– Да все очень просто. Мы с твоим отцом прекрасно общались, но не ели из одной миски. Насколько я могу судить, эта Сара Смайт была в числе их лучших друзей. Конечно, если учесть, что все это было лет сорок пять тому назад…

– Ладно, я тебя поняла. Но вот что странно: почему она доставила письмо по моему адресу? Откуда она узнала, где я живу?

– А у тебя что, адрес не зарегистрирован в справочнике?

– Уф, я как-то не подумала.

– Ну вот тебе и ответ на вопрос. А насчет того, почему она прислала его… понятия не имею. Может, она прочла объявление во вчерашней «Таймс», поняла, что пропустила похороны, ей не хотелось запаздывать с соболезнованиями, и она решила забросить тебе письмо по пути на работу.

– Тебе не кажется, что здесь слишком много совпадений?

– Дорогая, тебе нужны версии, я тебе предложила одну.

– Ты думаешь, я принимаю это слишком близко к сердцу?

– Я думаю, что ты слишком устала, что вполне естественно. И чересчур преувеличиваешь значение этой безобидной открытки. Но послушай, если уж тебя так распирает от любопытства, позвони этой даме. Я так понимаю, ее телефон указан в письме?

– Мне незачем ей звонить.

– Тогда не звони. А пока обещай мне, что не отправишься снова ночевать в квартиру матери.

– Я и без тебя уже решила, что не пойду.

– Рада слышать. А то я уж начала волноваться, не превратишься ли ты в какого-нибудь психопатического персонажа Теннесси Уильямса. Нарядишься в мамино свадебное платье. Напьешься чистого бурбона. И начнешь вещать: «Его звали Борегар, он был женатым парнем, и это он разбил мое сердце…»

Она сама оборвала этот поток иронии.

– Прости, дорогая, – сказала она. – Несу всякую чушь.

– Да ладно, проехали, – ответила я.

– Иногда я просто не могу вовремя остановиться.

– У Малоунов это семейное.

– Мне так стыдно, Кейти…

– Ну хватит. Я уже забыла.

– А я собиралась произнести еще несколько слов раскаяния.

– Ну, если тебе от этого станет легче… Я позвоню тебе попозже, договорились?

Я налила себе еще кофе и вернулась на диван. Отпила кофе, поставила кружку на стол и легла, прикрыв глаза рукой, пытаясь забыться.

Его звали Борегар, он был женатым парнем, и это он разбил мое сердце…

На самом деле его звали Питер. Питер Харрисон. Он был моим парнем до того, как я познакомилась с Мэттом. К тому же он был моим боссом. И он был женат.

Позвольте кое-что прояснить. Меня нельзя назвать романтической натурой. И я не из тех, кто легко теряет голову. Я не падка на деньги. Все четыре года учебы в колледже Смита я провела без бойфренда (хотя изредка и флиртовала, если возникала потребность в острых ощущениях). Когда после колледжа я попала в Нью-Йорк – и получила временную работу в рекламном агентстве (сомнительный ангажемент на месяц, с которого, собственно, и началась моя карьера), – недостатка в муж ской компании у меня не было. Но сексуальный опыт, приобретенный мною в тот период, сплошь состоял из ошибок. Нельзя сказать, чтобы я была фригидной. Просто я не встретила никого, кто вызвал бы во мне настоящую, сумасшедшую страсть.

Пока мне не повстречался Питер Харрисон.

О, я была такой глупой. И все было так предсказуемо. Мне уже перевалило за тридцать. Я только что устроилась в новое агентство – «Хардинг, Тайрелл и Барни». А нанимал меня Питер Харрисон. Ему было сорок два. Женат. Двое детей. Красив (разумеется). Умен, как черт. Весь первый месяц моей работы в офисе между нами ощущалась незримая связь, мы как будто на расстоянии чувствовали присутствие друг друга. Где бы мы ни встретились – в коридоре, в лифте, на совещании, – наши лица расплывались в улыбке. И в то же время за фасадом банального трепа угадывалась скрытая нервозность. Мы вдруг стали смущаться при встречах. Притом что ни он, ни я не отличались стеснительностью.

И вот однажды, ближе к концу рабочего дня, он заглянул ко мне в кабинет. Пригласил выпить. Мы отправились в бар за углом. И, разговорившись, уже не могли остановиться. Мы проболтали два часа, как старые добрые знакомые, родственные души. Мы слились в единое целое. Когда он взял мою руку и сказал: «Давай уйдем отсюда», я ни секунды не раздумывала. К этому времени я уже хотела его так отчаянно, что готова была запрыгнуть на него прямо в баре.

