Передо мной лежал китайский сотовый телефон, работающий в режиме «уоки-токи», как рация.

– Не волнуйтесь, Гектор, дайте спокойно выпить, – негромко сказала я.

– Ты, надо думать, уже арестовала там десяток-другой подозреваемых?

– Еще нет, но я к этому близка.

– Так держать!

– Давайте, Гектор, наплодим с вами ребятишек. Уродливые будут, сукины дети, но с такими мозгами, как у вас, не сомневаюсь, далеко пойдут. – Я старалась поддержать его шутливый тон.

Он не ответил.

К ограде подошел паренек-попрошайка. Обычно в Гаване нищих не видно, громилы из Кубинского комитета по защите завоеваний революции гоняют их бейсбольными битами. Нищих нет, но проституток много: сутенеры могут заплатить. КЗЗР – нечто среднее между вспомогательными войсками, приданными полиции, и добровольными народными дружинами. Настоящие полицейские их ненавидят, поскольку комитетчики еще более коррумпированы, чем сами полицейские. Чем мы – так надо бы сказать.

Попрошайка был тощий, с длинными черными волосами. Хорошее местечко выбрал. Совсем рядом с plaza – площадью, на которой густо толпились канадцы и европейцы. У меня за спиной высился освещенный прожекторами собор, безжалостные уличные музыканты развлекали туристов, не подозревавших, что в это время им облегчают карманы.

– Ты уже стара, чтобы рожать. Женщина солидного возраста, – услышала я в наушнике голос Гектора.

«Мне двадцать семь, Гектор!» – мысленно крикнула я в негодовании. Ему удалось-таки вывести меня из себя. Однако вслух невозмутимо проговорила:

– Ничего лучше за минуту и двадцать секунд не придумали? Вы бы лучше попросили Диаса написать вам что-нибудь новенькое, он самый одаренный похабник у нас в отделении.

– Ты нас видишь? – спросил Диас.

Еще бы не видеть. Рядом с отелем «Амбос Мундос» (в Гаване его знают все – тут Хемингуэй написал свой роман «По ком звонит колокол») пристроился ярко-зеленый «юго» с закрытыми окнами, что в такую жару выглядело чертовски подозрительно. Посторонний человек сразу понял бы, что если люди в машине не из обычной полиции, то уж точно из тайной или из какой-то организации вроде того. Все сутенеры и наркодилеры убрались отсюда еще минут двадцать назад.

– Да, вижу вас.

– Смотри.

И он помахал мне рукой с переднего сиденья автомобиля, его движения быстро превратились в пантомиму с каким-то непристойным смыслом, но мне трудно было за ней уследить. Наверняка что-то оскорбительное. Диас из западной провинции Пинар-дель-Рио, они там – прикольные ребята.

– Познакомиться с вами – большая удача, лейтенант Диас, – сообщила я.

– Да что ты! И почему же? – спросил он, клюнув на наживку.

– Раз идиот сделал в полиции такую головокружительную карьеру, значит, можем надеяться и мы, младшие агенты.

– Тебя не повысят, Меркадо, скажи спасибо, что не раздаешь штрафные квитанции за неправильную парковку и не потеешь с другими девчонками в машинописном бюро, – быстро вмешался Гектор.

– Машинописное бюро? Сразу видно, вы, старина, отстали от жизни. По-моему, от машинописного бюро в отделении избавились еще лет десять назад, – откликнулась я, хотя в принципе была с Гектором согласна. У нас в НРП, Народной революционной полиции, мне не продвинуться. Он это знает, я это знаю, даже дельцы, финансирующие восходящих звезд, это знают. Набитые долларами конверты мне на порог никто не кладет – не потому, что я выше коррупции, просто не настолько я важная фигура, чтобы меня вовлекали в коррупционные сделки.

– Машинистки, по крайней мере, свое место знали, – проворчал Гектор.

– Да уж, где угодно, только не под вами, – заметила я.

В наушнике раздалось недовольное хрюканье: Гектор пытался подавить смех.

Парень-попрошайка смотрел на меня темными глазищами и молчал. Какая потрясающая идея – прикинуться немым! Может, у него рак, да что угодно – никто не станет приставать с вопросами. Дала ему несколько песо и велела убираться. Деньги он взял, но отошел всего на несколько метров, глядя на меня с беспредельной грустью. Да, хороший мальчик. Проверила: часы были на месте, на запястье.

