— Милорд, — раздался голос из–за двери. — Ваш ужин готов.
На лице Джейн отразилось чувство облегчения, Уоллингфорд ощутил, как нарастает его раздражение на камердинера, пришедшего в столь неподходящий момент. Нет, эта маленькая распутница, скрывающаяся под личиной чопорной мисс Рэнкин, не сможет избежать ответа на столь важный для Мэтью вопрос! Настал момент истины. И он никогда еще не желал узнать правду больше, чем в это самое мгновение.
— Милорд…
— Входите, — бросил Уоллингфорд, поворачиваясь спиной и к камердинеру, и к Джейн. Подумать только, но проклятые руки тряслись — от гнева ли, разочарования, боли? Нет, видит бог, это была не боль!
Граф силился не поддаваться отвратительной эмоции, стремительно нахлынувшей на него. Уоллингфорд повторял себе снова и снова, пока сам не поверил, что, но правда: ему абсолютно плевать на то, что ответит Джейн. Он знает, что эта женщина страстно желала его. Мэтью знал, что так оно и было. Джейн вольна говорить все, что ей заблагорассудится, но Мэтью, черт возьми, знает, что там, в карете, она чувствовала как минимум физическую тягу к мужчине, с которым была, — к нему. Так, может, не стоит требовать, чтобы Джейн призналась в этом, если Мэтью и так все прекрасно помнит?
Такое Уоллингфорд чувствовал впервые: ему было чертовски непривычно желать от женщины чего–то, кроме секса. Но так оно и было, он стоял здесь и ждал от Джейн Рэнкин подтверждения того, что она хотела его — по крайней мере, однажды.
Камердинер принялся послушно раскладывать ужин, и комната наполнилась бренчанием столовых приборов и тонкого фарфора. Закончив с сервировкой стола, слуга откашлялся и спросил:
— Что–нибудь еще, милорд? Мэтью с отвращением взглянул на свои руки, унять дрожь в которых все еще не удавалось.
— Можете идти.
— Как скажете, милорд.
Дверь за камердинером закрылась, и Мэтью обернулся к Джейн. Та деликатно принюхивалась к еде, лежавшей на серебряных блюдах.
— Пахнет просто восхитительно! — с восторгом оценила она.
— Так вы будете отвечать на мои вопросы с готовностью, добровольно? — требовательным тоном отозвался Уоллингфорд, давая гостье понять, что ей не удастся так легко сменить тему беседы.
Глаза мисс Рэнкин сузились, и граф увидел, как с вызовом метнулся вверх ее маленький дерзкий подбородок. Внутри у Мэтью все предательски сжалось, и он наконец–то понял, какое чувство им владеет. Страх. Боже, Уоллингфорд презирал себя за это чувство, но он не мог продолжать это свидание, не мог придерживаться условий сделки, если то, что связывало их с Джейн, было лишь притворством.
Казалось бы, ответ мисс Рэнкин не имел для графа никакого значения. И в самом деле, почему он должен был волноваться о том, было ли ее желание истинным или притворным? И все же Мэтью знал, что это было важно, жизненно важно для него в этот момент.
Джейн замерла на месте, даже не пытаясь ответить на вопрос. Уоллингфорд с трудом подавил в себе желание подлететь к ней, трясти за плечи, требуя ответа… Увы, подобным властным поведением добиться чего–то от Джейн Рэнкин было просто невозможно. Скорее всего, она бы с отвращением оттолкнула графа от себя и не дала ответ, в котором он так отчаянно нуждался.
— Полагаю, я имею право знать, чувствовали ли вы ко мне влечение, или я жестоко обманулся, поверив, что вы хотели меня, — произнес Мэтью сквозь стиснутые зубы, когда Джейн повернулась и смерила его гневным взглядом.
— Ваша гордость уязвлена? — поинтересовалась она. — Надеюсь, что это так, потому что я живу с подобной болью с того самого дня, как вы пришли на встречу, а потом отвернулись от меня!
Лицо Мэтью зарделось, стоило ему вспомнить образ мрачной серой мыши, стоявшей тогда на тротуаре.
— Да вы хоть понимаете, как мне было больно? Я смотрела на вас и понимала, что вы не имеете ни малейшего понятия, кто я на самом деле! Вы смотрели на меня как на пустое место, словно я была мелкой и ничтожной, как букашка, ползущая по вашему ботинку!
Мэтью заметил, как пальцы Джейн впились в спинку стула и мгновенно побелели от напряжения.
