Шарп невесело рассмеялся.

– Я знаю свое место, сэр. В самом низу. В дерьме. Таких, как я, офицеры в своем кругу видеть не желают. Можешь из кожи лезть, рвать задницу на парадах, проливать кровь – туда путь заказан. Не принимают – как будто ты им в суп помочился. – Сержант подошел к двери и заглянул в полутемную комнату. – Вы скажите своим людям, сэр, чтобы сняли мундиры, а то как бы их не постреляли. – Он замолчал, заметив забившуюся в угол женщину в скромном полотняном платье и соломенной шляпке. Это была Симона. Шарп сделал шаг вперед и снял кивер. – Мадам?

Она вскинула голову, но узнала его не сразу – сержант стоял против солнца и черт было не разобрать.

– Симона?

– Ричард? – недоверчиво прошептала она.

– Он самый, милая. – Шарп усмехнулся. – Только не говорите, что вас снова оставили!

– Он убил Пьера! – воскликнула молодая женщина и расплакалась. – Застрелил у меня на глазах! Из пистолета. Я сама видела.

– Застрелил вашего мужа? Додд?

– Кто же еще, – фыркнул у него за спиной Полман.

Шарп подошел к Симоне и протянул руку.

– Что ты хочешь, остаться здесь или пойти со мной?

Если она и колебалась, то не более секунды. Потом взяла его за руку и поднялась. Ганноверец вздохнул.

– Не везет. А я как раз собрался утешить вдову.

– Вы проиграли, сэр, – ответил Шарп. – Вы проиграли.

Он вышел из дома вместе с Симоной и намерением разыскать Маккандлесса и сообщить ему плохие новости. Додд снова ушел у них из-под носа.

Полковник Маккандлесс с трудом перебрался через гору мусора и вошел в Ассайе. Что-то подсказывало ему, что Додд сбежал. В деревне уже не стреляли, хотя от реки еще доносились отдельные выстрелы, но и они стихли к тому времени, когда он добрался до мертвеца у дверей дома.

Шотландец вошел во двор. А может быть, это уже не важно, подумал он. Неудача с Доддом – досадная мелочь на фоне великой победы, эхо которой раскатится вскоре по всей Индии. Британцы разгромили две армии, подорвали силу и влияние двух самых могущественных из местных князей, и теперь Додду ничего не останется, как только спасаться бегством, удирать все дальше и дальше на север. И в то же время власть Британии будет распространяться по стране. В этом Маккандлесс не сомневался. Каждое новое наступление объявлялось последним, но каждый раз оно приводило к новым границам и новым врагам, и красномундирники шли все дальше и дальше. Кто знает, может быть, их не остановят даже высокие горы на севере. И может быть, там, у неприступных, покрытых снегами хребтов, Додда наконец схватят и пристрелят как бешеного пса.

Маккандлесс вдруг поймал себя на том, что не хочет ни гоняться за Доддом, ни даже думать о нем. Он вдруг почувствовал себя стариком. Боль в ноге стала почти невыносимой. Лихорадка изрядно подточила силы, а оправиться после болезни полковник не успел. Пора, пора возвращаться домой. В Шотландию. Продать Эола, расплатиться с Шарпом, взять то, что причитается, и сесть на корабль. Вернуться домой, в Лохабер, к зеленым холмам Глен-Скэддл. В Британии его уже ждала работа. Полезная работа. Несколько последних лет полковник состоял в переписке с почтенными господами в Лондоне и Эдинбурге, учредившими общество для распространения Библии среди язычников. Маккандлесс рассчитывал купить маленький домик в Лохабере, нанять слугу и полностью посвятить себя переводу слова Божьего на индийские языки. Такую работу полковник считал достойной и почетной и удивлялся лишь тому, что ждал так долго. Уютный дом, большой камин, библиотека, стол, запас чернил и бумаги, и тогда, с Божьей помощью, он, находясь вдалеке, принесет Индии куда большую пользу, чем охотой за одним-единственным предателем.

Мысль о стоящей впереди великой задаче ободряла. Полковник добавил шагу и, свернув за угол, увидел бредущего по улице в полном одиночестве слона.

– Ты потерялся, малыш? – обратился он к слону и, не получив ответа, взял великана за ухо. – Наверное, кто-то позабыл запереть ворота, да?

Слон покорно и даже, как могло показаться, с радостью последовал за человеком. Они прошли мимо убитой лошади и едва не наткнулись на мертвеца в белом мундире. В какой-то момент Маккандлесс подумал, что это Додд, но потом он узнал в несчастном капитана Жубера. Француз лежал на спине с дыркой от пули на груди.

