– Что – это?

– Избил ее, бля, до полусмерти.

– Херня, херня собачья.

– Твои следы на всем ее теле.

– Естественно. Я же ее любил, мать вашу.

– Боб…

– Послушай, я просыпался рядом со своей женой со спермой в пижаме, просыпался весь, бля, в сперме, потому что мне без конца снилась она.

– Е-мое, Фрейзер.

Одни…

Одни вместе:

Я закрываю глаза, ты зовешь меня по имени.

Сигарета, пластиковый стакан, порножурнал.

Туфли не на ту ногу, без шнурков.

Пальцы вокруг моего горла, пальцы в моем горле.

Пальцы под скальпом, пальцы на висках.

Ты закрываешь глаза, я зову тебя.

Одни вместе—

Одни.

– Вы собираетесь предъявить мне обвинение?

Прентис пододвигает ко мне стакан с чаем.

– На, Боб, выпей.

– Скажи мне прямо.

– Похоже, дело плохо, совсем плохо.

– Я этого не делал, Джим. Это был не я.

– Пей чай, Боб. А то остынет.

Черные параши, запачканые сном, вдоль по белым коридорам, набитым воспоминаниями, к окровавленной подушке, набитой перьями альбатроса, последний взгляд на счастливые дни через закрывающиеся двери и окна, к столу и трем стульям под лампочкой в железной сетке.

– Давайте еще раз начнем сначала.

Я отодвигаю от себя пластиковый стакан и вздыхаю:

– Как хотите.

– Когда ты с ней познакомился? – спрашивает Ноубл, прикуривая.

– В прошлом году.

– Когда?

– 4 ноября.

– На Хэллоуин?

Я киваю, никто не улыбается.

– Где?

– Она стояла на дороге у «Радости», пьяная. Похоже, пыталась кого-то снять. Поэтому мы ее арестовали.

– Мы?

– Я и Радкин.

– Инспектор Радкин?

– Да, инспектор Радкин.

– Дальше?

– Привезли ее сюда. Выяснили, что ее прикрывал Эрик Холл из Джейкобс Уэлла и…

– Инспектор Эрик Холл?

– Да, инспектор Эрик Холл.

– И как вы поступили, когда вы это выяснили?

– Я повез ее домой.

– Один?

– Да.

– И тогда все и началось?

– Да.

– И как часто ты с ней встречался?

– Когда только мог.

– То есть?

Я пожимаю плечами:

– Через день. Все стало проще, когда Эрик переселил ее сюда, в Чапелтаун.

– Погоди, значит, ты говоришь, что Эрик Холл, инспектор Эрик Холл снял квартиру в Лидсе для проститутки, имеющей судимости?

Я киваю.

– Какого лешего ему это понадобилось?

– А ты спроси его.

Ноубл со всей силы бьет ладонью по столу.

– Мать твою, Фрейзер. Я тебя спрашиваю.

– Она сказала мне, что он сделал это в знак благодарности за ее услуги. Широкий жест, так сказать.

– И ты ей поверил?

– Тогда – да.

– Но…

– Но потом я узнал, что он был ее сутенером и что он снял ей квартиру, чтобы она могла принимать клиентов.

– И каким образом ты это узнал?

– От Джозефа Роуза. Он значится в картотеке как мой личный информатор.

Ноубл смотрит на Олдермана.

Олдерман кивает Прентису.

Прентис встает и выходит из камеры.

Ноубл поднимает глаза от своих записей.

– Ладно, значит, в течение почти целого года, начиная с прошлого ноября, ты регулярно встречался с Райан?

– Да.

– И это обычно происходило в ее квартире на Спенсер Плейс?

– С января, да.

– И все это время ты не знал о том, что она работает на инспектора Холла?

– Как проститутка – нет. Но я знал, что она ему звонила.

– Но ты знал, что она была проституткой?

– Да, просто я не знал, что он был ее сутенером.

– А кто, как ты думал, был ее сутенером?

– Кенни Д.

– Кенни Д.? Этот тупой негритос, которого мы задерживали по делу Мари Уоттс? Это прикол, что ли?

– Нет.

– Господи Иисусе, Фрейзер. Ты думал, что твоя подружка работала на него?

– Да.

– Почему?

