Птицы будут меня пугаться точно, слабонервные люди – тоже. Если я правильно запомнила Остров, бетонный остов здания недалеко, но нам повезет, если там не успели обосноваться другие. Какое оружие досталось ребятам в желтых куртках? Где сейчас Никита? Вдруг им повезло больше, чем нам? Я глубоко вздохнула – холодный воздух защекотал в носу. Носком ботинка пытаюсь изобразить на снегу карту Острова, прикидывая, как быстрее добраться до здания.

Вниз мы сползали больше часа – точно сказать не смогу, часы у нас отобрали, когда привезли в тренировочный центр. Потом еще петляли по каменистым тропкам, пока не вышли на берег. Идти по заснеженному льду было легче, чем карабкаться по скалам, скоро нам уже был виден силуэт постройки. Но вдруг лед под нашими ногами вздрогнул, качнулся, будто белая пустыня безнадежно вздохнула. Лед у нас под ногами стал опускаться вниз.

– Ой…

– Что это?

– Не знаю…

– Это отлив! Морская вода уходит, а лед остается, из-под него можно рыбу вытаскивать – слышал я про такое…

Интересно, где Дан мог про такое услышать? Но спросить я не успела: Дан постучал по снежному панцирю топориком, прислушался и попрыгал сверху – лед действительно треснул и подломился.

Мы по очереди заглянули в трещину. Если лечь на лед и свесить руки вниз, можно дотянуться до влажного дна, зачерпнуть горстью водорослей и моллюсков. Лешка стал нас убеждать, что это мидии, их едят. Только страшно как-то: а вдруг это не мидии или мидии, просто гадкие на вкус? Но мы насобирали немного черных раковин и рассовали в уцелевшие рюкзаки. Еще выволокли из-подо льда трепыхавшуюся рыбину, похожую на этикетку с консервной банки, чтобы съесть при случае.

Высоко в небе появился вертолет, плавно описал круг – мы задрали головы и стали размахивать руками. Дан состроил жалостную гримасу, посмотрел вверх и завопил:

– Я хочу передать привет!

Мы расхохотались, а вертолет обиженно качнулся и полетел дальше. Значит, Господин Ведущий помнит о нас, он видит и слышит нас каждую минуту.

Между ледяных торосов на подступах к бетонной конструкции мелькнуло что-то яркое. Я подошла поближе и даже очки стащила, чтобы лучше разглядеть – в снегу лежал рюкзак! Форменный рюкзак с розовой биркой пятого сектора.

– Вдруг ловушка? – прошептал Дан, придерживая за руку любознательного Лешку.

– Не-не знаю… – Я подняла с земли маленький камушек и бросила в рюкзак – ничего. Бросила следом большущий кусок льда – тоже ничего! Мы осмелели, подошли поближе, зацепили рюкзак древком топора и стали рассматривать.

– Вдруг нам нельзя его трогать? – блеет Лешка.

– С чего вдруг? Это наш трофей.

Выглядит как самый обычный, я открываю замок. Все кармашки и ячейки заполнены: ледоруб пристегнут сбоку, моток веревки, скобы, аккумулятор для камеры, фонарик, пачка галет, три банки консервов, упаковка сухого топлива, термос, пакетики растворимого кофе и сахара, зажигалка, запасные шнурки для горных ботинок, брошюрка с правилами Игры (нам постоянно выдают такие), тюбик с защитным кремом от обморожения и солнечного ожога, аптечка…

Все новенькое – похоже, рюкзак не успели открыть.

– Наверное, какой-то полудурок выронил, когда вылезал из вертолета.

– Хорошо бы так! – поежился Дан. Мы дружно вытянули шеи, рассматривая окрестности. Ветер задул сильнее, а вместе с ним тревога пробралась внутрь и колола ледяными иголками – надо торопиться к зданию.

Остов сооружения выглядел враждебным, стены ощетинились ржавой арматурой, в окнах торчат решетки. На покосившемся деревянном столбе ветер раздувает выцветшие, истрепанные тряпки. Кто знает, что здесь было раньше?

Отдаем рюкзаки Лешке и бесшумно огибаем столб – ужас!

Еще шаг, и я свалилась бы в засыпанный снегом котлован, над которым нависает этот столб. Думаю, он глубокий – над снегом кое-где торчат подпорченные ржавчиной штыри. Мы обошли вокруг ямы, вернулись, заглянули в окна – внутри темно и тихо. Нереально тихо!

