– Замечательно, – сказал он. – Но с тех пор прошло два месяца. Вы не слишком спешили. Почему же вам понадобилось столько времени, чтобы раскаяться?

Дороти сердито сверкнула на него глазами. Своими вопросами он ставил ее в тупик, но она не собиралась сдаваться так легко.

– Послушайте… если вам не нужна моя помощь, так сказали бы мне это сразу по телефону, я сэкономила бы уйму времени и денег…

Алан услышал в ее голосе неподдельное возмущение, и на миг ему захотелось поверить ей. Он в самом деле очень хотел думать, что единственной причиной, заставившей ее приехать в Орегон, было желание поработать с его скаковой лошадью, и все же не мог до конца поверить в это. Он в деталях вспомнил стычку с ней тем вечером, два месяца назад. Тогда он готов был поставить любые деньги, что она никогда не захочет иметь с ним дела. Алан сознавал, что ему практически нечем подкрепить свои сомнения, но с некоторых пор он привык доверять собственной интуиции.

Он молча любовался ее вызывающе блестевшими глазами. Но если ей нечего скрывать, почему она все время нервно покусывает нижнюю губку? Однако вопросы в лоб не принесли ему успеха, возможно, стоило попробовать другой подход.

– Мне очень нужна помощь, вернее, в ней нуждается Алмаз, – ответил он, решив, что самым разумным будет выждать и понаблюдать. – Послушайте, извините меня. – И с удовлетворением отметил, как в ее глазах промелькнуло облегчение.

– Все в порядке, – отмахнулась она, пытаясь не обращать внимания на то, как сердце проделывает в груди немыслимые сальто-мортале.

Его вопрос, хотя и не совсем неожиданный, все же застал Дороти врасплох. Но еще удивительнее было то, что целое цепенящее мгновение во время возникшей паузы ей безумно захотелось довериться ему, рассказать о дневнике матери, из которого она узнала, что ее отцом был Эндрю Гибсон.

Но она поспешно подавила этот порыв. Скорее всего, он ей не поверит. К тому же Дороти быстро напомнила себе, что Алан был женат на Этель, законной дочери Эндрю, и несомненно он предан памяти жены. Если Дороти ему откроется, он обвинит ее во лжи или в чем-то столь же малоприятном и предложит ей собрать вещи прежде, чем она успеет встретиться с отцом. А если она останется на ранчо Синяя Звезда, ее шансы увидеть Эндрю Гибсона будут намного выше. С этой надеждой она займется Алмазом и станет молиться, чтобы ее отец побыстрее нанес своим соседям дружеский визит. А если между тем ей удастся помочь Алмазу справиться с его комплексами, она, возможно, в качестве дополнительного приза завоюет уважение и доверие Алана.

– Вы все еще хотите кофе? – вклинился в ее мысли вопрос Алана.

– Да. Спасибо. – Дороти подошла к стойке. – Расскажите поподробнее об Алмазе.

Алан достал из шкафчика над раковиной две кружки, налил в них кофе, затем одну из них придвинул к Дороти, следом за ней – сливочник, и прислонился к столу со своей кружкой в руке.

– Я купил Алмаза два года назад на ярмарке здесь, в Орегоне. С тех пор он приходил первым на всех шести скачках, в которых участвовал. К несчастью, он не выносит вида стартовых ворот, и с каждым разом эта его навязчивая идея становится все сильнее. На последних скачках два месяца назад судьи едва не дисквалифицировали его. Он задержал старт больше чем на двадцать минут, прежде чем нам удалось провести его через ворота.

– А когда его заводят в фургон для перевозки, он ведет себя так же? – спросила Дороти.

– Нет. Ну, по крайней мере, не в такой степени, – ответил Алан. – Сначала он немного артачится, но после нескольких попыток мы его загружаем. А что?

– Просто любопытно, – сказала она. – А когда, вы говорите, очередные скачки?

– В следующую субботу в Олбани, – ответил Алан. – И если он откажется проходить через ворота снова, сорвет или задержит старт, его снимут с соревнований, а, может быть, и навсегда дисквалифицируют.

Дороти услышала в его голосе досаду и пораженческие нотки. Но ее обнадеживал факт, что даже потратив энергию на то, чтобы упираться в воротах, Алмаз все-таки выигрывал скачки. Он, безусловно, скаковая лошадь с незаурядными данными, и будет печально для него и его владельца, если перед ними закроются двери спорта.

