Девушка бесшумно открыла дверь и, войдя в комнату, утвердила перед даймё и его секретарем крошечный столик, на который другая служанка молча поставила бутылочки саке и чашечки. Встав на колени, Хана налила хозяину и затем Такеси, вопросительно поглядев на даймё.

– Можете идти. Не дети, сами справимся. – Кияма проводил служанок взглядом, дождавшись, когда девушки прикроют седзи.

– Так почему ты не женился, старый хрыч? Неужели тебе жалованья мало? Или всю жизнь собирался чужих детей грамоте обучать? Теперь, небось, поздно тебе обзаводиться семьей. Силы уж не те, да и твой стручок, поди, давно уже не тот, что в молодости. Признайся, небось, уже давно и что делать-то с ним позабыл? – Кияма отпил из своей чашечки, с удовольствием потягивая напиток. – Впрочем, ученые занятия ревнивы, они не допускают, чтобы человек расходовал себя на жену и детей.

– Ваша правда. – Такеси снова низко поклонился, оставаясь в таком положении и украдкой смахивая слезу. – А о чем ваша новая книга? Точнее о ком?

– Я хотел бы написать о человеке, прошедшем через время и появившемся здесь, в чуждой ему стране, чужом времени, чтобы изменить ход истории, или… – Кияма задумался.

– Что значит «прошедшем через время»? – не понял Такеси.

– Я буду диктовать тебе о человеке, пришедшем из будущего.

– Но так не бывает! Простите меня. – Такеси подавился саке и был вынужден откашляться. – Наше учение говорит о том, что нет будущего и нет прошлого, одно сплошное настоящее.

– Я посвящу тебя в тайну, о которой сейчас знают только в ордене «Змеи»[3]. – Кияма перешел на шепот, его лицо по-прежнему оставалось почти что неподвижным, но рука сделала движение, изображающее в театре змею.

Такеси кивнул, вытаращив на господина глаза.

– Как ваш секретарь, я, разумеется, слышал об этом ордене, но не знаю…

– Орден «Змеи» – это люди, умеющие проникать в любое время и любое место на нашей земле. Они могут заслать своего воина в древний Китай, где он, поддерживаемый членами ордена, живущими в том времени, будет представлен ко двору императора. Впоследствии он займет важный пост и будет влиять на политику страны.

– Но откуда в древнем Китае возьмутся люди ордена? – На краткий миг Такеси показалось, что господин тронулся рассудком.

– Я же уже сказал, они пронизывают мир вдоль и поперек, и если им необходимо подготовить государственный переворот в какой-либо стране, они ищут человека, который сможет стать во главе бунта. И если его нет в той стране, его берут из другой. А если его нет ни в одной другой стране, его берут из другого времени. «Змеи» есть повсюду.

– Но может ли быть представлен ко двору императора человек, явившийся из другого времени? – усомнился Такеси. Его старые ноги давно уже устали, но он не смел подняться или поменять позу.

– Ты смотришь в самый корень. – Кияма довольно крякнул, подливая себе саке. – Посторонний никогда не сможет встать у власти, где все места распределены между сыновьями правящей элиты. Но для того и орден, чтобы взявшийся неведомо откуда чужестранец был бы принят в один из влиятельных домов и назван сыном и наследником. После чего он уже может явиться ко двору императора.

– А куда девается их наследник? – Такеси все еще не мог поверить в реальность происходящего.

– Наследник может умереть от болезни или быть убитым во время путешествия. Обычно берут человека никому не известного, например, воспитанного где-нибудь в провинции. Много ты знаешь юношей, которых родители впервые представляют ко двору сегуна? Ты знаком со всеми домочадцами мелких даймё? Конечно же нет.

– О ком вы собираетесь писать? – Такеси налил себе немного саке, не зная, как скрыть внезапно охватившее его возбуждение, его руки ходили ходуном, голова старчески тряслась.

– Я назову его имя чуть позже. – Кияма проникновенно посмотрел в глаза Такеси. – О нем и еще обо мне. – Он снова замолчал, ожидая вопросов, и поскольку Такеси ничего не спросил, затравленно глядя на своего господина, продолжил: – Ты не можешь владеть мечом, потому что сын твоего господина, будучи еще ребенком, случайно покалечил тебя.

– Вы отсекли мне кисть, если быть точным, – Такеси кивнул, – но все это в прошлом. Вы мой господин, и я должен…

– Потом, когда тебе и сыну твоего сюзерена было по шестнадцать лет, он изнасиловал твою невесту, и она покончила с собой. – Темные глаза Кияма впились в хлипкую фигурку секретаря.

– Я просил тогда разрешение у вашего благородного отца совершить сэппуку, но он отказал мне. Решил, что одной рукой я не смогу правильно вспороть себе живот. Так что нет смысла и позориться. Он был великим знатоком традиций.

