– Ничего страшного. Забинтуем в машине. Давайте, дедушка. – Я протянула ему руку.
– Хорошо по-английски говоришь, – заметил он.
– В школе учила, – ответила я.
Это решило дело. Если человек говорит по-английски, как я, наверняка янки. А один янки может творить с другим янки все, что угодно. Старик медленно моргнул и утер со щеки слезы. Я помогла ему подняться на ноги, проверила, застегнута ли на оставшиеся пуговицы рубашка, и стерла с волос то, что раньше было лицом Рэя.
Пока мальчик из Гватемалы и старики забирались в машину, достала из карманов у трупов то, что у нас отобрали. Оба тела были еще теплые.
– Какого черта ты творишь? – возмутился Педро.
Я вернула ему бумажник, и он замолк.
– Можно тут где-нибудь спрятать пикап? – спросила я.
– Что?
– Можно тут где-нибудь припрятать их машину? – повторила я нетерпеливо – медлить было не время.
Он задумался.
– Да вряд ли, – сказал он наконец. – По-моему, тут поблизости ни каньонов, ни ущелий. И в резервации, что мы проехали, тоже.
– Тогда придется оставить. Тела уберем внутрь, хоть немного времени выиграем.
– Не трогай ты их, – посоветовал он.
– Я думала, ты поможешь.
– Я не то имел в виду.
– Слушай, Педро. Соберутся птицы, стаи птиц будут привлекать внимание. Положим тела в пикап, их там до завтра никто не заметит. Это даст нам лишний день, может, даже два.
Мои соображения показались ему резонными.
– Говори, что делать.
– Давай затащим в кабину. Руками ничего не трогай, отпечатки пальцев сейчас снимают со всего подряд. Лучше всего натяни на ладони рукава.
Я посмотрела на Франсиско:
– Ты тоже помоги, ладно?
Он кивнул.
– Хорошо, за дело.
Сначала мы подошли к Рэю. Я взялась за одну ногу, Педро за другую, Франсиско за руку, и мы втроем поволокли безголовое тело к пикапу. Дверцу открыла я, и мы не без труда подняли и затолкали труп в кабину.
– Хорошо, теперь второго.
То же проделали и с Бобом, но, прежде чем положить его на сиденье, я вытащила изо лба нож. Лезвие вышло с отвратительным хлюпаньем. Его кончик дошел до затылочных костей, так силен был удар. Пока мы поднимали тело, череп треснул. Дневной свет проникал через дыру в голове, посреди лица влажно поблескивало отражение неба. Небо, мозг, кровь. Педро стало рвать, но мы и без него вдвоем с Франсиско усадили Боба на водительское сиденье.
– Черт! – Франсиско попытался стереть кровавую кашу со своей рубахи.
Боб по-прежнему с осуждением и изумлением смотрел на меня своими карими глазами. Что мне до твоего осуждения?! Ты этого хотел, Боб? Этого ли ты ожидал, когда вставал утром с постели, когда пил кофе, когда встретил своего закадычного друга Рэя? Нечего таращиться, дружище, прибереги свое осуждение, ты тысячу раз мог предотвратить беду.
Я костяшками пальцев закрыла ему глаза.
– Оставим полиции пищу для размышлений. Дай-ка мне пакет с кокаином, – обратилась я к Педро.
– Я не наркодилер, это – чтобы не заснуть, – оправдывался Педро.
Матерь Божья, да что он-то суетится? Он что, полицейский, нюхающий кокаин? Может, подумала я, меня выдает профессиональный подход к делу? Может, выгляжу слишком хладнокровной? Знал бы он, как волнами подкатывает к горлу тошнота, как нелегко противостоять ей, не подавая вида, каково мне на самом деле.
– Да ладно, старина, не переживай. Надо же, чтобы федералам было о чем побеспокоиться, – сказала я.
Он протянул мне пакет своего зелья, и я посыпала им штаны Боба.
– Пусть думают, что их сюда завезли, – объяснила я.
– Да, – согласился Франсиско. – Тут я могу помочь.
Я стерла отпечатки пальцев отовсюду, где могла их оставить, а Франсиско, обмакнув нож в кровь, вывел им букву «Т» на ветровом стекле «шевроле». Мы понимали, что он имеет в виду. Криминалисты решат, что тут орудовали люди из картеля «Тихуана». На какое-то время его уловка направит расследование по ложному следу.
