— Стена Плача, — сказал Нэш.

— Именно, — сказал Флауэр, — Стена Плача. Десять тысяч камней. Почти миллион стоунов. [1]

— Кто же их будет укладывать, Билл? — спросил Поцци. — Если нужен хороший подрядчик, я, может, мог бы помочь. Или вы сами будете их складывать?

— Кажется, мы теперь несколько староваты для такого дела, — сказал Флауэр. — Рабочих наймет наш помощник, и он же будет осуществлять надзор. Вы с ним, кажется, уже познакомились. Его зовут Кельвин Меркс. Это тот самый человек, который встретил вас у ворот.

— Когда же вы займетесь стеной? — спросил Поцци.

— Завтра, — ответил Флауэр. — Сначала у нас другое дело — игра. Вот закончим, займемся и стеной. По правде говоря, мы настолько увлеклись подготовкой к сегодняшнему вечеру, что почти о ней забыли. Ничего, подождет, осталось недолго.

— От взяток — к взятию замка, — сказал Стоун.

— Вот именно, — сказал Флауэр. — А от разговоров — к столу. Хотите верьте, хотите нет, друзья мои, но, на мой взгляд, пора пообедать.

Нэш не знал, что и думать. Поначалу хозяева дома показались ему странноватой, но вполне симпатичной парой, людьми с придурью и тем не менее абсолютно безобидными, однако чем дольше он за ними наблюдал, тем понимал все меньше и меньше. Славный, маленький Стоун, тихий и незаметный, оказался, например, создателем странной тоталитарной модели. Его Город был, безусловно, красивый, удивительный и восхитительный, однако за всей изящной игрой в нем чувствовалась логика, извращенная не в меньшей степени, чем у вуду, дух насилия, мщения и жестокости. С Флауэром тоже все было не так просто. Только что он говорил будто бы совершенно разумные вещи, а через минуту нес полный бред, словно сбежал из психушки. Безусловно, с ними он был сама любезность, однако во всей его оживленной болтовне, с преувеличенными восторгами и подробностями, чувствовалось понуждение, словно он за ней прятался, словно боялся, что если вдруг замолчит, то с лица упадет маска. Кого бы они тогда увидели? Нэш никак не мог сообразить, в чем дело, однако твердо знал, что ему здесь становится все больше не по себе. Как бы то ни было, подумал он, здесь нужно держать ухо востро, и решил быть с ними поосторожнее.

Обед превратился в дешевый фарс, в идиотский спектакль, так что под конец Нэш едва не отказался от своих подозрений, почти согласившись с Поцци: это парочка клоунов, выживших из ума, впавших в детство, и незачем их принимать всерьез. Когда они возвратились из восточного крыла в столовую, огромный стол орехового дерева уже был накрыт на четверых. Флауэр и Стоун заняли свои обычные места, друг напротив друга, и Нэша с Поцци тоже усадили друг напротив друга. Первый раз Нэш изумился, увидев под тарелкой свою салфетку. Виниловую салфетку — они были в моде годах, кажется, в пятидесятых — с фотографией старого ковбоя Хопалонга Кэссиди, главной звезды всех когдатошних детских утренников. Первой мыслью Нэша было, что это случайность, кич, забавная шутка, однако когда принесли обед, то и обед оказался будто бы предназначен для гостей лет шести: гамбургеры, кока-кола с пластиковыми соломинками, чипсы, кукуруза в початках и кетчуп в красном диспенсере, похожем на помидор. Стол выглядел точно так, как в детстве, как на дне рождения — на чьем, он уже не помнил, — не хватало только бумажных шляп и свистулек. Нэш смотрел на Луизу, чернокожую горничную, которая накрывала на стол, в надежде увидеть в ее лице хоть малейший намек, позволивший бы все принять за шутку, однако та делала свое дело без улыбки, серьезно, будто в четырехзвездочном ресторане. Ко всему прочему, Флауэр, прежде чем приступить к еде, заткнул себе за ворот бумажную салфетку (вероятно, чтобы не заляпать белый костюм), а увидев, как Стоун отложил надкушенный гамбургер, грудью налег на стол и, светясь от счастья, спросил, нельзя ли его доесть. Стоун с радостью согласился и передал — но не подвинул тарелку, а взял рукой гамбургер и отдал Поцци, чтобы тот передал дальше Флауэру. Лицо у Поцци стало такое, будто он готов был запустить его в толстяка, заорав, следя за полетом булки, что-то вроде «проверка реакции!». К десерту Луиза поставила на стол четыре блюдца с малиновым желе, украшенным взбитыми сливками и вишенками «мараскино».

