— У него начинает расти брюшко, — лениво заметил я.
— Это из-за того, что он забросил спорт. Он покупает тренажеры, но ими не пользуется.
— А когда вы познакомились, он уже был женат?
Анжела кивнула, но ничего не добавила.
Мы лежали, прислушиваясь к шелесту дождя. Я взял прядь ее волос и положил к себе на грудь. Наконец я нарушил молчание:
— А ты бы вышла за него замуж?
— Если бы он захотел, то да.
— А он хочет?
— Наверное. — Анжела провела пальцем по шраму на моем плече. Пальцы у нее были тонкие, длинные. — Вообще-то для Тони предпочтительнее кто-нибудь вроде Мелиссы, с положением в обществе. Хотя, вполне возможно, и я подойду. Я знаю свое дело, а для его карьеры это важно. Мне кажется, он опасается, как бы меня не переманили конкуренты...
— Ты его любишь?
Она задумалась. Потом отрицательно покачала головой.
— Тогда зачем тебе выходить за него?
— Потому что... — Анжела снова замолчала.
— Почему? — настаивал я.
— Потому что, мне кажется, мы подходим друг другу. — Она говорила медленно, как ребенок, старающийся запомнить трудный урок. — Потому что он преуспевающий, а я помогу ему обрести уверенность при встречах с людьми, которые, как он думает, его презирают. Например, с тобой.
— Может, это оттого, что он такой жалкий?
В наказание она отняла свои волосы.
— Тони вовсе не жалкий. Просто он чувствует себя легко, только когда на него направлены телекамеры.
— У вас будет прекрасная семейная жизнь, — угрюмо заметил я, — с телекамерами, следующими за вами повсюду.
— Может, мне удастся его переделать, — проговорила Анжела. — Ему бы хотелось стать похожим на тебя.
— Стать таким же нищим?
— Он завидует тебе. Он мечтал быть солдатом.
Жмурясь от удовольствия, я поглаживал ее голую спину.
— Мне кажется, поэтому ему нравится Фанни, — продолжала Анжела. — Фанни — крутой.
— Это точно.
— И раз такие парни его уважают, Тони как бы ощущает себя таким же крутым. — Она пожала плечами. — Может, со временем, когда его признает нужное количество людей, он станет сильным?
Мне такой способ казался странным.
— Ты сильная, — заметил я.
— Я редко плачу, — объяснила Анжела, — да и не люблю этого занятия.
Она надолго замолчала. Над рекой раздавались пронзительные крики чаек.
— Но есть еще кое-что, — наконец продолжила она. — у Тони нет близких друзей, а ему хотелось бы иметь одного, но очень близкого друга. Не меня, да и вообще не женщину, а какого-нибудь парня, с которым Тони мог бы быть честным до конца.
— Друзей найти труднее, чем любовниц, — заметил я.
— Ник, а у тебя есть друзья?
— Да, — ответил я после секундного размышления. — Много.
— А у Тони их нет. Да и у меня тоже, честно говоря. И если мы поженимся, я буду чувствовать себя защищенной.
— Защищенной?
Анжела приподнялась на локте и поцеловала меня в щеку.
— Ну да, в безопасности.
— Не понимаю.
— За мной вечно бегают мужики. А сейчас, когда всем известно, что я принадлежу Тони, меня оставили в покое.
— Принадлежишь?
— У него очень развито чувство собственности, — произнесла она слегка извиняющимся тоном и устремила взгляд в потолок. — Он хочет, чтобы я бросила работу, когда мы поженимся.
— А сама ты этого хочешь?
— Ну, если я останусь, это будет нечестно по отношению к другим, так ведь? Все скажут, что я отхватила самый лакомый кусочек, потому что я — жена Тони. — Мне пришло в голову, что люди уже так думают, независимо от того, есть ли на ней обручальное кольцо. — К тому же я избавлюсь от денежных проблем. Я перееду сюда и смогу видеть тебя всякий раз, когда ты будешь возвращаться на «Сикоракс» к своему причалу. Неплохо, правда?
Да, большой путь лежит от дома баптистского священника где-то в глуши Мидленда до огромного особняка над рекой в Девоне.
— Может, это будет и неплохо, — произнес я, — но вот хорошо ли?
— Это романтический вопрос.
— А я и есть романтик. Я влюблен в любовь.
