Наша первая ночь была фантастической. Честно. Последующие были не менее потрясающими, мы просто не могли остановиться. Точнее, остановиться не могла Алиса, а я лично, прожив в этаком бешеном ритме три дня, немного подустал и, как бы это выразиться, слегка вышел из строя. Но я заранее все предусмотрел и на всякий случай запасся в секс-шопе специальным возбуждающим гелем, который нахваливали все клиенты. Когда она намекнула, что не прочь заняться этим в третий раз подряд, я понял, что сам не справлюсь. Тогда я отправился в ванную, где был припрятан тюбик, и, уединившись там, начал аккуратно втирать гель, строго следуя инструкции…

— Ну что, Казанова, выдохся?

— Господи, пожалуйста, только не сейчас!

— Прости, не смог сдержаться!

— Ага, умора! Ты разве не видишь, что все испортил? Ты меня сбил, а Алиса ждет, между прочим!

— Поверь, мне искренне жаль, но согласись, хорошая шутка стоит того, чтобы ради нее чем-то пожертвовать.

— Еще бы… Вот только почему-то весь смех достается тебе, а отдуваюсь я один…

— Ну хочешь, я все исправлю? Стоит мне пальцами щелкнуть — и будешь у меня как огурчик!

— Нет уж, спасибо, хватит с меня на сегодня. А то еще подсматривать примешься, старый развратник, знаю я тебя! Не дождешься!

Он улыбается мне на прощанье, делает взмах рукой, и вот я снова нагишом стою в ванной, держа в руках тюбик с гелем, и только тут понимаю, насколько смешон. Я понимаю, что больше не смогу заниматься любовью с Алисой сегодня. Надо поскорее выдумать какой-нибудь предлог. Тем более она уже зовет меня.

— Что ты там делаешь? Я жду!

— Уже иду! Вот только приму аспирин, а то что-то голова разболелась. Неважно себя чувствую, заболеваю, наверное…

Ну, вот мы и решились. Сегодня переезжаем. Ни ко мне и ни к ней, а в нашу общую квартиру. Не такой уж это и большой шаг, если учитывать, что мы жили вместе практически с самого начала. Но если для меня это всего лишь логическое продолжение наших отношений, то для нее это значит намного больше. Ей, похоже, пришлось для этого преодолеть в себе целую пропасть страха. Она мне об этом не говорила, но написала в письме. В небольшой записке, которые она по утрам часто оставляет мне на тумбочке, потому что писать у нее получается лучше, чем говорить.

«Родной мой, для большинства людей влюбленность — награда, бесценный дар, неожиданное счастье. Для меня же полюбить кого-то, не будучи уверенной во взаимности, — настоящее мучение, невыносимая пытка. Говорят, что у влюбленных вырастают крылья — у меня же на сердце камень, который тянет меня в бездонную мрачную пучину страха и неопределенности. Пожалуйста, люби меня. Я должна это слышать и видеть все время, каждый день, каждый час. И не сердись на меня. Мне понадобится время, чтобы сказать, что и я люблю тебя».

Мне было совсем не сложно признаваться ей в любви, это выходило само собой… Я даже начал удивляться, потому что никогда раньше не считал себя мастером по части ухаживаний и выражения чувств. Но с Алисой все было иначе. В первый раз я сказал ей о том, что люблю, через две или три недели после нашего знакомства и с тех пор не переставал повторять свои слова. После той записки я стал их произносить гораздо чаще и так разошелся, что уже не мог остановиться. Я признавался ей в любви, когда мы просто шли по улице, держась за руки, когда целовались, когда занимались любовью и когда нам было нечем заняться. Я признавался ей в любви, когда не находил других слов и когда казалось, что между нами уже все сказано. Я заполнял своими признаниями малейшие паузы и читал ответную любовь в ее глазах. Я видел, что она постепенно оттаивает, и каждый раз, когда я говорил «я люблю тебя», лицо ее озарялось улыбкой, она трогательно гладила меня по щеке обратной стороной ладони или сворачивалась клубочком у меня на коленях. И вот в один прекрасный день, спустя почти три месяца, она наконец сама сказала мне это. Мне показалось, что слова слетели с ее губ сами, помимо ее воли. От неожиданности она немного подалась назад, а потом прижалась ко мне, словно ища защиты, и мы долго стояли так, обнявшись и чуть дыша от волнения. Тогда же я предложил вместе снять квартиру, и она в ответ потерлась щекой о мою грудь, говоря «да».