– Бедняга, – пробормотал шотландец, проводя слона во двор. – Я позабочусь, чтобы тебя накормили, – сказал он, запирая ворота.

Оставив животное во дворе, полковник прошел через дом, заглянул в заваленную телами кухню, открыл дверь и обнаружил перед собой сержанта Хейксвилла.

– А я вас ищу, сэр, – сказал Хейксвилл.

– У меня с вами общих дел нет, – отрезал Маккандлесс.

– Есть, сэр, есть. – За спиной сержанта появились трое солдат. – Хотел с вами поговорить, сэр. Насчет письма. Вы ведь не собираетесь писать полковнику Гору, сэр?

Полковник покачал головой.

– Мне нечего вам сказать, сержант.

– Ненавижу чертовых шотландцев, – пробормотал Хейксвилл. Лицо его дергалось от тика, и со стороны могло показаться, что сержант злобно усмехается. – Вам бы только молиться да нравоучения читать, да, полковник? Только мне до ваших нравоучений дела нет. – Он ухмыльнулся, снял с ремня штык и вставил в бороздку на дуле мушкета. – Меня уже раз повесили, полковник, да только я жив. Потому что Господь меня любит. Да, любит. И больше меня никто уже не тронет. Ни вы, полковник, ни кто другой. Так сказано в Писании.

Сержант выставил штык и шагнул к Маккандлессу. Трое его соучастников остались на месте, и полковник понял, что они нервничают. А вот Хейксвилла стычка со старшим офицером нисколько не пугала.

– Сдайте оружие, сержант, – приказал полковник.

– Конечно, сэр, конечно. Но не раньше, чем вы пообещаете, что не станете писать полковнику Гору. Поклянитесь, сэр...

– Я напишу письмо сегодня же, – пообещал шотландец и вынул из ножен палаш. – А теперь, сержант, сдайте оружие.

Хейксвилл остановился в трех шагах от полковника. Смотреть на него было страшно.

– Собираетесь ударить меня, сэр? Потому что я вам не нравлюсь, да? Но Господь-то меня любит. И уж Он меня в обиду не даст.

– Вы арестованы, сержант, – объявил Маккандлесс, – за угрозу в адрес офицера.

– Хотите посмотреть, сэр, кого Господь любит больше? Меня или вас?

– Сдать оружие! – проревел полковник.

– Чертов шотландец! – огрызнулся Хейксвилл и спустил курок.

Пуля вошла Маккандлессу в грудь и вышла из спины, и полковник умер еще до того, как его тело упало на землю. Услышав выстрел, оставшийся во дворе слон поднял хобот и протрубил, но сержант даже не посмотрел в его сторону.

– Ублюдок! – Он прошел в дверь, склонился над убитым и принялся обшаривать карманы. – А если из вас кто хоть слово проронит, отправитесь за ним вслед. – Последние слова были обращены уже к трем молчаливым свидетелям убийства. – Сомневаюсь, что Господь принимает шотландцев в рай. – Найдя в спорране несколько золотых монет, Хейксвилл повернулся и показал их своим людям. – Хотите? – Все трое кивнули. – Тогда держите рот на замке.

Они снова закивали, не сводя жадных глаз с золота. Сержант бросил им монеты и прошел в глубь дома посмотреть, есть ли чем еще поживиться.

– Сейчас найдем генерала, парни, – продолжал он, – и заставим его отдать нам Шарпи. Вот так-то. Да, долгая получилась дорога. И местами трудная. Но мы уже почти дошли до конца.

В поисках Маккандлесса Шарп обошел всю деревню, но полковник словно сквозь землю провалился. Симона ходила везде вместе с ним. Из окна одного большого дома сержант увидел двор с последним слоном Полмана, но никаких следов шотландца не заметил и решил, что понапрасну тратит время.

– Наверное, его здесь нет, милая, – сказал он Симоне. – Думаю, полковник и сам меня ищет или ждет на переправе.

Они отправились к реке. Полман исчез. Додд ушел еще раньше. Солнце уже садилось за горизонт, и на поля к северу от Джуа легли длинные, черные тени. Захватившие деревню солдаты набирали воду в реке, разводили костры и собирались готовить чай. Симона ни на шаг не отходила от Шарпа и все говорила и говорила о своем муже. Она чувствовала себя виноватой, потому что не любила его, однако ж Пьер Жубер вернулся за ней в деревню и погиб из-за нее. Шарп не знал, как утешить бедную женщину.