Начальник СБ догнал шефа у машины – стандартного джипа размером с однокомнатный дом.
– Оружие с собой? – прикрывая рот, спросил тот.
– Конечно. С учетом обстановки...
– Хорошо. Я не беру с собой всю ораву...
В машине они говорили на отвлеченные темы, точнее, говорил один Юмашев, а Тимохин вставлял междометия и соглашался. Председатель рассказал о встрече с губернатором, о новых планах по кредитованию объектов культуры и тому подобных, вполне обычных вещах. Разговор был рассчитан на водителя и возможные микрофоны.
– Слушай, Саша, давай на Левый берег, голова разболелась, сил нет! – внезапно скомандовал шеф. И устало добавил:
– Хоть чистым воздухом подышать...
Оставив джип возле торчащего из снега остова пляжного зонтика, Юмашев и Тимохин двинулись вдоль покрытой льдом реки. Дул порывистый ветер, вокруг не было ни одного человека, автомобиля и места, в котором можно спрятаться. Вероятность прослушивания приближалась к нулю.
– Ну, что скажешь? – начал Владимир Николаевич и поднял воротник пальто.
– А что Лыков?
– То, что и следовало ожидать. Причем я вышел от него без четверти час, а через пятнадцать минут приехал Тахир, и он уже знал, о чем мы говорили.
– В машину он ему звонил, что ли?
– Не знаю, кто кому звонил... Только поддержки ждать не от кого. Ни Иван, ни Матвей пальцем не шевельнут.
Тимохин знал, что так оно и будет. Банк спонсировал и УВД и УФСБ, Юмашев лично дружил с обоими генералами, но ни Крамской, ни Лизутин не станут лезть в спор между двумя бизнесменами. Тахиров уважаемый в городе человек, депутат, он так же встречается с генералами и другими руководителями области, как Юмашев. Если положить на весы авторитет каждого из них, неизвестно, кто перетянет – бывший рэкетир и наркоделец или ответственный государственный служащий, причастный в свое время к высшим государственным секретам. И неизвестно, у кого больше окажется друзей...
Россия превратилась в королевство кривых зеркал, понятия репутации, порядочности, чести злонамеренно превращены в труху теми, кто никогда ими не обладал. Легко продающаяся пресса в любой момент превратит банкира в последнего негодяя, а того, второго, – в святого с нимбом вокруг головы...
– Да, не шевельнут... – согласился Петр Алексеевич.
На высоком противоположном берегу раскинулся город. Трущобные придонские районы – Богатяновка, Гнилостная, Надречная. Округлость Лысой горы покрыта отселенными, но еще не снесенными полуразрушенными домами, вытарчивающими из обледенелой земли, как корни гнилых зубов из замороженной для удаления челюсти. Кое-где среди нищеты и убожества уже поставлены новые особняки современных хозяев жизни. Через несколько лет это будет дорогой и престижный район: центр, прекрасный вид на Задонье, свежий речной воздух. Недаром Тахир активно отселяет проживающую там бедноту и готовит зону коттеджной застройки...
Да и что могут генералы? Никакие угрозы не высказаны. Ну, предложил фактически отдать ему банк, ну и что? Подошли двое на темном пустыре к девушке: «Раздевайся!» За что их судить? Или поймали втроем парнишку:
«Слышь, брат, дай шапку, а то холодно... И перчатки заодно, да и куртешку – вишь, какой мороз...» И их вроде надо оправдывать: не били, не грозили, ножи не показывали. Попросили по-хорошему, он и отдал. Еще и виноват остался – адвокат кричит: «Почему отдавал, если не хотел? А если хотел, зачем в милицию побежал?»
Сейчас придуряться легко, непонятливых легко корчить, никто ничего не понимает. Так вроде должны с голоду помереть, ан нет – живут припеваючи и жизни радуются.
– Что скажешь? – повторил Юмашев. Он знал, что Петр Алексеевич мужик тертый, опытный, потому и хотел услышать его слово. А чего тут говорить... Ясное дело... Тахир знает, на кого «наехал», и не боится, прет как танк. Сейчас сильней тот, у кого больше денег, но тот, может, и побогаче банка. А может, на другое рассчитывает: что очко сыграет, испугаются. Потому что сейчас они уперлись лбами на бревне над пропастью, дальше только один пройдет. После того, что сказал Тахир, других слов не произносят. Мол, извини, Владимир Николаевич, я вчера глупость сморозил, предложил мне все отдать и по миру голым пойти, так я пошутил, ты не бери в голову...