– Так, теперь можно… – начала я, но тут у Боба заиграл сотовый телефон – одну из джазовых мелодий Винса Гуаральди из мультика «Рождество Чарли Брауна».
Мы замерли на месте.
– Что делать? – спросил Франсиско.
– Отвечать не будем, – сказала я.
Телефон играл долго, потом замолчал. Мы пошли к «лендроверу».
– Что теперь? – спросил Педро. Лицо у него было пепельного цвета, глаза усталые.
– Едем дальше как ни в чем не бывало, – ответила я.
– Как ни в чем не бывало, – пробормотал Франсиско.
Он дрожал, словно от холода. Я обняла его. Бедный парень. Он прямо на глазах помолодел и выглядел сейчас лет на тринадцать. Теперь уж я была не очередной крошкой, удостоившейся его внимания, но моложавой (даже чересчур) мамочкой, утешающей его на земляном полу какой-нибудь хибарки в Манагуа.
– Все будет хорошо, – успокоила его я.
Он кивнул и попытался мне поверить. Обернулся, посмотрел на меня:
– Ну а ты как? Ничего?
Об этом я как-то не подумала.
Хотелось броситься на землю, обварить себе все тело, вывернуть его наизнанку. Рэй прикасался к моим волосам, трогал кожу между грудями, ноги.
– Не знаю… Наверно.
– Он… он не успел?..
– Нет.
Он кивнул и уставился на желтый песок, шевелившийся у его кроссовок.
– Сочувствую, – сказал он.
– Ничего. Главное – мы живы, руки-ноги-головы на месте, – утешила я.
Это строка из одного стихотворения Гектора. Мы живы, руки-ноги-головы на месте и не в подземельях ГУР. ГУР – это наш кубинский кошмар, Главное управление разведки.
Франсиско нахмурился и промолчал. События этого утра выбили его из колеи, но это, честно говоря, не имело никакого значения. Важно было состояние Педро: только он знал дорогу.
Я подошла к нему. Его только что перестало рвать, он никак не мог справиться с сигаретой. Закрыв ладонями огонь, я помогла ему прикурить.
Он затянулся, кашлянул и снова затянулся.
– Ну, Педро, расскажи мне, как ты собирался действовать? Каков был изначальный план?
Но ему было не до ответа.
Терпеливая, как команданте революции, святой Че, я позволила ему несколько раз затянуться и снова задала свой вопрос.
– Я… я должен был провезти вас через Нью-Мексико. Доехать до Двадцать пятой автострады и остановиться, как обычно, в мотеле «Тринидад», в Колорадо.
– Сколько времени должно было уйти на дорогу?
– Не знаю, часов десять.
Смогу я отложить нервный срыв еще на десять часов? Придется. Я взяла у него из рук ключи, раскурила ему очередную сигарету, открыла водительскую дверцу «лендровера», потянулась через сиденье и включила зажигание.
– Ты что делаешь? – спросил Педро.
– Десять часов, hermano, брат. Надо пошевеливаться.
Глава 3
Старая Гавана
Слезы. Слезы на восходе луны. Слезы под беззвездным небом. Слезы текли по моим бледным щекам, а убийца между тем убирал со столов в ресторане грязную посуду.
Потягивая мохито, я смотрела на помощника официанта. Если я когда и видела виновного, то – вот он. Гектор прав. Малышка мертва.
Я утерла лицо салфеткой для коктейля и покачала стакан. Лед начал подтаивать.
Вечер был, как сказала бы моя мама, душный. Для нее любой вечер – душный. Считается, что ее предки приехали на Кубу из знаменитой своим мягким климатом испанской провинции Галисия, так что здесь ей судьбой положено страдать от жары.
– Ты что там делаешь? – раздался в наушнике голос Гектора, звучный, грубый; он говорил с напускной серьезностью, как человек из провинции, приложивший немало усилий, чтобы избавиться от акцента, который у него тем не менее был заметен. – Ну, Меркадо, не сидеть же нам так весь вечер! – добавил Гектор. Некоторые гласные он произносил, как жители Сантьяго, но в целом подобный акцент характерен скорее для кастильского испанского, чем для какого-либо иного диалекта. Я знала, он смотрит много нелегально ввезенных американских и европейских ди-ви-ди, может быть, это он оттуда набрался.