– А потом в двадцать я взял тебя к себе секретарем, и мы стали, наконец, друзьями. Так или нет?

– Да, и я очень благодарен вам за это.

– Ты никогда не думал поквитаться со мной за то горе, что я тебе причинил?

Такеси молчал.

– Значит, думал. – Кияма бросил на пол чашку, и она покатилась по татами. – Почему не убил?

– Вы мой природный господин, мы все в вашей власти, – машинально произнес Такеси. Его огромные, навыкате глаза при этом застыли, сам он словно пребывал в трансе. – Все что ни сделает господин – правильно. И наше дело принимать с покорностью и смирением.

– Ты мог жить рядом с чудовищем, искалечившим тебя и убившим твою любовь?! – Кияма на секунду отвернулся.

– Я и сам не знаю, как это произошло… Я очень виноват перед вами, господин. Я достоин смерти. – Такеси поставил на столик свою чашку. – Вы испытывали меня, господин, и я оказался недостойным ваших милостей. Теперь я готов признаться, что после смерти Эрики я целыми днями молился, чтобы вы умерли. А потом вы и вправду заболели, и я испугался, что вы умрете, и ваш род прервется. Я и сам был готов умереть вместе с вами или еще лучше за вас. Я чувствовал свою вину, видел, как вы страдаете. И ничего уже не мог сделать. Когда проказа покрыла ваше лицо и руки, когда… – Он задохнулся, закашлявшись. – О, я мечтал умереть вместе с вами. Как мечтал! – Лицо старика осветилось, глаза сияли. – Я бинтовал себя вашими бинтами, я пил из вашей чашки и ел вашими палочками. Но не заболел. А потом, вы приняли христианство и заставили всех нас креститься. Мне было больно чувствовать себя изменником Будды и его бодхисатв. Но я понял, что принесу жертву, отказываясь от веры наших предков. Христос велел прощать, и я искренне простил вас. И вот вы не только поправились, а и изменились! Ваша мать не так могла прочувствовать изменения, произошедшие с вами, ваши женщины не так поняли это, как ощутил это я. Вы предстали перед нами совершенно другим человеком. Вы стали христианином, вы перестали убивать и насиловать направо и налево. Вы стали заботиться о своей земле, о своем доме, о славе предков! Вы взяли меня, калеку, своим секретарем и ни разу не унизили меня тем, что я не могу поднять меча. Вы стали совершенно другим человеком, не проклятием рода Фудзимото, как называли вас за глаза с самого детства, а его благословением. Вы стали другим…

– Я и есть другой. – Кияма поспешно поднялся, успев заткнуть ладонью рот Такеси и повалив его при этом на пол. – Молчи, пожалуйста, молчи, или я буду вынужден убить тебя на месте. Сейчас я уберу руку, и ты будешь молчать и выслушаешь мою исповедь. – Такеси моргнул в знак согласия.

Медленно Кияма убрал руку, готовый в любой момент перерезать секретарю горло откуда-то взявшимся у него ножом когай[4].

– Так вот, я – воин ордена «Змеи», родившийся в далеком будущем в стране, о которой ты ничего не слышал. Я не японец и не имею никакого отношения к славному роду династии Фудзимото. Поверь мне – это правда. Бывают самозванцы на престол, но самозванцы, утверждающие, что не имеют никаких прав на этот престол, самозванцев на нищету или лютую смерть… – Он улыбнулся, все еще готовый в любой момент наброситься на Такеси. – Наш орден заменил меня на скончавшегося от проказы настоящего Кияма. Волей судьбы я действительно очень похож на покойного, да и его лицо слишком долгое время скрывали бинты и маска, чтобы домочадцы успели забыть, каким он был. Христианство было ловкой отговоркой, с одной стороны – чудо, с другой – ты сам сказал, что после моего «волшебного исцеления» я изменился и стал другим человеком. Я развелся с женой, так как почти невозможно обмануть женщину, разделявшую с тобой ложе, и прогнал всех наложниц, я должен был заменить всех ближайших слуг, так как они могли узреть различия и заподозрить неладное, но я пожалел одного тебя, калеку, так как узнал, что мой предшественник сделал с тобой и твоей девушкой. Я не мог вернуть тебе любимую, не мог излечить твою руку, и я, конечно же, боялся, что ты захочешь отомстить мне. Но я так отчаянно нуждался в друзьях… Теперь ты знаешь, что настоящий Кияма умер в мучениях, как ему и следовало за его злодеяния. Я же совсем другой человек – считай началом нашего знакомства день, когда выздоровевший Кияма впервые покинул самостоятельно свою комнату. И не обращай внимание, что я так похож на твоего обидчика. Я не он – он не я.