Лэнг никогда прежде никого не убивал. В его памяти отложились все детали случившегося, даже самые мелкие, словно растянутые во времени, как это бывает в сновидениях. «Беретта» дернулась у него в руках, как будто пыталась вырваться, потом ствол вновь уставился на темное пятно на белой рубашке и снова подпрыгнул, прежде чем эхо первого выстрела успело вернуться от ближних домов. Медные гильзы, сверкнув в свете фонарей, как два метеора, улетели в темноту.

Нападавший охнул от неожиданности и боли. В кино пули отбросили бы его назад, но тут он их словно не заметил. Если бы не два красных цветка, распустившихся на рубашке, Лэнг подумал бы, что промахнулся. Ствол пистолета вернулся в нужное положение, и он совсем было собрался выстрелить в третий раз, но тут колени его противника подогнулись. Как в замедленном кинопоказе, он начал тихо клониться, а потом рухнул, подобно срубленному дереву. Его тело вытянулось в столь странном положении, что Лэнг невольно подумал, не сделались ли кости жидкими.

В любом крупном городе Америки звук выстрелов заставил бы окрестных жителей поглубже зарыться в свои сравнительно безопасные дома. Обитатели Лондона к стрельбе на улицах еще не привыкли.

Над головой Лэнга быстро зажигались огни, открывались окна, раздавались голоса любопытных, спрашивавших друг у друга, что случилось.

Рейлли поспешно обшарил карманы жертв, но нашел там лишь фальшивые полицейские удостоверения. Засовывая «беретту» за пояс, он в последний раз бросил взгляд на трупы. Лэнг ожидал, что почувствует радость или, по крайней мере, какое-то удовлетворение тем, что свершил хотя бы малую часть мести, но испытывал лишь тошноту. Он заставил себя вспомнить две могильные ямы, недавно вырытые на склоне холма в Атланте, но это не помогло.

Скольких бы он ни убил за тех, кто был ему дорог, подсчеты здесь ничего не дадут. Рейлли повернулся и быстро пошел в сторону, противоположную той, откуда приближался пульсирующий звук сирен.

Настроение у инспектора Фицвильяма было отнюдь не радужным. Казалось, кто-то нарочно устраивает так, чтобы во время вечерней передачи новостей Би-би-си вызовы отрывали его от телевизора и чтобы возвращался он к давным-давно остывшему обеду.

Попав на место преступления, инспектор прежде всего увидел толпу, казавшуюся черной оградой на фоне вспыхивавших мигалок полицейских машин. То, что он разглядел потом, пробившись сквозь все это скопище, заставило его забыть и о новостях, и об ужине. Ему на память сразу пришла сцена побоища, учиненного краснокожими, из какого-то американского вестерна — в детстве Дилан очень любил такие фильмы. Два трупа, один весь в крови, как только что зарезанная свинья, а второй — с аккуратными круглыми отверстиями в рубашке на груди.

Но ведь это Лондон, а не Нью-Йорк или Лос-Анджелес, где уличные банды устраивают войны, которые полиция не в силах предотвратить. Черт возьми, что за?.. Но двое убитых не походили на уличных преступников. На обоих были костюмы с галстуками.

Детектив, распоряжавшийся тут до приезда Фицвильяма, заметил начальство и подошел к нему, держа в руке блокнот и распространяя аромат карри. Его смуглое лицо блестело от пота. Дилан подумал, что, по всей вероятности, молодой человек не видел прежде столь ужасного убийства.

— Привет, Пател, — поздоровался Фицвильям. — Что ты обо всем этом думаешь?

— Прямо перестрелка на ферме Корраль [92], — ответил тот.

В темноте белки больших глаз Патела особенно контрастно выделялись на фоне коричневой кожи.

— У обоих бедняг оказались наплечные кобуры и фальшивые полицейские удостоверения. Я уже проверил — у нас таких людей нет. Один пистолет, «беретту», мы нашли вон там, в кустах. — Он ткнул пальцем. — Второй пропал, если и был.