Самым странным в этом обеде было то, что никто из хозяев ничего о нем не сказал. Никто не извинился, ни словом не объяснил странностей меню, и оба вели себя так, будто это был самый нормальный, обыкновенный обед для нормальных взрослых людей. Только раз Флауэр вскользь бросил, что по понедельникам у них всегда гамбургеры, но на том объяснения и закончились. Беседа однако не умолкала, как и раньше (точнее, не умолкал Флауэр, остальные сидели и слушали), и под конец, когда догрызали последние чипсы, снова вернулась к карточным играм. Флауэр принялся перечислять, почему он любит покер: ощущение риска, поединок умов, безупречная честность, — в этой части Поцци, кажется, наконец начал слушать. Нэш сидел молча, поскольку ему на этот предмет нечего было добавить. После обеда все четверо встали из-за стола. Флауэр спросил, не желает ли кто-нибудь выпить, Нэш и Поцци отказались, и тут Стоун, потирая руки, сказал:

— Тогда, может быть, перейдем в другую комнату, разобьем колоду?

Так и началась их игра.

Они сели играть в той же комнате, где им подавали чай. Между диваном и окнами установили большой раскладной стол, и, глядя на его гладкую деревянную плоскость, на пустые, приготовленные стулья, Нэш наконец всерьез подумал о том, что собирается сделать. Впервые за все эти дни он осознал, что происходит, и от этой мысли похолодел, а в виске неистово запульсировала жилка. Он поставит здесь на кон жизнь, подумал он, и от ощущения риска, безумного, сумасшедшего риска, его обдало волной страха.

Флауэр и Стоун совершали все подготовительные процедуры сосредоточенно, почти угрюмо, и, наблюдая за тем, как они пересчитывают фишки, проверяют запечатанные колоды, Нэш понял, что здесь ничего не получится просто, что победа Поцци вовсе не предрешена. Поцци на минуту вышел к машине забрать «Мальборо» и вернулся, уже нервно и часто попыхивая сигаретой. В ее дыму только что стоявшая тут праздничная атмосфера будто бы растворилась, и вся комната вдруг замерла в напряженном ожидании. Нэш предпочел бы и сам играть более активную роль, однако уговор у них с Поцци был однозначный: едва распечатают первую колоду, Нэш должен будет отправиться за боковую линию, с этой минуты он может только смотреть и ждать.

Флауэр отошел в дальний угол комнаты, отпер сейф в стене за бильярдным столом и попросил Нэша с Поцци подойти поближе.

— Убедитесь сами, джентльмены, — сказал он, — сейф пустой. По-моему, вполне подходящее место для банка. Берите фишки и кладите деньги. После игры откроем, и каждый возьмет свое. У кого-нибудь есть возражения? — Возражений ни у кого не было, и Флауэр продолжал. — В интересах справедливости, — сказал он, — предлагаю риск на равных. Так мы уравняем шансы, и мы с Вилли, поскольку играем не ради денег, согласны положить сюда любую предложенную вами сумму. Слово за вами, мистер Нэш. Какова ваша субсидия брату?

— Десять тысяч, — сказал Нэш. — Если не возражаете, я хотел бы все сразу положить в банк.

— Вот и отлично, — сказал Флауэр. — Очень хорошая, круглая сумма.

Нэш, мгновение поколебавшись, сказал:

— По доллару за ваш камень.

— Действительно, — высокомерно отозвался Флауэр. — Если Джек хорошо поработает, то и вам, возможно, хватит на замок.

— Например, в Испании, — неожиданно вклинился Стоун.

Ухмыльнувшись собственной шутке, он вдруг неожиданно опустился на корточки, пошарил рукой под бильярдным столом и достал небольшой портфельчик. Так же, сидя на корточках, он расстегнул молнию и принялся доставать оттуда, швыряя на стол, одну за другой запечатанные банковские пачки, по тысяче долларов в каждой. Выложив двадцать штук, он застегнул портфель и поднялся.