Литмир - Электронная Библиотека

– А, так ты делал ставки на мое вдохновение? – сказал Сервантес. – Вот чем объясняется твой виноватый вид минуту назад, друг мой. И в чем еще ты можешь сознаться?

– Мне сознаваться не в чем, если не под пыткой, – сказал Педро, – и только в том, что я использовал возможности, когда они мне подвертывались.

– Мой новенький дар провидения подсказывает мне, – сказал Сервантес насмешливо, – что фабрикант этого комического романа, не кто иной, как бессовестный коротышка-меняльщик здешних мест, делал с быстротой и решимостью алчных душ игорные ставки на дальнейшие поступки пока еще не упомянутого, но постоянно незримо присутствующего автора вышеуказанного комического романа.

– Ну, спроси вы меня сразу, объяснил вор судье, вместо того, чтобы сажать в тюрьму, я вам бы сам сказал, что виновен.

– Так о чем спор? – спросил Сервантес.

– А что вы и дальше будете, – сказал Педро, излагая по памяти условия заклада, который заключил со своими приятелями-игроками, – описывать старика, в глаза его не видев, с верностью до последней веснушки.

– Ну и это честно? – сказал Сервантес, уже забавляясь.

– Это доходно и тем уже честно, – сказал Педро, – а так как это предприятие с нашим товариществом никак не связано, я не могу предложить вам никакой доли в прибылях, понимаете?

– Хвалю, – сказал Сервантес, – отсутствие у тебя нравственных принципов и готовность использовать беспомощного товарища для удовлетворения тяги к азартным играм.

– Ну, жаловаться, когда все идет хорошо, это то же, что бросать спелые апельсины вслед за гнилыми, сказал актер зрителям, – парировал Педро. – И к чему лезть на стенку, если вы можете посиживать на солнышке весь день и строчить комедию?

– Все, что хорошо написано, всегда плод высокого мастерства, – сказал Сервантес, – и я раб мастерства. Только толедские оружейники выковывают свои клинки чаще, чем созидатели хорошей прозы. Удача мне улыбнулась в одном отношении: Бог жил в пустоте, пока не сотворил Вселенную. У него не было моего двора и красивой оливы, чтобы за работой любоваться ими.

– Ну и как говаривала моя старенькая матушка, – сказал Педро, – Бог сотворил мир полный забот, чтобы держать себя в узде. А если бы он не сотворил кучу любителей совать нос в чужие дела вроде тебя и желающих постичь его в полную меру, так как бы ему удавалось выкроить дни для отдыха?

Они на секунду прервали свою пикировку. Сервантес посмотрел на дерево во дворе.

– Однако, – сказал он, – я должен повидать его (подразумевая прототип, который Педро из алчности скрывал от него). Расскажи мне подлинную историю.

– Ну, помнится, – сказал Педро, радуясь, что его признание было принято так спокойно, но оплакивая потерю в будущем дохода от ставок, – все началось в Лепанто с вечера поисков утешения в таверне. День выдался просто ужасный. И вам, и мне требовалось сочувствие. Я только что заключил глупую сделку.

А, да! Воспоминание о ней все еще причиняло боль. Педро снабдил компасом поводыря пляшущего медведя в обмен на вечернее представление для своих соседей. Поводырь взял компас, и только его и видели. Каким образом он и его медведь умудрились сбежать столь быстро, превосходило всякое понимание.

– Ну а ваша пьеса продержалась одну неделю, – продолжал Педро.

Сервантес кивнул, вспоминая. Человек способен написать лишь столько-то непопулярных грошовых пьес: пусть они оказались недостойными детьми, но умирали они все равно в ваших объятиях. Педро все еще думал о поводыре и медведе – как быстро способен бежать медведь?

– И тогда ты рассказал мне историю про помешанного старика, влюбленного в рыцарственность и изъясняющегося очень цветисто. Ты сказал, что история эта меня подбодрит, а сам ты ее слышал от своего друга-браконьера, – сказал Сервантес.

– Я рассказал вам историю этого старика, – ответил Педро с заметной горечью, – чтобы утишить муки от встречи с ним.

Ведь если в самом начале Педро и мог испытать сострадание к старику, улетучилось оно очень скоро. Он убедился, что встречи с ним обязательно оборачиваются чем-то непредвиденным и крайне неприятным, как показала их первая же встреча, о которой он теперь повел рассказ.