Нет, он все обдумал и решение принял. Не выполнит Юмашев ультиматум – получит пулю в башку. Причем не через год или два, а в понедельник или к концу месяца. Что остается делать? Если яйца резиновые, отдавать банк.
Только завтра у тебя могут и жену попросить... А если яйца железные – первому засадить маслину. Те, что вокруг, хоть так, хоть так придурятся: кто, да за что, да какой хороший человек был. Кодла, правда, мстить подпишется, но к этому надо быть готовым... К тому же, когда главный вопрос решится, генералы оставшегося поддержат: проведут рейд, оружие понаходят, уголовные дела возбудят, да побросают неудачников за решетку. Но только потом, когда выяснится, у кого яйца крепче...
Они отошли далеко от джипа, вот он – черная букашечка на снегу. Кругом все бело, только лед блестит над стылой водой, да у того берега буксир проложил дорожку – тянется вдоль набережной полоса темно-белого крошева. А выше придонских районов – новые кварталы, громады трех шестнадцатиэтажек, высотка «Интуриста», да стела в честь Победы – несуразная золотая баба, беспомощно раскинувшая ноги на двадцатиметровой высоте, будто бежит куда-то...
Решение тут ясное и однозначное, только как его исполнить? Тахир сделал ход первым и, конечно, подготовился к «оборотке». Усиленная охрана, дветри дежурные бригады с автоматами и гранатами, и сам он сейчас весь словно большое ухо, неспроста подослал этого психопата с микрофоном. Одно неосторожное слово, один намек – и кранты! Всех перестреляет или взорвет, хоть скопом, хоть поодиночке! А если специалистов искать, слушок вполне может просочиться...
– Какого черта ты молчишь?! – заорал Юмашев, и порывистый ветер унес крик к далекому крошеву темной воды и осколков серого льда.
– Стирать, и быстро. Проблема с исполнителями. Если информация уйдет, нам конец.
Слово было сказано, и Юмашев сразу успокоился.
– Специалисты есть.
– Откуда?
– Из «Консорциума».
– Ну, у Куракина асы... Когда они будут?
Юмашев внимательно посмотрел на начальника СБ. – Они здесь, уже два дня. Ждут команды.
– План?
– Он все время меняет маршруты. Остается свободное преследование. Надо будет только вывести их на него. Не привлекая лишних людей.
Тимохин понял сразу.
– Я сам сделаю. Тряхну стариной.
– Молодец! – Скупой на проявление эмоций банкир на миг обнял его за плечи и сильно прижал. – Холодно! Выпить хочешь?
– Хочу.
Все главное было сказано, и они молчали. Но упоминание «Консорциума» задело какой-то нейрон в мозгу Тимохина, развилось в ассоциативную цепочку, в конце которой находился конкретный факт.
– А зачем сюда Бачурин приезжал? – поинтересовался он, понимая, что, несмотря на возникшее между ними доверие, Юмашев может и не ответить.
– Не знаю, – вполне искренне ответил тот. – Темнил что-то, крутил...
У меня создалось впечатление, что он кого-то искал...
Два человека, сгибаясь под порывами ветра, шли по своим следам обратно к машине. С четырнадцатого этажа гостиницы «Интурист» рассмотреть их было, конечно, нельзя.
Глава четвертая
ОСТРЫЕ ОЩУЩЕНИЯ
Тиходонская область, поселок Кузяевка, 16 часов, трасса местами покрыта льдом.
Комплекс областной психбольницы располагался в семнадцати километрах от Тиходонска, в Кузяевке. С годами название поселка превратилось в имя нарицательное, и в обыденную речь тиходонцев прочно вошли двусмысленные обороты типа: «Ему уже давно место в Кузяевке», «По тебе Кузяевка плачет», «Ты что, из Кузяевки вернулся?»
В разгар борьбы с диссидентами эта шутка имела зловещий оттенок. Потому что все они считались психическими больными и без лишней шумихи и судебной волокиты попадали на первый этаж режимного блока, где подвергались лечению без ограничения срока, до полного выздоровления. Старший лейтенант, капитан, а в последнее время майор Ходаков курировал кузяевский комплекс, он-то и определял – выздоровел пациент или еще нет.
