Сюзанна оставила за собой роль секретарши Николь и встретила ее списком людей, позвонивших в ее отсутствие. Был в их числе даже кинопродюсер, которого заинтересовала история с загадочным артефактом и обнаруженной в гробнице статуэткой. На рабочем столе Николь росла кипа прибывающей на ее имя корреспонденции.

Так же, как и в предыдущие дни, ближе к вечеру наступило некоторое затишье. Сидя за столом у себя в кабинете, она вдруг отметила, что слышит глубокую тишину вокруг. Перестал беспрестанно звонить телефон, ушла к себе Сюзанна, а сама Николь только что сделала последний запланированный на сегодня звонок.

Она откинулась назад, положила голову на спинку стула и закрыла глаза. Только сейчас девушка осознала, насколько она устала, и представила себе, что сидит на террасе над Сеной, а рядом с ней Жан. Николь погрузилась в свои ощущения: она наслаждалась покоем, ее грела мысль, что рядом с ней находится любимый человек, и ей никуда не надо спешить. Девушка улыбнулась: скоро этот человек за ней заедет, и ее мечта вполне может осуществиться.

Открыв глаза, она заметила на столе брошюру. Наверное, та давно там лежала, потому что Николь нисколько не удивилась, хотя впервые обратила на нее внимание. Это был рекламный проспект зеленого цвета с анаграммой Лувра на титульном листе.

Николь протянула к нему руку. Она не знала, как эта брошюра оказалась на ее столе. Скорее всего, ее оставила там Сюзанна — она часто приносила буклеты, распространяемые музеем для уведомления сотрудников и гостей о готовящихся выставках или семинарах. Девушка прочитала заголовок и улыбнулась, довольная тем, что не ошиблась.

«Испанское Возрождение второй трети XVI века. Живопись, скульптура и прикладное искусство», — гласила надпись на обложке. Речь шла о выставке, открывшейся несколько дней назад, когда она была в Египте. Николь знала, что подготовка далась музею нелегко и теперь сотрудники гордятся качеством и количеством экспонатов, которые им удалось собрать.

Она внимательно изучила содержание буклета, одобрительно кивая головой при виде некоторых имен и фотографий представленных на выставке произведений. Экспозиция состояла из семидесяти двух экспонатов, авторство которых принадлежало самым выдающимся мастерам. Тут можно было увидеть скульптуры Алонсо Берругете и Хуана де Хуни и полотна кисти Педро де Кампаньи, Луиса Моралеса, Хуана де Хуанеса и Педро Мачуки.

Она радостно улыбнулась, увидев на обложке фотографию произведения Хуана де Хуни. Этот скульптор, хотя и работал в Испании, но имел французские корни.

— Отличная работа, месье Лагиллер, — пробормотала она, разыскав в конце брошюры имя сотрудника, ответственного за экспозицию.

Продолжая читать описание выставки, она вдруг вспомнила, с каким интересом говорил о ней Пьер де Лайне. Накануне

после пресс-конференции он подошел к ней и снова настоятельно посоветовал ее осмотреть.

— А почему бы и нет? — спросила она себя, бросив взгляд на часы.

Ей пришло в голову, что она могла бы посетить выставку прямо сейчас, тем более, что до свидания с Жаном у нее оставался еще целый час. Эта идея завладела ею совершенно неожиданно, но с такой же силой, с какой на нее в последнее время обрушивались навязчивые и совершенно бесконтрольные видения. Впрочем, в отличие от видений эта мысль ее совершенно не испугала. Просто ей вдруг захотелось посетить выставку, причем было важно сделать это как можно скорее.

На мгновение закралась мысль, что нелогично идти на выставку в то время, как у нее столько работы, но она тут же рассердилась на себя за подобное рвение.

— Брось, Николь, — вслух воскликнула она. — Тебе просто необходимо хоть ненадолго забыть о Египте, письменах на керамических табличках и коллекции Гарнье. Смени это все на Возрождение и Испанию. И так ты покажешь шефу, что уважаешь его мнение.

