– Красивый у вас дом, – заметила Дороти.
– Спасибо. Конюшни с другой стороны, я покажу их вам позже.
Внезапно парадная дверь отворилась, и Дороти увидела приятную седовласую даму, которая приветливо ей улыбалась.
– Дороти! Как я рада тебя видеть. – Объятия Сони Латимер были такими теплыми и дружескими, что у Дороти выступили слезы. Знакомство их было совсем коротким, но обе испытывали друг к другу искреннюю симпатию.
– Спасибо, миссис Латимер, я тоже рада вас видеть. Вы прекрасно выглядите.
– Спасибо, – поблагодарила и Соня, отступая назад. – Пожалуйста, проходи в дом. Как ты перенесла путешествие? Могу я угостить тебя чашечкой кофе?
– Я немного устала и, конечно же, не откажусь от кофе, спасибо, – с удовольствием согласилась Дороти.
– Алан, дорогой, отнеси вещи Дороти в ее комнату.
– Конечно, мама. – Алан уже поднимался по лестнице.
Дороти прошла следом за Соней через вестибюль с кафельным полом и дальше по коридору, мимо огромной столовой, на светлую просторную кухню. Середину помещения занимал массивный деревянный стол, а с трех сторон в удобной близости находились плита, холодильник и двойная раковина.
Подвесные шкафчики для посуды сияли ослепительной белизной, а синевато-серая стойка превосходно сочеталась по цвету с крупной венецианской плиткой, покрывавшей пол.
Рабочее место домохозяйки было обустроено превосходно. Особенно Дороти пришлись по душе начищенные до блеска разнокалиберные медные кастрюльки и сковородки, висевшие над деревянным столом.
В эркере, выходившем окнами на веранду, стояли круглый дубовый стол и шесть стульев, а сразу за верандой начинался сад. Над деревьями Дороти разглядела крышу какого-то строения и догадалась, что это и есть конюшня.
– Что за чудесная кухня! – воскликнула она.
– Спасибо. Да ты садись, – пригласила Соня, подходя к стойке. – Расскажи поподробнее, как прошло твое путешествие.
– Отлично… спасибо, – вежливо ответила Дороти. – Мне нравилось наблюдать в окно, как меняется пейзаж.
Сама она машину водить не умела, а самолеты просто ненавидела. Двухдневный переезд на автобусе через пять штатов был для нее спасительной альтернативой. И все время путешествия мысли ее были заняты только одним – как устроить встречу с отцом.
О существовании отца Дороти узнала только месяц назад. Она наводила порядок в кладовке с мамиными вещами и наткнулась на старую коробку из-под обуви. Внутри оказалась пачка документов, а в самом низу – тетрадь, исписанная крупным маминым почерком.
Дороти, охваченная любопытством, принялась читать ежедневные записи, сделанные матерью в возрасте двадцати одного года. После подробного описания теплого летнего дня, когда она познакомилась с парнем по имени Эндрю Гибсон, тон и содержание записок резко изменились.
Они встретились на ежегодной ярмарке в Литчвуде, и с этого момента дневник Джоан Ардли наполнили романтические переживания влюбленной девушки.
Дороти скоро поняла, что ее мать и Эндрю Гибсон стали близки друг другу. Но месяц спустя после знакомства, Энди, как его ласково называла мама, вернулся в Орегон. После отъезда возлюбленного дневниковые записи сделались короче и наконец прекратились совсем. Испытывая разочарование оттого, что роман так скоро оборвался, Дороти уже собралась было убрать дневник на место, но тут заметила между потрепанными страницами конверт, тоже надписанный маминым почерком и адресованный Эндрю Гибсону, Платановая роща, Спрингфилд, Орегон. Конверт был вскрыт, а поверх адреса стояла размашистая надпись: «Вернуть отправителю».
Внутри лежало письмо, которое начиналось так: «Дорогой Энди! Я жду ребенка, твоего ребенка…»
Потрясенная Дороти еще раз перечитала дневник и письмо, судя по дате написанное за два месяца до ее рождения. Ее отцом был Эндрю Гибсон!