Через минуту снова раздался голос Гектора, настроение у него явно улучшилось.

– Ну что там тебя держит? Давай, другие дела ждут, – поторопил он.

– Хорошо-хорошо. Ждала, пока он освободится, но, если хотите, подзову его.

– Да, так и сделай. Сейчас же.

– Вы ведь от него признание получить хотите?

– Что угодно. Хоть что-нибудь. Придется некоторое время работать по новой директиве, пока не придет другая.

Эта новая директива прямо из кабинета президента запрещала (скорее всего, временно) понуждать подозреваемых к признанию. Теперь нам предстояло собирать улики и арестовывать людей на современный лад. Меньше чем через год в США должны были состояться выборы, нынешним нашим властям хотелось бы, чтобы со стороны казалось, будто у нас тут переходный период, будто мы готовы воспользоваться открывшимися возможностями.

Потому-то я и сидела здесь, к такому заданию я стремилась с тех пор, как стала детективом.

– Хорошо. Посмотрю, что можно сделать, – согласилась я.

Осмотрелась, увидела его: он обслуживал столик у фонтана. Две женщины, по виду менеджеры среднего звена из Квебека; такие дамочки должны были дать ему чаевых, наверно, процентов на пятнадцать от стоимости заказа. Ресторан этот служил немаловажным источником дохода для Гаваны, здесь оставляли деньги поклонники Хемингуэя, останавливавшиеся в «Амбос». Народ, послушный велениям моды, и молодежь ходили подальше, в «Кафе О’Райли», но старшее поколение умело оценить хороший коктейль и немного старомодную кухню. Здесь бывали практически одни туристы.

– Так, Гектор, попробую. Телефон не выключаю. Если дело примет нежелательный оборот, рассчитываю на вас и Санчо Панса. – Не дожидаясь дальнейших инструкций и вопроса Диаса, не по поводу ли его веса я отпустила шутку, я сняла наушник и оттолкнула от себя телефон, который продолжал работать в режиме передачи.

Диас и Гектор все записывали, так что если наш подозреваемый произнесет что-то важное, слова его окажутся у нас на пленке. Он продолжал суетиться вокруг двух иностранок, уламывал их заказать самое дорогое в меню вино. Но вот заказ наконец был принят, я поймала его взгляд.

Он отплыл от их столика и остановился рядом со мной.

– Да, мадам, – произнес он по-английски.

По одежде меня можно было принять за иностранку. Белая блузка, клетчатая юбка, туфли, открытые с одной стороны стопы, ожерелье из искусственного жемчуга. Губы накрашены, на веках – тени, волосы хоть и короткие, но мне сделали челку. Считалось, что так должна выглядеть канадская деловая женщина.

Стоило ему заговорить, я вдруг поняла, что не намерена ни флиртовать с ним, чтобы выудить информацию, ни притворяться подвыпившей… Теперь это казалось мне пошлым и бессмысленным.

– Да, мадам, – повторил он.

Я смотрела на него. Совсем молод. В заявлении о приеме на работу он указал возраст – двадцать четыре года, но, по-моему, на деле был года на два младше. Худой, красивый; вероятно, работая официантом, он пытался обзавестись полезными связями.

– Позвольте принести вам еще мохито, прекрасная сеньорита, – сказал он, сияя очаровательной улыбкой.

– Вы старший официант? – осведомилась я.

– Только на сегодняшний вечер.

– Я потому спрашиваю, что видела, как вы убирали со столов грязную посуду.

Он улыбнулся.

– Когда столько гостей, приходится делать все подряд, – объяснил он.

– Сядьте, – сказала я.

Он снова улыбнулся:

– Боюсь, это против правил, мадам. Но даже если бы и можно было, в такой вечер, когда зал забит до потолка, было бы просто…

Тут я достала полицейское удостоверение и предусмотрительно положила на стол. Он прочитал и, взглянув на меня, опустился на стул. Никаких «Что это?», «Вы серьезно?» или обычных шуточек – мол, санитарная инспекция наконец-то пришла брать повара. Нет, он просто сел, тяжело, будто ноги его не держали.