А что, если сказать «нет»? По большому счету, люди — на удивление бесполезные существа, и, если вдруг мы все разом исчезнем, ничего ровным счетом не изменится. Разве что зверушки вздохнут спокойно. К тому же, если все умрут в один день, никто этого даже не заметит. Плакать и горевать о нас тоже будет некому, так что все пройдет вполне себе безболезненно. Один щелчок — и все кончено. Тишь да гладь.
А что, если этим последним человеком, как назло, окажусь я, и именно от меня будет зависеть, куда в итоге склонится чаша весов? Ну за что, за что, скажите, такая ответственность? Правда, будет еще хуже, если принимать решение о нашей судьбе выпадет на долю какого-нибудь обалдуя, психа ненормального или попросту слабоумного дурачка? Его «да» или «нет» тоже засчитают? А вдруг это будет вообще ребенок? Ох, не думаю я, что доверять будущее человека ему самому было хорошей идеей. Во-первых, не уверен, что он вообще этого заслуживает, а во-вторых — вряд ли сдюжит. Дурацкая какая-то система, и полагаться здесь на людей — значит только все профукать.
— Эй, Бог!
— Что, уже готов?
— Нет, просто хотел уточнить: могу я воздержаться от ответа?
— Ни в коем случае. Это тебе не социологический опрос, и такого варианта ответа у меня нет. На кон поставлена судьба человечества, так что степень ответственности каждого из вас чрезвычайно высока. Отмалчиваться ты мог при жизни, но не сейчас. Не тот случай. После смерти от ответа не увиливают: тебе дается единственный шанс вынести свое последнее суждение…
— Постой-ка… так это и есть… последний суд?
— В каком-то смысле да. Можно и так выразиться. Однако, как ты видишь, не Бог здесь судит человека, но человек — сам себя.
Да уж, чувствую, я здесь еще долго промучаюсь. Как только я нахожу достойный аргумент в пользу положительного ответа, как тут же на ум приходит другой, и меня тянет сказать совершенно обратное. Слишком тяжело. Я не в состоянии взять на себя столь серьезную ответственность.
Как ни крути, а громкие слова о всеобщем человеческом равноправии — не что иное, как наглая ложь, несбыточная мечта, преждевременно выдаваемая нам за действительность.
Однако в том, что равенство обеспечено нам после смерти, я теперь нисколько не сомневаюсь. Любой ответ имеет одинаковый вес и значение. Впервые сирые и убогие встают на одну ступень с сильными мира сего. Долгожданное торжество справедливости. Единственный минус — слегка запоздалое.
Да… нет… да… нет… Я чувствую, что схожу с ума. Меня бросает из одной крайности в другую, и я не в силах принять окончательное решение. Мне непременно нужно с кем-нибудь посоветоваться, иначе я так и не смогу определиться. Интересно, что бы ответила на моем месте Алиса?
Алиса… Я так и не смог ее забыть, хотя вместе мы прожили всего-навсего девять лет… Почему мне так сильно ее не хватает? Почему я продолжаю любить то, чего нет? Все, что я называл любовью до нее, на поверку оказалось пшиком, легкими интрижками. После же — я любил лишь тела, множество тел. К одной питал искреннюю привязанность, но не более. Останься Алиса со мной до конца, я бы не раздумывая ответил «да»… Но после всего, что было… Я уже ни в чем не уверен. А как же горе, страдание? Как быть с ними? Сам Бог рыдал в моих объятиях, не в силах выдержать эту боль… Безумства, пытки, страдания, одиночество, несбывшиеся мечтания, неразделенная любовь, предательство, тревоги, болезни, старость, уныние, отчаяние, никчемная жизнь, нелепая смерть… Ответив «нет», всему этому можно положить конец раз и навсегда.
Наверняка Алиса так и поступила. Приняв мученическую смерть под грудой искореженного металла, она, как никто другой, знала цену страданиям и не сомневаясь должна была ответить «нет, довольно». Из сострадания к себе, к другим, к нам с Лео…
Хм, впрочем, насчет Лео я не уверен… Не могла же она пожелать ему исчезнуть с лица земли в четыре года? Насколько я ее знаю, при одной мысли об этом она пришла бы в ужас. Она называла его своим маленьким любимчиком. Я был большим. Помню, как она говорила: «Он мой маленький любимчик, ты — моя большая любовь, но это вовсе не означает, что тебя я люблю больше. Размер не имеет значения, я обожаю вас обоих. Надеюсь, ты не ревнуешь?» При этом она вскидывала бровки домиком и по-детски виновато закусывала нижнюю губку. Конечно, она знала, что я не ревную. И я любил их одинаково — ее и нашего маленького ангелочка, нашего Лео. Моего Лео, который со временем стал мне больше другом, нежели сыном. Он подарил мне малышку Ивуар, в которой мы оба души не чаем… Как жаль, что она вырастет без меня… Ну вот, теперь я уже сомневаюсь. Они так счастливы втроем… Я не могу лишить их всего этого…
Я слишком их люблю. Я хочу, чтобы они жили дальше, любили еще больше, еще сильнее, как любил их я. Любовь не дает мне покоя, и мне кажется, я начинаю понимать. Как-то раз в одном из наших разговоров Бог упомянул, что из всех качеств, что мы ему приписываем, единственно верным является лишь то, что он есть любовь. Истинная правда. Покуда в нас не иссякнет источник любви, мы будем жаждать продолжения, а значит, выбирать жизнь. И все продолжится — и мы, и он, и любовь.
— Бог!
— Слушаю тебя.
— Я готов, но прежде чем ответить на твой Вопрос, я бы хотел еще кое о чем тебя спросить.
— Спрашивай.
— Что сказала Алиса? Каков был ее ответ?
— Она ответила «да». Из любви к тебе и к Лео. Ты разве сомневался?
— Хотел узнать наверняка. Итак, думаю, теперь я окончательно готов.
— Что ж, я рад, но для начала позволь и мне сказать тебе на прощание несколько слов. Я дорожил дружбой с тобой, как ни с кем другим. Знай, что я буду скучать по тебе и часто о тебе вспоминать. Теперь можешь говорить, но знай, что это будут твои последние слова. Затем все будет кончено.
— Спасибо. Если позволишь, я обойдусь без лишних слов. Ты и так знаешь, что значил для меня, дружище.
— Знаю, дружище.
— Так вот, я хочу, чтобы все продолжалось. Прощай. Мой ответ — «да».
