Двойная жизнь рано или поздно приводит к тому, что можно потерять основную. Несколько раз Леший уже бывал на грани разоблачения. Однажды на «малине» в Новороссийске он столкнулся с двумя блатарями, которые знали его под разными фамилиями. Еще хуже, что и биографии его не совпадали. С фамилиями как-то можно отмазаться, но правдоподобно объяснить раздвоение жизни очень трудно. Потому что первая мысль, которая приходит в голову битому жизнью урке, – о ментовских штучках: «легендах», с помощью которых стукача внедряют в разрабатываемую среду.
Тогда он попер нахрапом – забожился самой страшной воровской божбой: «Век свободы не видать, буду я козел и блядь...», а потом схватил пику и пообещал на месте пришить каждого, кто усомнится в его кристальной воровской честности. Играл он очень убедительно, потому что другого выхода не было: если бы кто-то продолжал настаивать на своем – пришлось бы его резать, иначе кранты. Тут прав не тот, кто прав, а кто смелей и наглей...
Леший не оборачивался, но чувствовал, как враждебные взгляды буравят ему спину. На улице многолюдно, но это ровным счетом ничего не значит: что захотят, то и сделают. Помешать им мог только один человек – он сам. Леший прикинул свои возможности. Он был крученым, жилистым и умелым в драках, но против двух молодых парней вряд ли сможет устоять, тем более – один такой бугай. Если бы еще знать, что они пустые... Но нет, сейчас пустым никто не ходит – либо с пером, либо с «БОЛЬШОЙ»... А у него самого в карманах, кроме пятидесяти тысяч, поломанной расчески и ключа от квартиры, ничего не было.
Времени в запасе оставалось немного... Если ничего не придумать, через несколько минут наступит развязка... Впереди располагался небольшой универсальный магазин. Леший лихорадочно прокручивал в голове варианты и кое-что придумал. Хоть бы эти «быки» не потащились следом...
С беззаботным видом Леший нырнул в стеклянную дверь, подошел к первому же прилавку, косанул назад. Преследователи остались на улице. Не торопясь, он обошел торговые залы, в скобяном отделе остановился у прилавка с ножами и внимательно осмотрел представленный ассортимент. Под толстым стеклом лежало не менее трех десятков образцов. Кухонные, разделочные, столовые... Разных форм и размеров. С волнообразным лезвием для резки хлеба, похожие на пилочку – для сыра и лимона, с раздвоенным концом – для потрошения рыбы... По одному и наборами, наши и импортные, от пятнадцати до пятисот тысяч.
– Вам для рыбы или для мяса? – симпатичная девушка в аккуратном фирменном халатике подошла помочь потенциальному покупателю, несмотря на его затрапезный вид.
– Вот этот покажи... И этот...
Перебрав несколько штук, он выбрал универсальный нож подходящей длины, с крепким клинком и отверстием в верхней части массивной пластмассовой ручки. Он удобно сидел в руке, режущую кромку лезвия образовывали сотни проточек с одной стороны клинка.
– Это лазерная заточка, – пояснила девушка. – Он очень острый и не тупится много лет.
Леший заплатил двадцать пять тысяч, девушка хотела завернуть покупку, но он отказался и сунул нож в карман.
– Где у вас второй выход?
Девушка покачала головой.
– У нас его нет. Где вход, там и выход. И товар оттуда заносим.
В другом отделе Леший купил толстые ботиночные шнурки, отойдя в угол, продел один в отверстие рукоятки и сделал петлю. Петлю он надел на запястье, а нож засунул в рукав. Потом купил сигарет и демонстративно прикурил на выходе.
Почти сразу подошел высокий.
– Слышь, ты Колеров?
Этот вопрос расставил все на свои места. Потому что «Колеров» – это псевдоним, под которым он объявлялся только в ИВС. И больше нигде. Значит, его кто-то сдал.
– С чего ты взял? Обознался, парень! – грубо буркнув в ответ, Леший быстро пошел вперед.
Но у ближайшей подворотни его догнали.
– А ну иди сюда, сука! – сильная рука вцепилась в предплечье и рванула его в сторону. Высокий наседал с другой стороны, держа руку под курткой, на уровне пояса.
В вытянутом, как колодец, дворе никого не было. Железные лестницы опутывали по периметру обшарпанные стены. Воняло помойкой.
