Ступенька кафе принадлежат Сонной Лощине. Сидеть там можно только им. Это самое удобное место возле школы. Над головой навес, дождик не мочит, и вся школа перед тобой как на ладони, враг не подберется незаметно. Только одиннадцатиклассники могут у ступенек маячить, и то если З-Омби позволит.
А если уселся на ступеньках без разрешения, то быстро получишь в бубен. Даже когда там никто не отсвечивает. С Сонной Лощиной особо не повыпендриваешься. Тут как-то целая война была, и Лощина победила. Теперь ступеньки навечно за ними.
Наш микрорайон называется «Лощина», отсюда и название у банды. За главного у них З-Омби, он круче всех играет в баскетбол и дерется. Все так тут думают. Он со всеми разобрался. У меня рюкзак отобрал. А я просто шел мимо ступенек. Я же не знал, что нельзя.
Шиззи:
– Зафигачь на крышу.
З-Омби:
– Хочешь получить обратно?
Я:
– Да.
З-Омби:
– А что взамен?
Все на нас смотрят. Я уже и руки к рюкзаку перестал тянуть, З-Омби его высоко поднял, все равно не достать. Придется сказать учителям, что с неба спустился орел и выхватил у меня школьный рюкзак.
З-Омби:
– Откуда понаехал, чмо?
Я:
– Из Ганы.
Шиззи:
– Гана-погана.
Резак:
– У них дома из коровьего говна. Сам видел.
З-Омби:
– Не залупайся, чел. Нормальный парень. Знаешь чего? Сделаешь кое-какую работу, получишь свою суму взад.
Я:
– Мне не нужна работа. Я только запираю двери и перетаскиваю тяжелые вещи.
Убейца:
– Это он о чем, ясный хобот? Смешной перец.
Шиззи:
– Держись за нас, и все будет зашибись. Мы за тобой следим.
З-Омби как двинет по баскетбольному мячу – улетит за милю. Он всегда набирает очки. А я нет – для меня мячик слишком тяжелый. Камень туда засунули, что ли, для смеху? Я стукну мячом о землю пару раз и отдам Чевону или Брейдену Но в одиннадцатом классе мускулы у меня будут, как у З-Омби. Я уже самый быстрый. А потом стану и самым сильным.
З-Омби в конце концов отдал мне рюкзак. Я обрадовался. Такое облегчение.
З-Омби:
– Врубился, Гана? Какое говно попадется, сразу ко мне.
Какое еще говно? Мне бы успеть поесть, пока Маник не сожрал и мою порцию. Руками тут есть нельзя, только вилкой, а то столовские леди тут же прогонят. Но я пальцами накладываю на вилку горку побольше – и в рот. И никто не вправе мне помешать, я живу в свободной стране.
Одна леди из психанутых домов ездит на коляске-самоходке. Это такое кресло на колесиках, садишься и едешь, как в машине, только вместо руля перед тобой рычаги. Классно было бы покататься. Я бы с удовольствием как-нибудь проехался. Только очень медленно ездит, зараза.
Леди по магазин направлялась. А я домой шел. И вдруг два хмыря откуда-то выскочили, совсем сопливые, младше меня. Мне и в голову не пришло ничего плохого. А они вылетели из-за угла и запрыгнули на коляску сзади. Чесслово. Собственными глазами видел. Я даже засмеялся. Так и ехали до торгового центра.
С этой леди они точно были незнакомы. Уж та на них так орала, а им по барабану.
Леди в коляске:
– Что это вы затеяли? А ну прочь!
А им пофиг. Доехали до магазина, соскочили и убежали. Даже спасибо не сказали! Ничего смешнее в жизни не видел.
Леди сама виновата. Не такая уж она и инвалидка, раз так орать может, а в кресле ездит, потому что слишком толстая.
Леди в коляске:
– А ты что уставился? Почему их не остановил?
Я ничего в ответ не сказал. Даже покататься расхотелось. Лучше уж бегом – и быстрее, и по кумполу не схлопочешь. Капли с неба – это так классно, обожаю их все до одной. Если идет дождь, я обязательно запрокидываю голову. Нереально круто. Особенно когда дождь крупный и частый и ты боишься, что капля попадет тебе прямо в глаз. А глаза-то надо держать открытыми, а то весь кайф обломается. Смотришь, как капля отрывается от облака и летит до самой земли. Хотя, по правде, фиг ты чего увидишь. Дождь, он и есть дождь. За одной каплей не уследишь, их же тьма.