Сначала Дороти не знала, что предпринять, к кому обратиться. Немного успокоившись, она осторожно навела справки и выяснила, что Эндрю Гибсон все еще проживает в маленьком городке Спрингфилде, штат Орегон…
– Вы с чем предпочитаете кофе? – спросил Алан, подходя к столу с подносом, на котором стояли чашки с блюдцами, сахарница и сливочник. Дороти так глубоко погрузилась в свои мысли, что и не услышала, как он вернулся, но его глубокий звучный голос быстро заставил ее очнуться. Дороти взглянула в его синие глаза и на несколько бесконечных мгновений ощутила себя ланью, пойманной лучами автомобильных фар. Дыхание ее остановилось, а по шее и лицу разлился смущенный румянец. Сердце тоже не замедлило откликнуться – оно бешено забилось о грудную клетку.
– Ой… простите, – пробормотала Дороти. – Я залюбовалась видом из окна и размечталась.
– Неужели? – усомнился Алан. – То-то вы так наморщили лоб. Готов поспорить на последний доллар, что вы чем-то крайне озабочены. У вас неприятности? – И он пытливо заглянул Дороти в глаза, словно хотел прочитать ее мысли. – Я не ошибся?
Дороти проглотила слюну, так как горло внезапно пересохло. Надо отдать ему должное, он не лишен наблюдательности. Она прекрасно понимала, что он относится к ней с недоверием, и не могла его за это винить. Два месяца назад она намеренно отклонила его предложение приехать на ранчо, причем в непростительно грубой форме. Но его высокомерные манеры и насмешливый тон возмутили ее, к тому же она случайно услышала его разговор с соседом… Совершенно не зная Дороти, Алан посмел высказать свое мнение о ее способностях в таких выражениях, что после этого она, разумеется, не испытала ни малейшего желания ответить ему согласием.
Когда спустя два месяца она позвонила, чтобы узнать – все ли еще он нуждается в ее помощи, то сразу поняла, что ее звонок явился для него полной неожиданностью. Главной же причиной, побудившей Дороти ему позвонить, было то, что ранчо Синяя Звезда находилось в Спрингфилде, городке, который значился на конверте, найденном в мамином дневнике.
– Вот, снова эта морщинка, – поддразнил ее Алан, и Дороти различила в его голосе нотку подозрительности.
– Алан, мальчик мой, веди себя прилично, – укорила его мать, ставя на стол кувшин с кофе и блюдо с домашним печеньем. – Нашей гостье едва ли до шуток после такого длительного переезда.
Дороти признательно улыбнулась матери Алана.
– Кофе пахнет изумительно, – сказала она.
– Сливки? Сахар? – вежливо осведомился Алан, когда его мать, разлив кофе по чашкам, вернулась к стойке, чтобы снова вставить кувшин в кофеварку.
– Мне со сливками, спасибо, – ответила Дороти и заставила себя спокойно выдержать взгляд его синих глаз.
Вспыхнувшие в них веселые искорки и лукавая улыбка, которая затем медленно появилась на красиво очерченных губах, застигли девушку врасплох, и ее сердце снова забилось гулко и часто.
– Как пожелаете, Рыжик. – И он налил в ее чашку сливки.
Услышав ненавистное со школьных лет прозвище, Дороти вспыхнула и потупилась, подавляя желание немедленно выразить свой протест. Она не сомневалась, что стоит ей только открыто проявить неудовольствие, и Алан станет употреблять противное прозвище при всяком удобном случае, чтобы только досадить ей.
Придав лицу невозмутимое выражение, девушка снова подняла на него глаза, и одно головокружительное мгновение ей казалось, что у нее остановилось сердце. Воздух вокруг них затрещал от напряжения и чего-то другого, куда более опасного. К счастью, сердце тут же возобновило свою работу, правда, в весьма неустойчивом ритме.
Какое-то непонятное выражение быстро промелькнуло в его блестящих синих глазах и сразу исчезло, заставив ее гадать, не померещилось ли ей это.
– Твоему отцу уже пора быть дома, – заметила Соня, усаживаясь рядом с ними за стол.
– А где он? – спросил Алан, небрежно откидываясь на спинку стула.
– Поехал по каким-то неотложным делам, – ответила его мать. – Но обещал вернуться к четырем, а уже почти пять. Ах, вот и он! – воскликнула она, поскольку в этот момент кухонная дверь распахнулась, и на пороге появился ее супруг.
