У Джона гудела голова от разных мыслей. Доктор Орм заразил его своим изобретательством, тем более тут было о чем еще подумать. Некоторые проблемы оставались нерешенными.

Так, например, чтобы представить более или менее длинную историю, понадобится огромное количество страниц. В любом случае тут придется поработать нескольким художникам, да еще не один месяц. Кроме того, большое количество страниц создавало и определенные технические сложности. Одним литовертом тут будет не обойтись, значит, нужно придумать, каким образом составить несколько приборов, чтобы каждый следующий начинал работать без промедления, едва только закончит предыдущий. Третья проблема — оптического свойства. Доктор Орм сомневался, имеются ли ныне такие источники света, которые были бы достаточно сильны, чтобы выполнить эту задачу.

Джон тут никакой трудности не видел. Новые маяки, оснащенные серебряными вогнутыми зеркалами, давали такие мощные лучи, которые видны были за несколько миль. Что-нибудь в этом роде можно было бы использовать и для демонстрации в зале. А вот что действительно казалось ему непреодолимым препятствием, это художники. Он не мог себе представить, чтобы какой-нибудь мистер Уильям Уестолл оказался в состоянии изобразить один и тот же пейзаж тысячу раз, только чуть-чуть меняя его. Он будет всякий раз вносить в изображение какое-нибудь новое настроение или очередную фантазию. Нет, определенно художники — это самое слабое звено во всей затее!

Доктор Орм предлагал представить великие моменты английской истории, обходясь по возможности без войн, но отдавая предпочтение картинам мирной, упорядоченной жизни государства, встающей перед глазами зрителя «в виде подвижной панорамы». Это могли быть сцены примирения и общей молитвы, счастливое возращение английских судов на родину, примеры благородного и кроткого поведения, служащие к подражанию. А вот Божественные чудеса он вовсе исключил. Кормление толпы, исцеление увечных — все это не может быть предметом изображения, ибо будет выглядеть как дерзкая пародия на Бога.

Тем временем стемнело. Джон подумал о кормлении толпы, собрал тетради и пошагал назад. Он чуть было не заблудился, настолько его мысли были заняты прочитанным. С каким бы удовольствием он обсудил сейчас все это с Шерардом Лаундом.

Он уже почти заснул, но вдруг очнулся и подскочил на постели.

— Печатный станок! — пробормотал он. — Особая печатная машина, которая может напечатать тысячу одинаковых изображений и при этом учитывать все изменения!

Но где взять на это денег?

С этим он и заснул.

В Лауте никто ничего об экспериментах доктора Орма не знал, ни экономка, ни старший учитель. Приборов тоже нигде не было. Все металлические и деревянные детали, все винтики, шурупы, гайки — все, что нашлось в доме, было продано в разные руки. В оставшихся бумагах не удалось обнаружить ничего, что указывало бы на листоверт. В задумчивости Джон отправился восвояси. Идея, которую он не мог осуществить из-за отсутствия денег, не стоила того, чтобы на нее тратить время. Кроме того, займись он сейчас этим делом, он отвлечется от Северного полюса. А этого он допустить никак не мог.

Вместе с тем он не хотел прозябать в бездеятельности, пока решалась его судьба. Хорошо бы подвернулось что-нибудь такое достойное и по возможности прибыльное.

Деревенские да и помещики обходились с ним теперь более уважительно, отдавая должное его стати и шраму на лбу. Если он просил кого-нибудь повторить сказанное, то никто не насмехался над ним и не оставлял стоять столбом: он всякий раз слышал сначала извинение, а потом то, что просил повторить.

Взрослому человеку жить на суше было даже приятно.

И все же Джон решил предпринять еще одну попытку. Поддержать затею с листовертом мог бы, пожалуй, один из членов Читательского общества, аптекарь Бизли, знаток и собиратель трав, человек с мягким лицом, состоятельный и к тому же увлекающийся. Страстный любитель английской истории, он выслушал Джона с большим вниманием:

— Хорошая придумка! Любопытно, как это будет выглядеть в действительности!