– День выдался жаркий, слишком жаркий, чтобы заниматься делами, и я шлепал по воде в том месте на реке, где женщины стирают свою одежду, – вспоминал он. Проницательные глаза Сервантеса просверлили его, и он пояснил: – Ну, им приятно, если кто-то вроде меня интересуется их занятиями. Им нравится, если кто-то наблюдает, как они резвятся в воде.

Ироничный взгляд Сервантеса не дрогнул, и, вздохнув, Педро продолжал:

– От моего созерцания меня отвлек громкий крик седовласого старика, который, облаченный во что-то, смахивающее на кухонную утварь, бросился в реку. И исчез под водой так мгновенно, что я подумал, а не почудился ли он мне.

– И ты его спас? – спросил Сервантес.

– Моя первая ошибка, – скорбно сказал Педро. – Я прошлепал по отмели и вытащил его на берег. Он оказался очень тяжелым и, хотя был в помрачении, улыбался блаженно, будто нахлебался крепких напитков.

– Ну а потом? – подтолкнул Сервантес.

– Он очнулся и срыгнул на меня воду, – сказал Педро с таким печальным выражением, что Сервантес засмеялся. А Педро продолжал: – Я сказал ему, что он упражняет на мне свое второе детство, а он довольно так вздохнул и вознес благодарение Богу, что сумел спасти меня из разъяренных волн разбушевавшейся реки. Ну, мне это не понравилось, и я сказал ему, что, наоборот, это я спас его. Тут старый дурень ухватил меня за руку и поглядел на меня сияющими глазами. Он сказал мне, что моя нужда в спасении была велика, а утопление – страшная смерть. Тут я рассердился и сказал старому дурню, что ни в каком спасении не нуждался! Глупости на этом не кончились, потому что он кивнул, умудренно эдак, и сказал, что неверно истолковал ход событий и в спасении нуждался он. Тут меня потянуло на сарказмы, и я спросил его, почему он сам себя не спас, прежде чем прыгать в реку. Его ответ последовал без промедления: «А, мой друг, в таком случае и ты, ослепленный избытком грехов, тоже неверно истолковал ход событий, раз не попробовал остановить меня до того, как я прыгнул в реку. Вот тут-то ты и дал маху». Сохранись у меня хоть какие-то силы, я бы швырнул его назад в реку. «В ослеплении я не пребывал, – сказал я, – а потому прихожу к следующим выводам: во-первых, не предавшись сиесте, я не предвидел, что ты направишься к реке, вот сюда. Во-вторых, не взывая о помощи, я, совершенно очевидно, подвигнул тебя на твой поступок. И в-третьих, сам Бог, должно быть, страдает недостатком ума, раз он не сумел помешать тебе прийти к выводу, что я тону в воде, которая мне и до колена не достает». И опять у старого дурня был наготове ответ: «Я иду туда, где Бог нуждается во мне». Ну, я и сообщил ему, что Богу он требуется в заморских колониях и что корабли отплывают туда каждый день.

Рассказывая эту историю заново, Педро ощутил ее смешную сторону.

– Я обнаружил, – сказал Педро, – что у него к панталонам пришиты металлические тарелки.

– Ну а что случилось потом? – спросил Сервантес.

– Он встал, и на нем уже была ржавчина, и он так долго всматривался в даль, что я подумал, не впал ли он в забытье. Но тут он благословил меня, сказал, что спасать меня было тяжело из-за моих грехов. Потом шепнул мне, что он сэр Ланселот, и озера ему знакомы не хуже зимнего снега. Произнес еще несколько безумных наставлений, после чего спросил, не видел ли я злых волшебников, потому как один такой украл его – то есть сэра Ланселота – прославленный меч. Убедившись, что я ни о каких волшебниках не слышал, он побрел своим путем.

– Значит, твое злоключение стало источником моего вдохновения, – сказал Сервантес. – И где же мы можем отыскать этого оригинала?

– Чем его отыскивать, лучше переправиться на другой материк, – сказал Педро.

– Ну, послушай! У тебя он просто Невезение в человеческом облике.

– Он одна из казней египетских, про которые написано в Библии.

5
{"b":"149656","o":1}