– Времени остается не так уж много, – сказала Дороти. – Когда я смогу на него взглянуть? – спросила она, желая не только быстрее попробовать свои силы, но и приободрить Алана, усталое лицо которого выражало сильное беспокойство. – Мне сперва нужно познакомиться с ним и заслужить его доверие, – продолжала она. – Только после этого я смогу выяснить, что заставляет его всякий раз мешкать в воротах. Одно только правильное понимание сущности проблемы часто приводит к ее разрешению.

– Я от души на это надеюсь, – со вздохом заметил Алан. – Может быть, пойдем на конюшню, не откладывая?

– Я готова. – Дороти поставила пустую кружку на стойку. – Я полагаю, лошади у вас живут по строгому распорядку? Алмаза тренируют вместе с остальными? – поинтересовалась она.

– Да. Я решил, что лучше не отступать от привычного графика.

– Отлично. – Дороти натянула сапожки. – Что именно вы пробовали делать до сих пор?

– Все! И глаза завязывали, и лакомствами соблазняли. Но несмотря ни на что, он становится только хуже, – добавил Алан безнадежным тоном.

Дороти встала.

– Давайте наконец взглянем на него.

Алмаз оказался поистине великолепным созданием. По-другому трудно было описать гнедого чистокровного жеребца с характерной белой отметиной на носу, спокойно стоявшего в своем стойле. Алан представил Дороти конюху, специально приставленному к призовому скакуну. Том как раз собирался заняться утренним туалетом Алмаза.

– Рой не говорил, как прошла тренировка? – спросил Алан.

– Сказал только, что Алмаз, как всегда, рвался вперед, – ответил Том. – Скачки – его стихия. Рой сказал, что с трудом сдерживал его в тренировочной пробежке. Он абсолютно уверен, что Алмаз без труда возьмет первый приз в скачках четырехлеток.

– Алмаз победит, если только мы заставим его пройти через стартовые ворота, не задерживая общее движение, – прокомментировал Алан. – Когда ты закончишь его чистить, Томми?

– В полчаса управлюсь, – ответил Том, заходя в стойло.

Алмаз издал тихое приветственное ржание. Алан повернулся к Дороти.

– Эти полчаса мы можем погулять по окрестностям.

Дороти много доводилось видеть скаковых конюшен, но нигде не царил такой образцовый порядок, как на ранчо Синяя Звезда.

Алан уверенно держал в своих руках бразды правления. Судя по приветствиям, которыми он дружески обменивался с попадавшимися им навстречу конюхами и жокеями, он пользовался уважением у своих подчиненных. Дороти познакомилась с Клодом Крэддоком, управляющим конюшней, и осмотрела безупречно содержавшиеся стойла, в которых обитали двадцать скаковых лошадей, двумя из которых Алан и его отец владели на паях с другими фермерами, а Алмаз принадлежал им всецело.

Алан показал ей стойла, где стояли лошади, на которых ездили просто для удовольствия, и предложил выбрать себе любую, какую она пожелает, кроме его личной лошади, Лютика.

Когда они возвращались назад к стойлу Алмаза, Дороти спросила:

– Вы не обидитесь, если я попрошу вас уйти? Я предпочитаю познакомиться с ним сама, на это требуется время.

На самом деле ее не привлекала перспектива работать на глазах у Алана, который станет придирчиво следить за каждым ее движением. Его присутствие действовало ей на нервы, а она знала, что лошадь сразу почувствует ее волнение. Дороти увидела, как на загорелом лице Алана промелькнула неуверенность.

– Да, обижусь, – начал Алан, – но…

– Я знаю, вы не верите до конца, что я сумею что-либо сделать, – перебила его она. – Это ваше убеждение преобразуется в отрицательную энергию, а из моего опыта общения с лошадьми класса Алмаза я знаю, что они в высшей степени чуткие существа. Он может непредсказуемо повести себя.

Алан криво усмехнулся.

– Вы не дали мне закончить. Вы правы, настроен я довольно скептически, но все потому, что отзывы, которые я о вас слышал, очень похожи на сказки, а вы в них выглядите колдуньей, наводящей на лошадей чары…