Было, однако, во всем этом нечто такое, что его явно смущало.

— Скажите, мистер Франклин, а отчего доктор Орм решил обратиться именно к картинам истории? Ведь дух времени передать в изображении невозможно.

Джон был почти готов согласиться в этом с мистером Бизли.

— История, если подходить к ней серьезно, относится к области явлений неопределенных, тогда как всякая картина представляет собою нечто вполне определенное.

Утверждения, содержащие в себе противопоставление, звучат всегда, особенно в первый момент, достаточно убедительно, во всяком случае такое впечатление они неизменно производили на Джона. Но Джон не собирался так просто сдаваться: он продолжал гнуть свою линию и все твердил об улучшении человека посредством положительных примеров.

— Улучшение человека! Улучшить человека могут только три вещи: изучение прошлого, здоровый образ жизни, а в случае болезни — лекарства. Все остальное это только так, политика или развлечение.

Джону стало ясно, что он для аптекаря не авторитет и ничего не выйдет. А что, если рассказать ему о Северном полюсе? Но он уже заранее предвидел, какого рода ответ получит, и потому решил ограничиться рассказом о себе самом. Бизли был доволен и слушал его с отеческим вниманием.

— Умение действовать медленно — неоценимое достоинство для того, кто занимается историей. Исследователь замедляет стремительные события прошедших времен до тех пор, пока его разум не постигнет их во всей полноте. И тогда он сможет указать самому прыткому королю, как тому следовало бы действовать на поле сражения.

Джон озадачился. Он шутит или все-таки нет? Вообще в нем было что-то такое смутное и странное, будто он был не от мира сего.

Но уже очень скоро все стало по-другому. Аптекарь вдруг вошел в такой раж и говорил так искренне, что Джон снова успокоился, сочтя его человеком вполне порядочным и достойным.

— Совсем недалеко отсюда, трех миль не будет! Англичане бились с англичанами! Их кости и поныне можно обнаружить на поле возле Уинсби, особенно весною, когда начинают пахать. И ведь что интересно, там растут совсем не такие цветы, как везде! Вот об этом чувстве я и говорю, мистер Франклин! Знать, что происходило на протяжении столетий на одном клочке земли! Это расширяет кругозор и раздвигает рамки личности!

Джон понял теперь, что занимает аптекаря на самом деле, и он проникся к нему уважением.

— Широта горизонта, — изрек Бизли, — это высшее, что может достичь человек.

Джон попытался представить себе это с точки зрения сферической тригонометрии, но Бизли уже давно рассказывал о другом.

— Я составляю историю Линкольншира. Меня интересуют главным образом истории дворянских родов, — пояснил он. — Работы много: разбираться с генеалогией, читать хроники, проверять имущественные акты, проникаться благородным духом. Идите ко мне в помощники!

Бизли говорил так энергично, что казалось, будто подбородок у него все время скачет, как мышь, попавшаяся в мышеловку. Это мешало слушать. Джон замялся с ответом.

— История — это соприкосновение с великим и непреходящим. Она позволяет нам возвыситься над временем, — продолжал аптекарь.

— Я все-таки моряк, — возразил Джон, помедлив.

— И где же ваше судно?

Джон задумался. Не часто медлительность считается добродетелью. Возвыситься над временем — тоже звучало весьма соблазнительно. Вот только доходов это никаких не сулило.

С течением времени, однако, Джон прочувствовал, что значит быть безработным и ощущать собственную ненужность. Он никогда не думал, что будет когда-нибудь скучать и маяться от безделья. Он ждал, но это ожидание было совсем другим, не то, что прежде: теперь у него была профессия и была цель, однако его дела не двигались с мертвой точки! Он не уставал писать в Лондон, в ответ же приходили ничего не значащие слова ободрения и никакой реакции по существу.

Способности, не находящие применения, превращаются в ничто. Они перестают существовать. А что, если их уже никогда не удастся выманить на свет божий?