— Мне было больно, потому что я верила вам, потому что отдавала вам всю себя, а это, как оказалось, ничего не значило! Мне было мучительно больно осознавать, что мужчина, стоящий передо мной, тот, кто использует женщин и считает их лишь игрушками для собственного развлечения, и был тем самым человеком, который заслужил мое доверие. Боль, которую принесло это неожиданное открытие, была сильнее всего, что вы испытывали в своей жизни. Я никогда… Я не… — Глубоко вздохнув, Джейн попыталась обуздать эмоции. Немного успокоившись, она взглянула Мэтью прямо в глаза. — Что сделано, то сделано. А теперь, милорд, нам, возможно, стоит сесть за стол и приступить к трапезе, забыв об обсуждении вещей, которые уже нельзя взять обратно или забыть. Будет очень досадно, если мы позволим такому ужину остыть! Ваш повар, судя по всему, расстарался, чтобы приготовить все эти прекрасные блюда!
Джейн не ждала, что Уоллингфорд отодвинет ей стул, поэтому сделала это сама и уселась за стол с царственной элегантностью, давая понять, что намерена выбросить из головы и самого графа, и весь этот разговор. Мисс Рэнкин высоко держала голову, прямо смотрела перед собой, на ее лице застыло невозмутимое выражение. Но провести Уоллингфорда было не так просто. Граф слышал неуверенные нотки в ее голосе, чувствовал страдание, которое все еще доставляли его колкости. Слова Джейн открыли ему правду. Она отдавала ему всю себя, потому что хотела этого.
Мэтью занял место за столом напротив гостьи и пристально взглянул на нее в мерцании свечей:
— Джейн, я…
— Не нужно ничего больше говорить, милорд, тихо произнесла она, отпивая вино.
— Моя гордость… — Мэтью сглотнул комок, застрявший в горле. — Осмелюсь сказать, что за последние несколько недель ей был нанесен жестокий удар. Я не привык…
— К тому, чтобы быть обманутым унылыми серым мышками? — Глаза Джейн гневно сверкнули, сталкиваясь с его взглядом. — Могу представить, вашему эго был нанесен значительный урон! Это что–то новенькое для человека ваших репутации и вкусов: обнаружить, что он тайно встречался с пресной компаньонкой леди, а не с экзотическим и загадочным существом, нарисованным в воображении.
— Это не так! — прорычал Мэтью, впиваясь вилкой в кусок жареной говядины.
— Признайтесь, вы почувствовали отвращение, когда поняли, что именно со мной вы тайно встречались. Я отчетливо видела разочарование в ваших глазах, когда мы столкнулись в библиотеке Реберна. Ваша кипучая работа мысли была слишком очевидна: вы изумлялись, как это могли принять ту медсестру за меня. Вы поверить не могли, что позволили себе увлечься такой женщиной, как я.
— Нет, вы ошибаетесь.
Мисс Рэнкин удивленно выгнула свою маленькую, словно летящую бровь и впилась в графа взглядом:
— Ошибаюсь?
Поперхнувшись куском говядины, Мэтью спешно запил его вином и вытер рот салфеткой.
— Ну что я должен вам ответить, Джейн? Все, что бы я ни сказал, причинит вам боль. А у меня нет желания заставлять вас страдать.
— Вы утверждали, что никогда не заботитесь о женщинах и их чувствах. Так почему теперь вы беспокоитесь обо мне? Нет, прошу вас, скажите правду, милорд. Мне нужна только правда.
Джейн смотрела на Мэтью проницательно, твердо, и он чувствовал, как весь сжимается под этим взглядом. Боже, он не хотел травмировать ее чувства! Да, в том, что касалось остальных женщин, он был грубым и жестоким животным, но он не хотел делать больно Джейн, разрушать те воспоминания, что она сохранила. Эти же воспоминания — теперь Мэтью знал это наверняка — он сам сохранит на всю оставшуюся жизнь.
— Я был поражен, догадка застала меня врасплох, признаю. Я был озадачен, но не потому, что вы не такая… красивая, — принялся объяснять он, с трудом пытаясь подобрать нужные слова. С уст Джейн сорвалась презрительная усмешка, и она уткнулась в тарелку, яростно кромсая мясо на крохотные кусочки. — О, ради всего святого! — Мэтью коснулся руки Джейн, останавливая ее. Легонько сжав пальцы гостьи, он заставил ее поднять взор от еды. — Послушайте меня. Я просто объясню вам все, и мы закроем эту тему. Да, я был разочарован, когда узнал, что это были вы. И прежде всего из–за вашего внешнего облика — его строгости, показного ханжества. Рисуя вас в своем воображении, я действительно представлял вас иной.
