«Он уже на полголовы выше меня! А взгляд его темных глаз такой взрослый, опекающий, внимательный. Он так похож на своего отца! А мои близняшки? Нежная Лоранс, бойкая Мари-Нутта, в декабре им исполнилось двенадцать лет. Лоранс, будущая художница, не расстается со своими карандашами и кисточками, а Нутта, вечная бунтовщица, не может усидеть на одном месте!»

– Эрмин, – раздался умоляющий голос Лиззи, которая теребила ее за руку, – иди же скорее, Боже мой, это катастрофа! Оркестр играет твою арию. Беги!

– Дай мне еще одну минутку, Лиззи! Я никак не могу успокоиться.

«Скорее, скорее! – повторяла себе молодая женщина. – Если и есть кто-то, о ком стоит беспокоиться, так это мой малыш Констан. Он родился на берегу Перибонки на следующий день после высадки десанта союзников в Нормандии, 7 июня 1944 года. Сейчас он с Мадлен здесь, в Квебеке, на улице Сент-Анн. Мой малыш, мой Констан! Плод нашей с Тошаном обновленной любви… Символ возрождения, новой жизни… Светловолосый, как и я, такой розовощекий, пухленький!»

Она глубоко вздохнула под требовательным взглядом Лиззи.

Сидя в своей ложе, обитой красным бархатом и меблированной креслами из позолоченного дерева, Тошан Клеман Дельбо, красивый мужчина тридцати семи лет с медным цветом кожи и черными волосами, уже начал беспокоиться. На нем был черный вечерний костюм, белая рубашка и серый галстук. Нетерпеливым взглядом он следил за передвижениями тенора, исполнявшего роль поэта Рудольфа. Мужчина вызывал у него ироничную улыбку, поскольку был очень дородным, с седой шевелюрой под черным париком.

«Эрмин не раз говорила мне, что в опере не хватает молодых исполнителей, – вспомнил он. – Она права, нужно очень постараться, чтобы, глядя на него, представить себе привлекательного молодого человека. Та же ситуация и с сопрано, поэтому моя стройная и грациозная жена пользуется таким успехом!»

В первые годы их брака Тошан противился страсти, которую его супруга питала к оперному пению. Она всей душой мечтала стать певицей, но он отвергал такую возможность. Еще до их встречи на долю этого метиса, охотника на пушных зверей, выпало немало испытаний, которые сделали его подозрительным и враждебным к миру театра и обществу в целом. Их брак тогда чуть не распался. «Теперь это в прошлом, – сказал себе Тошан, вспомнив то время. – У Эрмин исключительный, необыкновенный талант. И сейчас мне нравится слушать ее и смотреть, как она исполняет свои роли».

Однако что-то явно шло не так. На сцене Рудольф сел за маленький столик, заставленный бутылками, и сделал вид, что о чем-то задумался. Оркестр начал заново играть арию, возвещающую появление хорошенькой портнихи Мими.

«Что происходит? – недоумевал Тошан. – Вчера вечером я присутствовал на репетиции: Эрмин должна была бы уже выйти. Может, ей нездоровится? Нет, для этого нет никаких причин. Мы вместе обедали в полдень, у нее было прекрасное настроение и самочувствие».

Зрители в партере заволновались, послышался неясный, пока еще сдержанный гул недовольства. Публика с возрастающим нетерпением ожидала выхода на сцену восхитительной Эрмин Дельбо.

В соседней с Тошаном ложе молодая женщина склонилась вперед, тоже удивленная этой задержкой. Заметив его, она смущенно улыбнулась. Он вежливо кивнул, не пытаясь завязать разговор. Его необычная внешность привлекала женщин. Тошан осознавал это, но всегда принимал высокомерный, равнодушный вид. Ему была нужна только Эрмин, о чем он не уставал ей повторять. Он поклялся никогда больше ей не изменять, и они смогли выстроить новые отношения после войны, разрушительным вихрем пронесшейся над ними.

Во Франции у Тошана случился короткий роман с еврейкой Симоной, медсестрой, красивой и очень сексуальной брюнеткой. Но она и ее шестилетний сын были убиты гестаповцами на берегу Дордони. Тошан всем сердцем надеялся ее спасти, вывезти в Англию. Этот удар настолько его подкосил, что он счел нужным все рассказать Эрмин. До сих пор он не мог понять ее бурной реакции. На него выплеснулись дикий гнев, возмущение, почти ненависть! Он не знал, что его молодая жена, со своей стороны, поддалась обаянию Овида Лафлера, страстно влюбленного в нее учителя. Они ограничились лишь поцелуями и ласками, но, узнав об измене мужа, Эрмин сожалела, что не позволила себе переступить эту грань. Однако рождение Констана разогнало последние тучи, нависавшие над счастьем супругов.

Размышления Тошана прервал стук в дверь. Он бросил взгляд на сцену и успокоился. Это Мими стучала в дверь Рудольфа. Декорации, искусно погруженные в полумрак, представляли неубранную комнату. Дверь открылась, и наконец появилась Эрмин. В голубоватом свете одного из прожекторов, изображающего лунный свет, блестели ее длинные светлые волосы.

Певцы обменялись короткими репликами, после чего Мими, измученная подъемом на шестой этаж, начала кашлять и почти лишилась чувств. Рудольф подхватил ее и дал воды. Наконец, обеспокоенный, он взял в ладони ее руки. Тут же зазвучала ария, прославившая эту оперу на весь мир.

Тошан с удовольствием смотрел на ту, кого после их первой брачной ночи прозвал своей «женушкой-ракушкой», воздавая должное ее перламутровой коже.

«Эрмин очень хорошая актриса, – подумал он. – Такое ощущение, что она действительно сейчас упадет в обморок. Как ей удается так правдоподобно дрожать, выглядеть такой хрупкой?»

Он скрестил пальцы, внимательно слушая слова тенора. Скоро начнет петь Эрмин, и внезапно Тошан ощутил то же нетерпение, что и вся публика. Ария Мими была очень сложной и требовала сильного вокала и виртуозности. Наконец послышался голос Снежного соловья.

Тошан нахмурился. Казалось, Эрмин колеблется, не решаясь перевоплощаться в Мими. Ее всегда чистый голос звучал слабо, сдержанно, и она запиналась на некоторых словах. И тогда он понял, что ее задержка была не случайной и, скорее всего, перед выходом на сцену случилось что-то непредвиденное. Но в следующую секунду молодая женщина взяла себя в руки, подарив публике задумчивую улыбку. На этот раз ее голос звучал чарующе.