Они пронеслись рядом, как черные тени, стремительно, а он попытался, черт возьми, он все-таки попытался, блюя, протянуть руку и схватить одного из этих мелких ублюдков, но в руках у него осталось только бесполезное ощущение от прикосновения к джинсам.
Он повалился лицом вниз, в лужу рвоты и осколки стекла.
31
Он слышал, как они бежали, хлопнули дверью и смылись из зала.
Пьетро быстро вылез из матов и тоже помчался в сторону коридора.
Он был почти спасен, когда вдруг огромное окно у самой двери разлетелось на кусочки.
Осколки стекла полетели в стороны и попадали вокруг него, разбиваясь на части.
Пьетро замер, а когда понял, что в него стреляли, обмочился.
Он успел лишь открыть рот, как позвоночник и все прочие члены расслабились, и неожиданное тепло обдало ему пах, бедра и полилось в ботинки.
В меня стреляли.
Осколки стекла, застрявшие в оконной решетке, все еще падали.
Медленно-медленно он обернулся.
На другом конце зала, на полу, он увидел человека, выползавшего из кладовки, опираясь на локти. Все лицо у него было вымазано красным. И он целился в Пьетро из ружья.
— Осдадавись. Осдадавись иди я буду стделять. Жиздью детей клядусь, буду стделять.
Итало.
Он узнал низкий голос сторожа, хотя говорил он необычно. Как будто у него был сильный насморк.
Что с ним случилось?
Пьетро представил, что красное на лице Итало — не краска, а кровь.
— Сдой, мальчик. Де двигайся. Подял? Даже де пытайся.
Пьетро не шевельнулся, только повернул голову.
Дверь была там. В пяти метрах. Ближе, чем в пяти метрах.
«У тебя получится. Один прыжок — и ты снаружи. Беги!» Нельзя, чтобы его поймали, ни в коем случае, он должен бежать любой ценой, даже с риском получить заряд в спину.
Пьетро хотел бы это сделать, но ему казалось, что он не сможет пошевелиться. Он был в этом почти уверен. Словно подошвы его туфель приросли к полу, а ноги размякли, как кисель. Он поглядел вниз — у его ног образовалась лужица мочи.
«Беги!»
Итало с трудом пытался подняться на ноги.
«Беги! Сейчас или никогда!»
И он очутился в коридоре и помчался как сумасшедший, поскользнулся, поднялся и побежал, споткнулся на лестнице, поднялся и побежал к женскому туалету, к свободе.
А сторож орал:
— Беги! Беги! Беги! Я дебя всё давдо уздал… Я дебя всё давдо уздал. А ты как дубал?
32
Кому он мог позвонить, чтобы узнать что-нибудь про Эрику?
Конечно, агенту!
Грациано Билья взял записную книжку и набрал номер агента Эрики, этого козла, из-за которого ей пришлось тащиться на это дурацкое мероприятие. Естественно, его не было, но зато удалось побеседовать с секретаршей.
— Эрика? Да, она у нас была сегодня утром. Прошла пробы и уехала, — сказала она равнодушным голосом.
— А, уехала… — выдохнул Грациано и почувствовал, как в нем разливается блаженство. Пушечное ядро, висевшее в желудке, исчезло.
— Уехала с Мантовани.
— С Мантовани?!
— Точно.
— Мантовани?! Андреа Мантовани?!
— Точно.
— Ведущим?!
— А с каким же еще?
На месте пушечного ядра в желудке появилась банда хулиганов, задавшихся целью порвать в клочья его пищевод.
— А куда они поехали?
— В Риччоне.
— В Риччоне?
— На Большой парад на Пятом канале.
— На Большой парад на Пятом канале?
— Точно.
— Точно?
Он мог всю ночь повторять то, что говорила секретарша, только с вопросительной интонацией.
— Извините, я больше не могу говорить… У меня звонок на другой линии, — сказала секретарша, пытаясь избавиться от него.
— А зачем она поехала на Большой парад на Пятом канале?
— Не имею ни малейшего представления… Извините, но…
— Хорошо, я сейчас положу трубку. Но вы не могли бы дать мне номер мобильного Мантовани?
— Извините, я не имею права. Извините еще раз, я должна ответить на звонок…
— Подождите минуточку, пожа…
Повесила трубку.