Только уже потом, ночью – лежа рядом с ним в постели и признаваясь ему в том, что без ума от него (и слыша его ответные признания), – я осмелилась задать вопрос, мучивший меня весь вечер. Он ответил, что между ним и его женой, Джейн, нет никаких особых разногласий. Они вместе уже одиннадцать лет. Все устоялось. Они обожают своих дочек. У них красивая жизнь. Но красивая жизнь не означает страстную любовь. Эта составляющая их брака давно угасла.

Я спросила:

– Тогда почему бы не доставлять себе маленькие радости на стороне?

– Я пытался, – сказал он. – Пока не встретил тебя.

– И что теперь?

Он притянул меня к себе:

– Теперь я тебя не отпущу.

Вот так все и началось. Весь следующий год он действительно не отпускал меня. Он проводил со мной каждую свободную минуту. Но мне было этого мало… хотя такие ограничения и подогревали наш роман. Ненавижу слово «роман», есть в нем какой-то пошловатый, грязный подтекст. Это была любовь. Любовь с шести до восьми вечера, два раза в неделю, в моей квартире. И иногда во время ланча, в каком-нибудь городском отеле, подальше от нашего офиса. Конечно, мне хотелось видеть его чаще. Когда его не было рядом – особенно вечерами, – я страдала. Это было какое-то помешательство. Потому что впервые в жизни я встретила человека, созданного для меня. В то же время я старалась не давать воли чувствам и держаться в рамках приличий. Мы оба знали, в какую опасную игру ввязались и какие страшные последствия ожидают нас обоих, если вокруг нас поползут сплетни… или, хуже того, если обо всем узнает Джейн.

Поэтому на работе мы демонстрировали полный официоз. Он ловко маскировался и перед женой – никогда не задерживался у меня дольше положенного, чтобы не вызвать лишних подозрений, держал у меня тот же набор мыла, шампуней и прочей парфюмерии, что и у себя дома, никогда не разрешал мне впиваться ногтями в спину.

– С каким удовольствием я это сделаю в первую ночь нашей совместной жизни, – сказала я, поглаживая его голые плечи. Был декабрьский вечер незадолго до Рождества. Мы лежали в постели, среди скомканных простыней, наши тела еще были влажными после бурного секса.

– Ловлю тебя на слове, – сказал он, награждая меня чувственным поцелуем. – Потому что я решил все рассказать Джейн.

Я едва не задохнулась от волнения:

– Ты серьезно?

– Серьезнее не бывает.

Я посмотрела ему в глаза:

– Ты абсолютно уверен?

Без тени колебания он произнес:

– Да, абсолютно.

Мы договорились, что он поговорит с Джейн только после Рождества – в конце концов, четыре недели можно было подождать. И еще мы договорились, что я сейчас же начну подыскивать для нас квартиру. Изрядно оттоптав ноги, я наконец нашла замечательную двухкомнатную квартиру с боковым видом на реку на пересечении Риверсайд и 112-й улицы. Это случилось незадолго до Рождества. Я решила устроить Питеру грандиозный сюрприз, пригласив его на следующий день (когда мы, как обычно, должны были встретиться у меня около шести) в наш будущий дом. Он задержался на час. Едва он переступил порог, как мне стало страшно. Я поняла: случилось что-то очень плохое. Он тяжело опустился на диван. Я тут же подсела к нему, взяла его за руку:

– Рассказывай, дорогой.

Он избегал смотреть мне в глаза.

– Кажется… я переезжаю в Лос-Анджелес.

До меня не сразу дошло.

– В Лос-Анджелес? Ты? Я не понимаю.

– Вчера вечером, около пяти, мне в офис позвонили. Секретарша Боба Хардинга. Попросила зайти к боссу. Вроде как tout de suite[3]. Я поднялся на тридцать второй этаж, в кабинет нашего главного. Там уже сидели Дэн Дауни и Билл Малоуни из департамента корпоративной политики. Хардинг пригласил меня присоединиться к ним и перешел сразу к делу. Крейтон Андерсон – глава лос-анджелесского офиса – объявил о своем переезде в Лондон, где ему предложили возглавить крупное подразделение «Саатчи энд Саатчи»[4]. Таким образом, место главы лос-анджелесского офиса освободилось, и Хардинг, оказывается, уже давно имеет на меня виды, так что…