– Э-эй? – Но никто не откликнулся.

Механизмы внутри постройки остановились много лет назад и постепенно уходят под снег, врастают в мерзлую землю, как скелеты вымерших динозавров. Забрасываем внутрь рюкзаки через выбитую дверь и сами запрыгиваем следом.

Нет, на тепло рассчитывать нечего. Здание выглядит так, как будто его начали строить, а потом бросили недостроенным в большой спешке. Рядом с котлованом сложены серые блоки, из которых собраны стены. Они выглядят основательно попорченными. Но даже недостроенные стены укроют нас от пронизывающего ветра и чужих глаз.

Под ногами, среди пыли и набившегося в широкие щели снега, валялись черные кусочки каменного угля – мы такой иногда собирали у железнодорожной станции. Он хорошо горит – жечь мусорные баки или разводить костры по подвалам любимое занятие неприкаянного молодняка с нашего сектора. В искусстве добывать дармовое топливо «десятке» нет равных! Через день по районам полыхают пожары, иногда из огня успевают вытащить моих обгоревших и надышавшихся угарным газом сверстников, не успевших освоить искусство высекать огонь из подручных средств.

Привычно оглядываемся в поисках чего подходящего на роль печки: наши камеры транслируют сейчас мрачную картину – стена из серых блоков с потеками мазута, мусор и ржавые железяки на полу, промерзший прошлогодний мох по углам и пыльная снежная корка – мне здесь нравится, почти как в родном городе.

Вот то, что надо! Железная крышка от люка. Сдвигаем ее немного в сторону, поближе к стене, при помощи ледорубов. Взглядам открывается бесконечная темная нора, из которой тянет затхлым воздухом. Не хотела бы я туда свалиться!

Мы с Даном стоим рядом и таращимся в черную пустоту: из-за камер, которые не только «видят» но и «слышат», мы не решаемся толком поговорить. Он добросовестно называет меня «Анной», зато мы то и дело обмениваемся многозначительными взглядами – умненький Лешка ухмыляется, он уже считает нас влюбленной парочкой. Если Господин Ведущий внимательно следит за нами, наверняка того же мнения – нет, они оба ошибаются.

Насыпанный горкой уголь никак не хочет загораться, Лешка отправляется поискать каких-нибудь деревяшек, но Дан догадывается разодрать и пустить на растопку брошюрку с правилами Игры, пламя жадно захватило страничку, и костерок разгорелся.

Сейчас зажарим рыбку на углях, получится настоящий пикник! Здесь полно валяется разных железок, – насаживаю рыбу на стальной прут, она успела подмерзнуть и норовит выскользнуть из рук, и Дан пытается мне помочь – наши пальцы нечаянно встречаются, я уже ощущаю их тепло… Вдруг все наше убежище заполняет вопль – такой, от которого стены дрожат, небо готово обрушиться вниз, а игроки точно набегут со всех концов Острова.

Мгновенно мы выскочили наружу – у стены стоял Лешка, прижимал ладони к щекам и орал во все горло.

Дан схватил его за плечи и окунул лицом в снег. Вопль замер.

– Сдурел, Леха?

Я настороженно заглядываю на нагромождение ледяных груд: там, в снегу, лежит что-то большое, розовое – тело в яркой куртке? Поднимаюсь на цыпочки, чтобы лучше рассмотреть – ноги готовы подогнуться, а рот открылся сам собой. Курточка была разорвана в клочья, перья вылезли наружу, перемешались с чем-то липким и бурым. Голова была нереально вывернута, шея наверняка переломана, щека разодрана до самой кости, кровь замерзла прямо на выбившихся из-под шапки волосах, шарфе, бурыми пятнами заливала снег кругом.

Меня подташнивало – это была мертвая девушка из пятого сектора.

Мы не заметили тело сразу, потому что не решились сунуться за гряду из ледяных глыб, когда подбирались к зданию, но Лешка наткнулся на мертвую девушку, когда вышел искать деревяшки для костра.

Мы извлекли малого из сугроба и, ухватив за плечи, волоком потащили обратно, прислонили к стенке около тлеющего огня, обмотав спальными мешками. Пришлось отпаивать его подогретой водой, пока он не перестал икать.