Прикольнее всего под дождем бегать. Запрокинешь голову, и кажется, что летишь. Захочешь, закроешь глаза, а не захочешь, держи открытыми. Мне по-всякому нравится. А то еще можно открыть рот. У воды из-под крана почти такой же вкус, только дождь теплее. Правда, дождевая вода иногда железом отдает.
Прежде чем сорваться с места, найди себе кусок пустого пространства, убедись, что дорогу ничего не загораживает. Ни деревья, ни дома, ни другие люди – в общем, не во что врезаться. Старайся бежать по прямой и быстро-быстро. Поначалу боишься во что-нибудь воткнуться, но лучше об этом не думать. Просто беги. Это легко. Если дождь, а еще лучше ветер, то кажется, что ты быстрее всех на свете. Нереально круто. Я посвятил свой забег мертвому пацану – это будет более ценный дар, чем мячик-липучка. Глаза я зажмурил и даже ни разу не упал.
* * *
Однажды мы с Лидией ехали в лифте и он поломался. Мы застряли между этажами на целый час. Лидия визжала как маньячка. Пришлось сыграть с ней в камень-ножницы-бумагу, чтобы совсем не рехнулась. А то бы так и визжала.
Лидия:
– Мозг включи! Не визжала я!
Я:
– Еще как визжала! Типа: сделай так, чтобы он поехал! Сделай что-нибудь!
Лидия:
– Заткнись, Харрисон. Он врет.
Мы показывали тете Соне, какой у нас лифт. Тетя Соня говорит, в ее доме нет лифта, только лестница. Как-то даже несправедливо получается.
Я:
– Кишки крутит только поначалу. Потом привыкаешь, и ничего.
Лидия:
– Мозг включи, она уже видела лифт раньше. В Америке. Они там раз во сто круче.
– Да ну!
Тетя Соня:
– Правда, правда. Скоростные лифты называются. Даже уши в них закладывает, как в самолете.
Я:
– Круто!
Тетя Соня где только не была, каких только знаменитостей не видела. Ей даже довелось стелить постель самому Уиллу Смиту (это из «Я – легенда»). Конечно, знаменитости не смотрят, как она постель убирает, им других дел хватает. Иногда они дают на чай, тетя Соня как-то получила целых 20 долларов. Однажды менеджер из гостиницы предложил ей 100 долларов – за то, что она потрахается с ним. Но она сказала нет, потому что он был уродец. Мама услышала про это и сразу разъярилась, глаза так кровью и налились, уж очень она ненавидит, когда начинают обсуждать все эти траханья.
Мама:
– Только не при детях!
Мы с Лидией:
– Ну почему!
В следующий раз тетя Соня привезет нам из Америки «Фрут Лупе» – самые сладкие в мире хлопья. Я бы ими завтракал хоть всю оставшуюся жизнь.
Мама:
– Так ты планируешь еще одну поездку? Ты ведь только вернулась.
Тетя Соня:
– Полгода прошло.
Мама:
– И тебе уже не сидится?
Тетя Соня:
– При чем тут это? У меня другое на уме.
Мама посмотрела на тети Сонины пальцы – черные и такие блестящие на кончиках. Пришлось притвориться, что ничего не понимаешь. Но все равно стало не по себе.
Мое любимое слово на сегодня – «фаззи-ваззи». Мама и тетя Соня болтали про эту фаззи-ваззи и давили помидоры на соус. Наперегонки, словно состязались, кто больше передушит. Как все-таки здорово, что я не помидор!
Мама:
– Она, значит, спрашивает у Жанетт: а другую акушерку можно позвать? А Жанетт у нее: зачем? А она: это мой первый ребенок, и я хочу, чтобы все прошло как надо. Не хочу, мол, чтобы мной занималась какая-то фаззи-ваззи, только что с дерева спрыгнувшая[6].
Тетя Соня:
– Фаззи-ваззи? Это что-то новенькое.
Мама:
– Ей-богу. Я ей говорю: я не с дерева, а с самолета спрыгнула. Там, откуда я прибыла, есть самолеты. Но вообще-то я ничего не сказала. Только извинилась.
Тетя Соня:
– Извинилась? За что? Ох, я бы ей выдала. Пообещала бы наложить проклятие «джу-джу», и у нее родится двухголовый ребеночек. Вот напугалась бы!
