый рассказал историю-другую, вспоминая свои — совместные с Тони — заслуги в поимке и водворении в тюрьму указанных в списке особ. Торн слушал, в нужных местах смеялся, поощрял собеседников к тому, чтобы они еще вспомнили былые дела, которыми занимался Маллен и которые, как им кажется, могут иметь отношение к происходящему. Он готов был включить в список любое имя, которое требует, по их мнению, проверки — просто для того, чтобы исключить всякие сомнения. Так всплыли еще два имени — теперь в списке, который имел с собою Торн, направляясь в Колиндейл на запланированную встречу в Пиль-центре, было четыре фамилии.

В «кабинете особо важных дел» на четвертом этаже Бекке-хауса Торн провел пятнадцать минут, сплетничая со своими сослуживцами: попил кофейку с Ивонной Китсон, которая казалась несколько озабоченной собственными мыслями; обменялся шутками с Самиром Каримом и Энди Стоуном, которые заверили, что для всех он словно и не откомандирован из отдела. Просунул голову в дверь кабинета Рассела Бригстока в тщетной надежде на моральную поддержку.

Начальник управления уголовного розыска Тревор Джезмонд, как только Торн вошел, дал ему понять, что у него нет времени на посторонние разговоры.

— Это не займет много времени, сэр!

— Ладно. Я весь внимание.

Торн, как мог коротко, ввел Джезмонда в курс дела Люка Маллена. Он объяснил, что они всерьез полагают: главный мотив похищения сына Тони Маллена — месть отцу; что они ищут любого, кто мог бы затаить на него обиду. Из слов Торна выходило, что Джезмонд отлично знает Маллена, проработал с ним бок о бок несколько лет, поэтому он, как никто другой, сможет грамотно и профессионально вникнуть в самую суть списка подозреваемых. Торн явно хватил через край, но, хотя он и видел, что Джезмонду прекрасно понятна его грубая лесть, прием сработал.

— Естественно, я с удовольствием помогу, — сказал Джезмонд.

Торн полез в карман за списком.

— Конечно…

— Тони и Мэгги сейчас приходится туго.

— Со времени нашего последнего телефонного разговора добавились еще две фамилии…

Джезмонд встал и направился мимо Торна к двери, снял с металлической вешалки пальто.

— Продолжим наш разговор по дороге. Так я смогу одновременно заниматься и другими делами.

— Это совсем коротенький список…

— Как там любят говорить женщины? Что мы, мужчины, не можем делать несколько дел одновременно?

Торн промолчал, с беспокойством заметив, что тонкие губы Джезмонда расплываются в неком подобии улыбки.

Одним из «других дел» оказалось долгое и утомительное посещение автошколы при управлении, где по совсем непонятной причине они стояли и наблюдали, как слушатели курса вождения повышенной сложности ездят по треку или проносятся по испытательной дорожке со скользким покрытием.

Джезмонд жестом подозвал одного из инструкторов, потом спросил, перекрикивая гул мотора:

— Вы любите мотоспорт, Торн?

Торн сделал вид, что не расслышал, и попросил Джезмонда повторить вопрос, тем временем обдумывая, что же соврать. Он наблюдал, как «ауди», пронзительно визжа тормозами, лавирует между рядами столбиков-заграждений.

— Только когда машины сталкиваются, — в конце концов ответил он.

На том и порешили.

Автошкола располагалась как раз напротив легкоатлетического стадиона. Совсем не впечатленный видом маневрирующих на предельной скорости машин, Торн посмотрел в другую сторону и увидел толпу новобранцев, бегущих медленной трусцой по асфальтовой внешней дорожке. Каждый был одет в синий спортивный костюм, но некоторые совсем не походили на спортсменов. Многие явно с куда большим удовольствием разгоняли бы демонстрантов или подбирались к вооруженному преступнику.

— Тони Маллен всегда был в приличной физической форме, — сказал Джезмонд. — В такой, что дай бог всякому! Торн, вы не хуже меня знаете, что большинство негодяев, которых мы сажаем за решетку, относятся к аресту как к части нашей работы. Они не воспринимают его как сведение личных счетов. Если они будут пытаться поквитаться с каждым полицейским, который отправил их за решетку, у них просто не останется времени на свое основное ремесло, чтоб его черт побрал!

Торн знал, что в целом так оно и есть, но он также знал (может, даже лучше многих), что всегда есть исключения из правил. Когда речь шла об убийцах, встречались такие, для кого арест был далеко не профессиональным долгом полицейского; реакцию подобных типов, когда их ловили и они уже больше не могли потакать своей навязчивой идее, нельзя было назвать предсказуемой.

Позже, когда Холланд увидел его среди очень разношерстной группы школьников, стало понятно, что этот мальчишка выделяется на их фоне: он был из тех, кто привлекает внимание, с кем бы рядом ни находился. Что-то в его внешности притягивало взгляд — эдакий надутый индюк, который всем своим видом говорит: «Хотите — можете мною полюбоваться». Самоуверенности ему было не занимать. Конечно, многие ученики этой школы были самоуверенными — это было видно по их форме, слышалось в голосе, читалось в глазах; они сознавали, что очень неплохо устроятся в жизни — разве что им помешает что-то совсем уж невероятное. Однако этот мальчишка был не похож на них: он явно считал себя каким-то особенным и не собирался этого скрывать.

Холланд и Парсонс побеседовали с несколькими девочками лет шестнадцати-семнадцати, тоже самоуверенными, но совершенно по-иному, чем их одноклассники. Парни отвечали лаконично и в свою очередь задавали встречные вопросы. Девчонки же кокетничали и хихикали. Холланд смеялся им в ответ, отлично понимая, что некоторые из них — очень хорошенькие и прекрасно об этом знают. Он посмотрел им вслед, потом повернулся и увидел, что Парсонс не сводит с него глаз — с притворной суровостью и поднятой от удивления бровью.