Она вскочила со стула. Ей захотелось покинуть стены кабинета и как можно скорее оказаться в той части музея, где была размещена выставка; ее как будто кто-то толкал к двери. На мгновение девушке стало не по себе. Откуда такая непреодолимая тяга к испанскому Возрождению? Впрочем, она отмахнулась от этого вопроса, списав свое странное состояние на накопившуюся усталость. Она провела рукой по лбу, подумала о Жане и о том, что скоро его увидит, сделала глубокий вдох и пообещала себе, что на выходных не откроет ни одной книги, имеющей хотя бы косвенное отношение к египтологии.

Прежде чем выйти из кабинета, она взяла со стола буклет и сложила его вдвое, намереваясь забрать с собой. Вдруг она заметила предмет, изображенный на последней странице. Это была изысканная серебряная шкатулка, инкрустированная золотом и драгоценными камнями. На стенках шкатулки были выгравированы библейские сцены, а на изящно выгнутой крышке девушка узнала собор Севильи. Краткая аннотация под фотографией сообщала, что этот ларец работы ювелира Осуны испанский город Севилья передал в дар Филиппу II.

Восхищенная, она покачала головой и пообещала себе уделить этому экспонату особое внимание. Затем распахнула дверь и решительно зашагала по коридору.

— А знаешь, Жан, все эти разговоры о радуге почему-то напомнили мне о шкатулке, которую я видела сегодня в музее. Я была на выставке испанского Возрождения, — с улыбкой добавила она, устраиваясь в объятиях молодого человека. — Отец рассказывал мне, что в том месте, где радуга касается земли, можно найти ларец с сокровищами.

— А разве не горшок с монетами? Конечно же, об этом я узнал не от отца, — рассмеялся Жан. — Кажется, об этом говорилось в какой-то сказке.

— Честно говоря, я не знаю. Но ведь это почти одно и то же? А чтобы узнать наверняка, нам придется спросить об этом человека, который нашел либо то, либо другое.

— Мы можем и сами с этим разобраться. Кто знает… а вдруг нам повезет, — он поднял глаза к серому небу за огромным окном. — Хотя для этого придется дождаться более удобного случая. На сегодня мы можем забыть о солнце.

— Это был изумительный ларец. Серебряный, с чудесными гравировками и вставками из золота и драгоценных камней. — Николь погрузилась в воспоминания. — Это был подарок от Севильи королю Испании Филиппу Второму.

— Похоже, он произвел на тебя сильное впечатление.

— Что? — она обернулась к собеседнику. — А, ну да, если честно, то он меня потряс. Должна признаться, я даже пожалела, что эта шкатулка не моя. И дело не в ее красоте. — Она замолчала, подыскивая подходящие слова. — Когда я пришла на выставку, я о нем даже не думала, хотя незадолго до этого увидела фотографию в буклете. Но как только я вошла туда, я больше ничего не видела. Мне показалось, он меня ждет. Я сразу же увидела этот ларец, он стоял на низеньком столике возле стены недалеко от входа.

Николь опять замолчала, переживая минуты, проведенные у шкатулки Филиппа II.

— Жан, — она посмотрела ему в глаза, — со мной никогда такого не было. Ни с одним произведением искусства. Я так и замерла возле столика со шкатулкой. Я не знаю, сколько времени я там провела. Это звучит претенциозно, но мне казалось, что я с этой шкатулкой составляю единое целое. И снова почудилось, что мне не подвластны ни мои мысли, ни мои действия.

— Ну надо же, никогда бы не подумал ревновать к какому-то ларцу, — Жан скорчил обиженную гримасу. — Хотя, пожалуй, это намного лучше, чем ревновать к прекрасному блондину. Послушай, Николь, — поспешно добавил он, когда увидел, что его шутка вызвала лишь натянутую улыбку на губах подруги, — уверен, что ты зря так волнуешься. Просто этот ларец произвел на тебя сильное впечатление. Что такого странного в том, что ты восхищалась прекрасным произведением искусства? Это нормально.

— Думаю, ты прав, хотя… я даже не знаю… В этом ларце есть что-то такое, что меня привлекает и отталкивает одновременно. Мне кажется, в нем скрывается какая-то тайна… И эта тайна сильнее меня.

Севилья, 1559 год