— Ну и дурак. — Прижавшись ко мне, Анжела удобно свернулась клубочком, а дождь в это время вовсю барабанил по окнам. Дул северный ветер, и я представил себе, как в такую погоду крошечные яхты пробиваются через волны, вздымающиеся на отмелях, к долгожданному убежищу. Моя подруга все еще пребывала в мыслях о любви и изменах: — Тони мне изменяет, теперь и я неверна ему, да?
— Он разозлится, если узнает?
Анжела кивнула.
— Он страшно разозлится и будет чувствовать себя уязвленным. Всю дорогу он мне изменял, но ему и в голову не приходит, что мне может быть больно. — Она пожала плечами. — Тони ужасно гордый, ужасно. И мне кажется, поэтому он и сделает мне предложение.
— Поскольку считает, что ты будешь ему верна?
— И еще потому, что я могу служить украшением. — Она повернула голову, чтобы увидеть мою реакцию.
Я поцеловал ее в лоб:
— Ты и в самом деле украшение. Как только я увидел тебя, сразу же подумал: «Черт возьми, вот это украшение!» Это была страсть с первого взгляда.
— Правда?
Я удивился, что для нее это так неожиданно.
— Да, — мягко ответил я. — Правда.
Анжела улыбнулась.
— Ты был таким суровым и на всех наводил страх. Помню, я все время была начеку. Я даже представить себе не могла, что ты мне понравишься, и думала: вот этот человек ненавидит меня.
— Я мечтал о тебе, — возразил я, — но в то же время и боялся, потому что считал, что на телевидении работают одни только умные и обаятельные.
— Так оно и есть, — лукаво ответила она и опять вернулась к своим баранам: — Для Тони очень важно, чтобы жена была красива. Для него супруга — все равно что машина или дом, ты понимаешь? Чтобы произвести впечатление. Это тоже помогает в его работе.
— А вдруг ему захочется сменить жену на юную манекенщицу, что тогда?
— Алименты, — не задумываясь, ответила Анжела. — Лучший подарок для любой девушки.
Довольно долго мы лежали молча. На реке застрекотал подвесной мотор, словно кто-то стремительно мчался, невзирая на ливень, к кафе. Анжела задремала. Рот ее приоткрылся, и прядка светлых волос подрагивала в такт ее дыханию. Лежа в моих объятиях, она казалась такой юной и невинной. Днем она выплакала весь свой накопившийся гнев, а соединившись в постели, мы словно бы перестали бороться с неприятным встречным ветром и отдали себя во власть попутных ветров. Я поцеловал ее теплую кожу, и Анжела тут же проснулась, взглянула на меня из-под опущенных ресниц, сделала вид, что вспоминает, и засмеялась. Она тоже чмокнула меня и попросила:
— Расскажи мне о себе.
— Но разве не ты делаешь обо мне фильм? По-моему, ты знаешь меня лучше, чем я сам.
— Я не знаю, любишь ли ты Джилл-Бет Киров?
Я вздрогнул от неожиданности. Поглощенный своим новым счастьем, я напрочь забыл, что только что вернулся из Америки.
— Я не люблю ее.
— Правда?
— Правда.
Анжела привстала и оперлась на локоть.
— Или ты разлюбил ее за последние несколько дней?
— Я не... — и остановился. Я чуть было не сказал, что не виделся с Джилл-Бет, но мне не хотелось врать Анжеле. Тем более сейчас. Мне было необходимо, чтобы то, что я обрел сегодня днем, было искренним.
Анжела, довольная собой, пояснила:
— Ты не представляешь, с какой готовностью люди помогают телевизионным компаниям. Служащие авиалиний обычно не дают сведений о своих пассажирах, но если ты назовешься сотрудником телевидения и скажешь, что тебе необходимо срочно разыскать господина Сендмена, который вылетел в Штаты, забыв сценарий, тебе тут же помогут. А Даллас, Ник, очень и очень далеко от Бостона. Или, может, мне только так показалось, когда я последний раз была в Америке? Может, его уже передвинули?
Я улыбался:
— А мне казалось, я такой умный.
— Обвести тебя вокруг пальца, Ник Сендмен, все равно, что отнять конфету у паралитика. — Отодвинувшись от меня, Анжела закурила новую сигарету и вернулась на мою половину кровати. Она легла на живот и, опершись на локти, выдохнула дым мне в лицо. — Итак?