Прага, 7 августа 1987 года, жара, плюс тридцать в тени.
Самолет из Москвы приземлился по расписанию, черная «Волга» советского посольства подъехала прямо к трапу, сорокалетний водитель, слишком солидный для простого шофера, напряженно вглядывался в открывшийся проем люка. Макс вышел первым и сразу узнал резидента ПГУ, фотографию которого ему показали перед вылетом. Стараясь как можно небрежней держать увесистый черный атташе-кейс, Карданов сбежал по трапу. Кейс был тяжелым сам по себе: титановый корпус гарантировал сохранность содержимого и позволял использовать его как бронещит при огневом нападении. Кроме того, один миллион долларов сотенными купюрами вытягивал на десять кило.
Валюта, тем более в таких количествах, запрещена к вывозу из СССР, да и к ввозу в ЧССР тоже. Но в Шереметьеве проблем, естественно, не возникало, а здесь разрешить их призван представитель посольства.
– Здравствуйте, Андрей Викторович.
– Здравствуйте, Макс Витальевич.
Резидент тоже видел фотографию Макса. Они крепко пожали друг другу руки. Машина тронулась и вскоре беспрепятственно выехала за ворота аэропорта.
«В братских странах работать легко, – вспомнил Макс напутствие Евсеева. – Но расслабляться все равно нельзя, могут произойти любые неожиданности. От провокаций империалистических спецслужб до нападения обычных бандитов». Впрочем, как можно расслабиться, имея при себе такую сумму, он не представлял.
– Как там Москва? – вежливо спросил резидент. То, что он лично сидит за рулем, показывало, какое значение с подачи Евсеева придал Рябиненко простой операции.
– По-прежнему, – ответил Макс. – Жарко. Дома и асфальт раскаляются, сил нет.
Уловив нежелание продолжать беседу, Андрей Викторович замолчал. Судя по возрасту и должности, он как минимум подполковник. И ему, наверное, досадно выполнять роль шофера при зеленом лейтенанте.
– Приехали, – сказал резидент, остановив машину. Макс и сам уже увидел черную, с золотыми буквами, вывеску: «Проблемы мира и социализма».
Издательство и журнал". По другую сторону подъезда висела точно такая, но на чешском языке.
Внутри было довольно пустынно. Карданов внимательно изучил схему расположения помещений и потому сразу нашел кабинет директора. Навстречу ему поднялся кряжистый, простоватого вида мужчина в дешевых очках с круглой оправой. Весь его облик никак не соответствовал ни конспирации, ни тайным операциям спецслужб, ни секретным финансированиям.
– Вы очень точны, – улыбнулся директор и запер дверь. Он говорил по-русски почти без акцента.
Не тратя времени зря, Макс отпер чемоданчик. Несмотря на стандартный вид, он имел сложный и прочный замок.
– Считайте!
Простоватый очкарик принялся сноровисто извлекать пачки банкнот, быстро проверять контрольные ленты и привычно складывать их в открытую тумбу обшарпанного стола.
– Один, два, три, четыре, – по-русски приговаривал он. Глядя на мелькающие руки директора, Макс понял, что через них прошло немало миллионов. И этот растечется через пражские гостиницы и карлововарские санатории в карманы гостей из Индии, Ирана, Латинской Америки...
– Девяносто восемь, девяносто девять, сто! – Директор захлопнул тумбу и широко улыбнулся. – Как в аптеке! Правильно? У вас есть такая поговорка! Сейчас я напишу расписку, а потом переложу все в сейф... Как раз на этой неделе приедут представители наших филиалов – из Англии, Италии, Алжира...
Макс отметил, что очкарик много болтает. Впрочем, он для него – посланец ЦК, пользующийся самым высоким доверием...
– Готово! Теперь можно по рюмочке?
Макс спрятал расписку в портмоне, а портмоне положил во внутренний карман легкого пиджака.
– Спасибо. Нет времени. Дайте мне лучше старых журналов или любых ненужных бумаг. Чтобы набить чемодан.
Второе предложение выпить он получил от затомившегося в машине Андрея Викторовича. Понял ли резидент, зачем московский гость посещал «Проблемы мира и социализма», сказать трудно, но на увесистый чемодан взглянул с удивлением. Напряжение отпустило, и Макс с удовольствием бы пообедал и выпил, но обратный рейс вылетал через сорок минут. Они еле успели, и перекусил он уже в самолете.
Ужинал Макс дома. Самая первая специальная поездка заняла у него один день. Она действительно оказалась несложной.