Здесь нам будет хорошо, я знаю. Все, что мне нужно, — это быть рядом с ней, а об остальном можно не беспокоиться: на работе у меня, как всегда, полный порядок, Алиса закончила учебу и на будущий год собирается открыть свой кабинет. Все путем. Я за нас спокоен.

Сегодня двойной праздник: отмечаем новоселье, а заодно и диплом Алисы. Ребята из кейтеринговой компании шикарно сервировали стол. Хорошо все-таки, что ее родители не стеснены в средствах. Это если выражаться их собственными словами, а попросту говоря — они очень богаты. Ну или достаточно богаты. Поначалу они, разумеется, были не в восторге оттого, что их дочь связалась с таким типом, как я, особенно в смысле работы. Но вскоре все утряслось, они попривыкли и теперь, если верить Алисе, считают меня вполне разумным молодым человеком. По мне, так они скорее принимают меня за безобидного чудака. В общем, мы с ними ладим, тем более что видимся не часто. Единственное, от чего мне немного не по себе на этом празднике, так это от того, что из моих друзей пришел один Рене, а к Алисе заявилась целая толпа однокурсников и такой галдеж подняла, что уши закладывает. По мере прибытия новых гостей Алиса знакомит меня с теми, кого я вижу впервые, но, признаться, занятие это бесполезное, потому что я все равно не могу запомнить имен даже тех, с кем уже встречался, кроме разве что Эльвиры — потому что у нее необычное имя и она неизменно смеется над всеми моими шутками — и Томаса. Бедняга по уши влюблен в Алису, да так, что без слез не взглянешь. Я не ревную, но все же стараюсь не выпускать его из поля зрения.

Нас собралось за столом человек пятнадцать, и я потихоньку начинаю вешаться, потому что ее гости только и говорят, что о прошедших экзаменах. Кто-то запорол их по вине приемной комиссии или неудачно вытянутого билета (видать, на себя пенять у них не принято), а те, кто сдал, наперебой твердят о том, каких нечеловеческих усилий и самоотверженных трудов им это стоило. Рене, который по глупости не захотел садиться рядом со мной с самого начала, бросает на меня время от времени тоскливые взгляды через стол. Я пожимаю плечами и строю ему гримасы, означающие: «Сам виноват — вот и терпи!» Бедняга Рене, он явно чувствует себя не в своей тарелке посреди этого горластого молодняка. Мы с ним, конечно, тоже не ровесники, но я, по крайней мере, мучаюсь не меньше. Впрочем, самое худшее еще впереди, когда начнут двигать мебель, чтобы освободить место для танцев. Рене в суматохе точно слиняет, и я буду обречен сидеть в одиночестве до конца вечера.

Не знаю, сколько времени они уже танцуют, но только терпение мое на исходе. Музыка грохочет на полную катушку, в гостиной накурено так, что хоть топор вешай, а рядом со мной уселась девица, которая, как и я, не танцует, но зато с самозабвенным видом подпевает всем песням подряд. Эта чертовка знает наизусть все слова, настоящая музыкальная шкатулка с ушами вместо ручек. Хуже всего то, что время от времени она улыбается мне, покачивая головой в такт музыке, словно бы говоря: «Давай пой со мной, тебе понравится!» Мне необходимо успокоиться, прийти в себя. Мне нужно всего несколько минут. Я тихонько, почти не шевеля губами, зову Бога, но он не отвечает. А тут еще эта девица принялась вопить во все горло… Я набираю в легкие воздуха и зову чуть громче, но по-прежнему безрезультатно. Я больше не могу терпеть, я на грани…