За тортом и веселыми воспоминаниями о детских годах они допили последнюю бутылку шампанского, и Нэш решил, что пора. Мешать Поцци ему не хотелось, и теперь, когда все было съедено и выпито, не оставалось и повода, чтобы здесь торчать. На этот раз девушка уже не предложила ему передумать, а обняла на прощание и сказала, что ей бы очень хотелось, чтобы когда-нибудь они снова увиделись. Очень мило с ее стороны, подумал Нэш и сказал, что это и ему хотелось бы, а потом подмигнул Поцци и отправился спать.

Но он долго еще пролежал в темноте, прислушиваясь к смеху и прочим звукам, доносившимся из соседней комнаты. Он пытался не думать о том, что там у них происходит, и потому начал вспоминать о Фионе, но от воспоминаний стало только хуже. На его счастье, он выпил слишком много шампанского, и скоро глаза стали слипаться. Не успев даже толком себя пожалеть, Нэш уснул мертвецким сном.

На следующий день у них был запланирован выходной. После семи недель непрерывной тяжелой работы, а потом и веселой ночки он явно должен был понадобиться, так что они заранее предупредили Меркса. Проснувшись в самом начале одиннадцатого с головной болью, Нэш сразу двинулся в душ. Мельком он заглянул к Поцци, который спал один, раскинувшись на постели. Под душем Нэш простоял минут добрых шесть или семь, потом, обернувшись полотенцем, вышел в гостиную. На диване осталась воткнутая в подушку черная кружевная брошь, но сама девушка исчезла. Вид у комнаты был такой, словно ночью в ней квартировала армия мародеров, — по полу валялись пустые бутылки, окурки из перевернутых пепельниц, лопнувшие воздушные шары и оборвавшиеся ленты. Не зная, как и куда ступить, Нэш пошел в кухню варить себе кофе.

Он выпил его три чашки — сидел и пил, покуривая сигареты из пачки, оставшейся после девушки. Наконец окончательно проснувшись, он поднялся и принялся за уборку, стараясь все делать как можно тише, чтобы не разбудить Поцци. Сначала он взялся за гостиную и методично убрал в ней мусор, разбив его на категории (окурки, шарики, битое стекло), после чего переместился в кухню, вытряхнул из тарелок объедки, отодрал присохшую кожуру омаров и перемыл посуду. Через два часа он привел в порядок все их маленькое жилище, а Поцци так и спал в своей комнате безмятежным сном. Закончив уборку, Нэш сделал себе сэндвич с сыром и ветчиной, взял кофейник со свежим кофе и на цыпочках вернулся к себе почитать одну из давно не читанных книг — Чарльза Диккенса, «Нашего общего друга». Он съел сэндвич, выпил чашку кофе, потом вынес стул из фургона и сел читать на воздухе, устроив ноги на ступеньках крыльца. Для середины октября день выдался на удивление теплым и солнечным, и Нэш, положив книгу на колени, раскуривая сигару, заказанную к вечеринке, вдруг себя почувствовал до того спокойно и хорошо, что решил сначала докурить, а потом уже браться за чтение.

Он так сидел уже минут двадцать, когда из леса донесся шорох листьев под чьими-то ногами. Он встал, посмотрел в ту сторону и увидел Меркса, который мелькал среди веток в своем синем полупальто и с револьвером. Нэш к тому времени к револьверу успел привыкнуть и не обратил на него внимания, но удивился появлению, поскольку сегодня был выходной, и Нэш не понимал, что означает этот неожиданный визит. Они поболтали минуты три — главным образом про вечеринку и про теплый октябрь. Меркс сказал, что шофер приехал за девушкой в половине шестого, а коли парень еще спит, сказал он, значит, ночка была что надо. Да, сказал Нэш, праздник удался, все довольны.

Потом наступило молчание, и секунд пятнадцать или двадцать Меркс стоял, опустив глаза и ковыряя носком башмака землю.

— Боюсь, у меня для вас плохие новости, — наконец сказал он, так и не решившись поднять глаза на Нэша.

— Я так и понял, — сказал Нэш. — Иначе ты здесь не появился бы.

— Я страшно извиняюсь, — сказал Меркс, доставая из кармана запечатанный конверт и протягивая Нэшу. — Я и сам-то обалдел, когда услышал, но, наверное, они в своем праве. Наверное. Зависит, с какой стороны смотреть.