Нью-Йорк, 13 октября 1989 года, 20 часов по местному времени.
Посадка была нелегкой: из-за низкой облачности и грозы диспетчеры аэропорта Кеннеди навели громоздкий «Ил» на полосу только с третьего захода, и каждый последующий крут усиливал панику в салоне. Карданов сидел в первом ряду, рядом с пилотской кабиной, командир корабля знал, что на борту находится человек, чьи указания обязательны для исполнения, как только он назовет пароль, но сейчас никаких команд Макс отдавать не мог, а потому сидел молча, зажимая ногами черный «атташе», и ждал разрешения своей судьбы, как и остальные сто пятьдесят пять мужчин и женщин.
За иллюминатором змеились молнии, машину то и дело подбрасывало, сзади молились на английском и ругались по-русски. «Когда сядем, таможенники будут либеральней», – подумал Макс, хотя его, как обладателя дипломатического паспорта, это не беспокоило. Но ход мыслей отражал специфику настроя личности: он не допускал, что самолет разобьется, потому что впереди предстояла важная операция и он должен обеспечить ее любой ценой. Иначе сорвется очередной съезд Коммунистической партии США, который должен на весь мир заявить о поддержке прогрессивных преобразований, происходящих в Советском Союзе. В черном «атташе» находились восемьсот тысяч долларов наличными и несколько кредитных карточек, по которым подставные владельцы карликовых торговых фирм Джека Голла получат еще полтора миллиона в счет оплаты поставок вина и рыбных консервов в Молдавию и на Украину.
За два с небольшим года Макс уже перевез около шестидесяти «отправлений» на сумму, которую затруднился бы определить. Миллион Компартии Португалии, девятьсот тысяч – КП Греции, восемьсот тысяч – КП Израиля...
Коммунисты Эквадора, Боливии и Люксембурга получили по двести пятьдесят тысяч, Народная партия Панамы – двести, КП Мальты – сорок, а КП Непала, Лесото и партия Авангарда Сомалийского народа – по десять тысяч долларов.
Иногда операции проходили гладко, иногда не очень. В Сомали по нему стреляли из советского «ППШ», но удалось загородиться чемоданчиком, и пули устаревшего автомата не смогли одолеть титановую броню. По пути в Израиль чуть не угодил в ловушку «Всемирного джихада», точнее, угодил, но сумел вырваться прежде, чем она захлопнулась, оставив за собой два трупа бородатых арабов.
Он выполнил все задания, не позволяя кому либо себе помешать. Но сейчас на пути встала, стихия. Прудков сидел в хвосте, у него больше шансов, если он останется жив, то заберет «дипломат», по крайней мере не пропадут деньги, хотя операция провалится: Голл не примет посылку ни от кого, кроме него. Да никто и не знает ни адресата, ни контактных точек...
«Ил» коснулся бетонки и тяжело пробежал мимо здания аэровокзала, шеренги высоких, с округлыми носами «Боингов», приземистых, на маленьких колесиках, «Геркулесов», почти касающихся земли провисшими брюхами...
Теперь начиналась работа.
Предъявив дипломатический паспорт, он беспрепятственно миновал пограничный и таможенный контроль, прошелся по залу прилета, набрал вымышленный номер из ближайшего автомата. Он не проверялся, но знал, что советский дипломат вполне может быть взят под превентивный контроль ФБР. Таможенники действительно проявляли лояльность, и вскоре прошедший досмотр седой, чуть прихрамывающий человек в мешковатом мятом дождевике направился в туалет. Растрепанные черные усы и очки в массивной оправе придавали ему чудаковатый вид, через плечо висела желтая дорожная сумка. Это был второй номер, Генка Прудков.
Макс вошел следом в просторный, светлый и удивительно чистый зал без специфических запахов и внуковско-шереметьевской толчеи. Почти все кабинки были свободны, и он занял соседнюю. Дверь в зал больше не открывалась, что свидетельствовало об отсутствии плотного наблюдения. Значит, целенаправленного интереса к ним еще не проявляли. Макс отпер кейс, извлек тщательно упакованный пакет, а чемоданчик вместе с удлиненным демисезонным пальто и темно-синей шляпой через верх передал напарнику. Взамен тут же получил дождевик и яркую сумку. Он взглянул на часы. Сейчас в аэропорту появились сотрудники советского посольства, в том числе и установленные разведчики, которые враз сконцентрировали на себе внимание агентов ФБР.