Грациано так и сидел с трубкой в руке.
Странно, но первые секунд двадцать он не чувствовал ничего. Только огромную, бесконечную, вселенскую пустоту. А потом у него оглушительно зазвенело в ушах.
33
Остальные испарились.
Он вскочил на велосипед и пулей рванул с места.
Выехал на дорогу.
И помчался к дому через пустой город, сократив путь за церковью, по грязной дороге через поле.
Было мокро. И ничего не видно. Колеса вихляли и скользили в жидкой грязи. «Поезжай потише, а то упадешь». От ветра заледенели мокрые штаны и трусы. Ему казалось, что член втянулся между ног, как черепашья голова в панцирь.
«Быстрее! Уже очень поздно».
Он взглянул на часы.
«Двадцать минут десятого. Господи, как поздно, быстрее! Быстрее! Быстрее!» («Я тебя все равно узнал… все равно узнал. А ты как думал?»)
«Быстрее! Быстрее!»
Не мог он его узнать. Это невозможно. Он был слишком далеко. И тем более без очков.
Он не чувствовал уже ни кончиков пальцев, ни ушей, икры одеревенели, но он даже не собирался сбавлять скорость. Комья грязи летели ему в лицо и пачкали одежду, но он не сбавлял ход.
«Быстрее! Быст… узнал».
Он это просто так сказал, чтобы его напугать. Чтобы остановить его, а потом отвести к директору. Но он не поверил. Он не дурак.
Ветер раздувал куртку. Глаза слезились.
До дома оставалось совсем немного.
34
Грациано Билье казалось, что он попал в какой-то фильм ужасов, в один из тех, где по вине какого-нибудь полтергейста предметы поднимались в воздух и летали кругами.
Только в гостиной не шло кругом ничего, кроме головы Грациано.
— Мантовани… Мантовани… Мантовани… — непрерывно бормотал он, сидя на диване.
Почему?
Не надо об этом думать. Он не мог думать о том, что все это значит. Он, словно альпинист, повис над пропастью.
Он взял трубку и еще раз набрал номер.
Все свои телепатические возможности он вложил в это желание — чтобы Эрика ответила на звонок своего треклятого мобильника. Наверное, никогда в жизни он ничего не желал так сильно.
Тууу. Тууу. Тууу.
«Что?! Гудки? Включен!»
Тууу. Тууу. Тууу.
«Ответь! Черт возьми! Ответь!»
«Это автоответчик Эрики Треттель. Оставьте сообщение».
Грациано не сразу сообразил.
Автоответчик?
Потом, тщетно пытаясь говорить привычным тоном, сказал: «Эрика! Это Грациано. Я в Искьяно. Перезвони мне. Пожалуйста. На мобильный. Немедленно». Звонок окончен.
Перевел дух.
Он все правильно сказал? Надо было ей сказать, что он знает про Мантовани? Надо перезвонить и оставить более решительное сообщение?
Нет. Не надо. Совершенно незачем.
Он схватил рубку и перезвонил.
«Телеком Италия Мобиле, вызываемый абонент в настоящее время недоступен».
Почему больше нет автоответчика? Что за шутки?
В ярости он принялся пинать ногой комод во фламандском стиле, а потом, обессиленный, рухнул в кресло, схватившись руками за голову.
И в этот момент в гостиную вошла синьора Билья, толкавшая перед собой тележку, на которой высилась супница, до краев полная бульоном с тортеллини, и блюдо с десятью видами сыра, салатом из цикория, вареной картошкой, почками с трюфелями, и кремовый торт.
При виде всего этого Грациано едва не стошнило.
— Оооеееедаааать. Буууйоооон, — промычала синьора Билья и включила телевизор. Грациано не отреагировал. — Ооооеееедаааать, — настаивала она.
— Не хочу я есть! А ты, кажется, дала обет молчания? Дала обед, так молчи, черт возьми. Так не считается: будешь мычать, как даун, отправишься в ад, — сорвался Грациано и опять впал в прострацию. Волосы свесились ему на лицо.
«Эта сучка сбежала с Мантовани».
Потом раздался другой голос, голос разума: «Погоди. Не торопись. Она просто поехала прогуляться. Или по делам. Вот увидишь, она перезвонит, и выяснится, что это какое-то недоразумение. Расслабься».