Фицвильям молча кивнул, переваривая информацию. Носить пистолеты, тем более скрытно, в Великобритании разрешалось только полицейским, военным и очень немного-численным представителям служб безопасности. Наличие оружия и фальшивые удостоверения наводили на мысль об организованной преступности. Возможно, это была так называемая русская мафия, упорно стремившаяся подмять под себя Европу, или, что еще хуже, какая-то ветвь колумбийского наркокартеля.

Инспектор подошел поближе и всмотрелся в лица убитых. Даже при слабом освещении можно было с уверенностью сказать, что у обоих не было ни славянских черт, ни смуглоты и характерных очертаний лиц, присущих многим латиноамериканцам.

— Полагаю, никаких других документов при них не нашлось? — осведомился он.

Пател, стоявший рядом, покачал головой:

— Даже карточек национального медицинского страхования.

Фицвильям присел на корточки около трупа с пулевыми ранениями. Далеко не новый костюм, да и ботинки тоже. Русские предпочитали итальянскую одежду индивидуального пошива. Колумбийцы были очень пристрастны к качеству обуви. Можно было держать пари, что эти люди не из тех и не из этих. Обе кобуры пусты, значит, их убили не из засады. Они как-то пытались защищаться. Но как можно зарезать человека, у которого в руке пистолет?

Дилан выпрямился и окинул усталым взглядом место преступления. Что-то такое он уже слышал или читал о Южном береге, о Ламбетроуд. Фицвильям был уверен в том, что никогда прежде здесь не бывал, и все же…

Аннулевиц, бывший агент «МОССАДа» и друг Рейлли. Кажется, он как раз и живет на Южном берегу. Инспектор принялся копаться в карманах в тщетной надежде, что адрес Аннулевица окажется у него при себе.

— Я могу вам чем-нибудь помочь, инспектор? — заботливо спросил Пател.

Фицвильям, отчаявшись, прекратил поиски, хотя был уверен, что давний друг Рейлли живет где-то здесь. Если американец имел какое-то отношение к случившемуся, это могло бы что-то объяснить, но Дилан не имел представления, что именно.

— Нет, спасибо, — решительно ответил он, осматривая толпу зевак, продолжавшую расти, и почти сразу же был вознагражден за свое внимание.

Женщина, блондинка, достаточно высокого роста, чтобы выделяться в любой толпе. Очень похожа на немку, подругу Рейлли, с фотографии. Он двинулся в ее сторону. Она тоже повернулась, по-видимому, собираясь уйти.

— Мисс! Прошу прощения, мисс.

Значок был прицеплен к карману его пиджака, но детектив вынул оттуда и кожаный бумажник со значком, чтобы сунуть ей под нос. Тогда она не сможет сказать, что не видела, с кем имеет дело.

— Мисс Фукс?

Она должна была услышать его, но не подала виду.

«Замечательное самообладание», — подумал он.

— Мисс, я знаю, кто вы такая. Я предпочел бы поговорить с вами здесь, а не везти вас в участок.

Эти слова все же заставили ее остановиться. Только когда женщина повернулась, Дилан понял, что она чуть ли не на голову выше его.

— Да?

— Я инспектор Фицвильям, столичная полиция, — представился он, как будто в нескольких дюймах от его лица не висел значок с четкой надписью. — Мы ищем вашего старого друга, американца Лэнгфорда Рейлли.

Полумрак нисколько не скрыл неприветливого выражения, с каким дама смотрела на него.

— Почему же вы решили, что я знаю, где он может быть? Если вам известно, кто я такая, то вы должны знать, что я не видела его лет десять, если не больше.

— Позвольте напомнить вам, мисс Фукс, что укрывательство преступника само по себе является преступлением.

Она медленно кивнула.

— Я запомню это на тот случай, если он обратится ко мне за укрытием. — И с этими словами она, широко шагая, удалилась в темноту, даже ее спина выражала негодование.

Фицвильям подошел к одному из полицейских в форме, сказал ему несколько слов и вернулся к трупам.

Через несколько секунд констебль вернулся, указал на один из высотных домов и доложил:

— Список жильцов возле лифта. Двенадцатый этаж.