Увидев конверт, Нэш сначала машинально подумал, будто это письмо от Донны. От кого бы еще оно могло быть, подумал Нэш, и в ту же секунду, как только мелькнула эта мысль, его обожгло стыдом и раскаянием. Он забыл о дне рождения Джульетты. Двенадцатое октября прошло и ушло, а он о нем даже не вспомнил.

Потом, посмотрев на конверт, Нэш увидел, что тот не надписан. Конверт без марки, значит, не от Донны, подумал он, а раскрыв его, вынул один-единственный, отпечатанный на машинке листок, где под заголовком «Нэш и Поцци: счет» в идеально ровных колонках шли слова и цифры.

— Это еще что такое? — спросил он.

— Счет, — сказал Меркс. — Дебет, кредит — сколько заработали, сколько потратили.

Изучив страничку более внимательно, Нэш и сам увидел, что это именно он и был. Подробный бухгалтерский счет, доказывавший больше чем что-либо, что Флауэр за семь лет не утратил профессиональных навыков.

В левой колонке шли плюсы, расчеты, в точности совпадавшие с расчетами Нэша и Поцци: 1000 рабочих часов по 10 долларов за час = 10 000 долларов. Но кроме нее здесь была еще одна колонка, полный список расходов и издержек за последние пятьдесят дней.

— Что это, — сказал Нэш, — это розыгрыш?

— Боюсь, что нет, — сказал Меркс.

— Но по договору все расходы за их счет.

— Я и сам так думал. Но, похоже, мы вроде ошиблись.

— Что значит «ошиблись»? Мы так договаривались. Ты это знаешь не хуже меня.

— Может, и договаривались. Но только в бумаге у вас ни слова о питании — возьми и посмотри. Жилье там есть. Рабочая одежда есть. А о питании ни слова.

— Грязно они играют, Кельвин, по-темному. Надеюсь, ты это понимаешь.

— Это не мое дело. Со мной они всегда поступали честно, мне не на что жаловаться. Теперь они говорят — человек работает, чтобы зарабатывать деньги, но на что он их тратит, его дело. Я тоже так же живу. Мне выдают зарплату, дали дом, но кормлюсь-то я сам. Мне еще повезло, девять из десяти мне бы только завидовали. Не только кормятся, но и за жилье платят сами. Во всем мире так.

— Но мы ведь договорились.

— Ну, значит, не так уж и договорились. Если честно, вы еще должны радоваться, что с вас не вычли за жилье, одежду и прочее.

Нэш взглянул на сигару, которая за время этого диалога истлела у него в пальцах. Он смотрел на окурок, не понимая, на что смотрит, а потом бросил под ноги и раздавил.

— Кажется, мне пора пойти поговорить с твоими боссами, — сказал он.

— Сейчас никак, — сказал Меркс. — Они уехали.

— Как уехали? Что ты такое несешь?

— То, что есть. Уехали. Улетели в Париж, во Францию, примерно часа три назад, вернутся к Рождеству.

— Трудно поверить, чтобы взяли и вот так вот уехали, даже не посмотрев на стену. Бессмыслица какая-то.

— Да посмотрели они. Я их привез рано утром, пока вы еще спали. Она им понравилась. Хорошая работа, сказали, продолжайте в том же духе. Очень даже остались довольны.

— Черт, — сказал Нэш. — Черт бы их побрал вместе с их стеной.

— Какой смысл портить нервы, приятель. Всего-то еще две-три недели. Если без девок и вечеринок, то раз-два, и свободны.

— Через три недели будет уже ноябрь.

— Правильно. Толковый ты парень, Нэш, с тобой столкуешься.

— Да, со мной столкуешься. Но про Джека ты не забыл ли? Да он просто умрет, когда это увидит.

Нэш возвратился в фургон, а минут через десять проснулся Поцци. Глядя на его взъерошенную голову и отекшую физиономию, Нэш не рискнул сразу его оглоушить и потому с полчаса только вяло поддерживал разговор, бросая пустые, не очень связные замечания, и в основном только слушал, как Поцци хвастливо и подробно расписывал, что они с девушкой делали, когда Нэш удалился спать. Жалко было его прерывать, портить удовольствие от рассказа, однако, выдержав паузу, Нэш наконец сменил тему, выложив на стол конверт, который ему отдал Меркс.