– Она так говорила. Он так говорил.

Ноубл делает паузу, сглатывает и продолжает:

– Значит, ты думал, что она работает на Кенни Д. Тогда чем ты объяснял себе ее постоянные звонки инспектору Холлу?

– Она звонила ему по поводу денег.

– Это как?

– Она продавала ему информацию, которую слышала.

– А тебе она не пыталась продать информацию?

– Нет. У нее не было хороших связей в этом районе.

– Получала ли она от него деньги?

– Не знаю. Спроси у него.

Ноубл смотрит на меня в упор, глаза в глаза.

– Значит, ты говоришь, что твои отношения с этой женщиной, Дженис Райан, были основаны исключительно на сексе?

Я смотрю в потолок, он качается.

Порезы, которые будут вечно кровоточить, ушибы, которые никогда не заживут.

Я снова перевожу взгляд на Ноубла, пожимаю плечами и говорю ему, как оно есть:

– Ну да.

– Ты платил ей?

Глаза в глаза – я говорю ему, как оно есть:

– Да, бля, теперь похоже, что платил.

Тишина.

Снова входит Прентис, и все трое начинают переговариваться между собой.

Интересно, сколько сейчас времени? Я даже понятия не имею, какой сегодня день недели.

Они возвращаются на свои места, и Ноубл говорит:

– Ладно. Кто еще знал о ваших отношениях?

– О нас с Дженис?

– Да.

– Я не знаю. Я никому не рассказывал. А ты знал? А ты, Джим? А ты, Дик?

Они не улыбаются, держат рот на замке.

– Ладно, – снова говорит Ноубл. – Значит, ты говоришь, что к началу этого месяца твои отношения с Райан испортились?

– Да.

– В каком смысле?

– Я не мог с ней часто встречаться – из-за Потрошителя и так далее – и я хотел, чтобы она перестала работать.

– Это почему?

– Я же не хотел, чтобы она погибла, правда?

– Это почему?

– Слушай, отвали.

– То есть тебя не беспокоило то, что она трахается с другими мужиками?

– Конечно, бля, беспокоило.

– Так почему же ты ничего не предпринял?

Я вовремя спохватываюсь:

Порезы, которые будут вечно кровоточить, ушибы, которые никогда не заживут.

Я улыбаюсь:

– Наверное, потому, что я мало что мог предпринять.

– Это почему?

– Потому что я женат, вот почему.

– Значит, вы с Райан часто ругались, так?

– Время от времени, да.

– Ладно, тогда расскажи нам о прошлой субботе, о четвертом июня.

– Я уже миллион раз вам рассказывал.

– Ну тогда тебе не сложно будет рассказать еще один разок, а, Боб?

– Я заехал к ней в пятницу, но ее не было дома. Я был совершенно вымотан, поэтому решил залечь там ненадолго, переждать.

– У тебя был ключ?

– Вы же знаете, что был. Вы же, бля, сами его у меня конфисковали.

– Ладно, продолжай.

– Около семи-восьми часов она пришла домой…

– Утра?

– Да, утра. Она была в жутком виде – ее связали, избили, искусали. Следы были везде: на груди, на животе, на заднице. Она сказала, что ездила в Брэдфорд, в Мэннингем, чтобы встретиться с Эриком Холлом. Сказала, что ее забрали ребята из Отдела по борьбе с проституцией, то есть, по крайней мере, ей так показалось. Их было четверо. Они ее изнасиловали. И сфотографировали.

– А они, эти люди, что-нибудь знали о тебе или инспекторе Холле?

– Судя по всему, знали.

– Судя по всему?

– Она сказала, что они звонили Эрику Холлу и пытались позвонить мне. Не знаю, что сказал им Эрик, но в любом случае их это не остановило.

– И все это она рассказала тебе в субботу утром в своей квартире?

– Да.

– Дальше?

– Дальше инспектор Радкин и младший офицер Эллис приехали туда за мной и сообщили о нападении на Линду Кларк. И привезли меня сюда.

– Они приехали за тобой к ней на квартиру?

– Да.

– Ясно. И откуда же они знали, где тебя искать?

– Не знаю. Наверное, потому, что они знали о наших делах с Дженис.

– Но ты им сам никогда не рассказывал?