– Что тебе Мишка сказал? – длинноголовый вынул из-под куртки руку с «БОЛЬШОЙ» и приставил ствол к голове Лешего. «ТТ», – определил тот. – Курок не взведен". На все про все у него было меньше минуты. Рывком освободив руку, он писанул коренастого по шее, тот сразу отпустил его, схватился за рану и, страшно хрипя, опрокинулся навзничь. Длинный дернул пальцем, безуспешно пытаясь нажать спуск. Его он ударил в распахнутый вырез куртки. Как он и предполагал, пластмассовая ручка взмокрела, стала скользкой и, если бы не петля, выскользнула бы из рук.
Нагнувшись, Леший вытер руки и нож о землю и тут же загреб это место ботинком. В подворотне послышались голоса. Он бросил нож в сторону мусорных баков и неторопливым шагом пошел на улицу, разминувшись с двумя толстыми тетками: Одна впилась в него цепким, запоминающим взглядом; Он втянул голову в плечи и отвернулся: Через минуту сзади раздался отчаянный женский Визг.
Не ускоряя движения, Леший перешел улицу, свернул за угол, сел в автобус и, проехав три остановки, вышел; его била нервная дрожь, и хотя он понимал, что привлекать постороннего внимания нельзя, но непроизвольно оглядывался, отряхивал одежду. Потирал руки; будто пытаясь стереть то, что может на них оказаться. Так не избавишься от улик: надо раздеться, сжечь все вещи, выкупаться, постричь ногти, потереть пальцы щеткой.
Он впервые заделал «мокруху», да еще двойную, хотя пару раз в молодые годы приходилось резать оборзевших рогометов, но сейчас спрос будет совсем другой... И надо же было вляпаться: баба его срисовала и наверняка даст точные приметы, кто-то мог видеть, в какой он сел автобус, менты прочешут маршрут, окружат прилегающие улицы... Ему некуда идти, и он обязательно попадется в расставленную сеть со всеми невидимыми, но легко выявляемыми пятнышками, брызгами и потеками крови... А если еще остались отпечатки на ноже... Хоть он и потер ручку о землю, но все мог не стереть, да когда бросал, схватился за лезвие...
Словно запутывая следы, он петлял по Нахичевани, лихорадочно обдумывая, что делать... Идти к своим нельзя – Север сразу расспросит: «А как ты в ИВС оказался? За что попал? Да почему выпустили? Из-за чего с этими двумя схлестнулся?» Ничего не сказать еще опасней: кто-то же «Колерова» сдал! Хер его знает, где бродит информация о нем да где она выплывет! Одно дело, если ты сам про все рассказал, тогда можно отбрехиваться, выворачиваться, любое фуфло гнать. А вот если промолчал – тогда все сходится, значит, ты и есть ментовская «наседка»! Нет, в такой ситуации мог помочь только один человек...
Из ближайшего автомата Леший набрал номер мобильного телефона Лиса. Тот ответил почти сразу:
– Слушаю.
– Это Петруччо, – глухо произнес он в тяжелую, замызганную сотнями рук трубку. – Я врюхался покрупному. Нужно встретиться.
– Слушаю, – напряженным тоном повторил курирующий офицер, и Леший понял, что вокруг него находится много людей и спрашивать то, что следует спросить в подобных случаях, он не может.
– Приезжай на Девятую линию, там пустырь перед грузовым портом. Знаешь?
– Да. Слушаю.
– Я там буду. Сейчас иду туда и буду ждать. Как увижу тебя – сам выйду.
– Понял.
Леший повесил противно исходящую короткими гудками трубку.
По крутой, вымощенной булыжником улочке он двинулся к реке. Справа и слева теснились, наезжая друг на друга, мелкие саманные, шлакоблочные, реже кирпичные домишки, возведенные по старым, запретительным советским стандартам: жилая площадь не больше шестидесяти метров, высота до конька крыши – не выше шести.
Район считался непрестижным, землю никто не выкупал, нового строительства не велось. Кое-где выбитые окна и провалившаяся крыша свидетельствовали о смерти или переезде хозяев. Спустившись к пустырю. Леший забрался в один из заброшенных домов и сел на корточки, так что только лоб и глаза возвышались над треснутым кривым подоконником. В этой типичной для бывалого зека позе, экономящей силы на пеших этапах и в часы ожидания вагонзака, он был готов просидеть сколько понадобится.