— Вы… знаете его? — испуганно встрепенулась Аделия.
— Нет. Но убийца был на Востоке, — сказал сэр Роули. — Хоть я никогда его не видел, нас многое связывает.
Малиновка вернулась к кусту лаванды, из-под которого выпорхнула. С осторожным интересом понаблюдала за сидящей на скамейке парой, потом занялась поиском червяков.
Аделия поразилась глубокой грусти, которой были полны глаза собеседника.
— Вы знаете, что является главным достижением достославных крестовых походов? — спросил Пико.
Лекарка отрицательно мотнула головой.
— Они вдохнули в арабов такую ненависть к христианам, что мусульмане почти забыли распри между собой и мало-помалу объединяются в единый мощный кулак, имя которому ислам.
Сэр Роули увидел на заднем крыльце слугу и крикнул ему, чтобы тот принес две кружки пива.
— От исповеди пересыхает во рту, — со смущенной улыбкой пояснил мытарь, оборачиваясь к Аделии.
Когда принесли пиво, она сделала большой глоток и украдкой поглядела на сэра Роули, который жадно осушил свою кружку почти до дна. Аделия с ужасной ясностью поняла: в чем бы Пико ни признался… он ею заранее прощен!..
— Маленький меч Вильгельма Плантагенета я носил за своей спиной четыре года, — сказал сэр Роули. — Носил под доспехами, дабы во время битвы его не повредили. Да, этот клинок побывал-таки в сражениях! Меч с силой прижимался к моему телу четыре долгих года — и в конце концов я получил отметину на спине в виде креста, как тот осел, на котором Иисус въехал в Иерусалим. Но этим шрамом я горжусь. Хотите взглянуть на него?
Она улыбнулась:
— Как-нибудь в другой раз.
«Ну и дурочка же ты! — думала Аделия. — Позволила себя разжалобить солдатскими байками. Полное сказочных диковин Заморье, отважные благородные крестоносцы — общие места рыцарского романа. К жизни не имеют никакого отношения. Вернись на землю, женщина».
— Ладно, как-нибудь попозже, — рассеянно сказал сэр Роули. Сделал глоток и поставил кружку рядом с собой на скамейку. — Итак, на чем я остановился? Ага. Итак, мы были уже на пути в Александрию. Намеревались помешать Нураддину строить корабли в прибрежных портах. Сарацины воде прежде не доверяли и до той поры не имели военного флота. Существовала даже арабская поговорка: «Приятнее слышать пускающего ветры верблюда, чем рыбу, которая молится». К Синайскому полуострову нам пришлось пробиваться с боями. Нескончаемые пески, жара, горячий ветер, выжигавший глаза, и внезапные атаки скифских конных лучников, которые словно с неба падали… Эти проклятые кентавры выпускали столько стрел, так быстро и метко, что наши лошади становились похожи на огромных ежей… Ну и конечно, жажда, которая хуже любого врага…
В довершение ужасов этого перехода тяжело заболел Жискар. Прежде он никогда всерьез не хворал и в смертном страхе стал умолять Пико отвезти его на родину. «Роули! — молил он. — Поклянись, что доставишь меня в Анжу, живым или мертвым». И тот поклялся.
Король Иерусалимский снизошел к их просьбе и разрешил горячечному Жискару вернуться на родину.
— Говоря по совести, — сказал сэр Роули, — я почувствовал облегчение. Мне надоело убивать. Я больше не верил, что Господь на нашей стороне. Иисус спускался на землю проповедовать милосердие. То, что мы творили в Сирии и Палестине, не имело ни малейшего отношения к добру. Ну и меч Вильгельма Плантагенета достаточно «повоевал» в Святой земле. Пора ему было вернуться на родину и перебраться с моей спины в усыпальницу безвременно умершего мальчика… — Сборщик податей допил остатки эля и устало мотнул головой. — Впрочем, я все равно испытывал некоторое чувство вины… Словно дезертировал с поля боя. Клянусь, если бы не нужда везти на родину больного Жискара, я бы до сих пор воевал за Гроб Господень!
«Ах, зачем он извиняется? — подумала Аделия. — Свое мужество Пико достаточно доказал. Главное, он вернулся в Англию живым и невредимым. Другие остались — и пали за… за немилосердное дело. Стоит ли стыдиться бегства с бессмысленной войны больше, чем глупого участия в ней? Однако понятия долга, чести и доблести глубоко сидят в мужчинах… Возможно, они присущи и мне, раз я так зачарованно слушаю рассказ».
Получив разрешение от короля Иерусалимского, сэр Роули занялся подготовкой возвращения на родину.
— Я знал, что это будет трудным предприятием, — сказал Пико. — Мы находились в оазисе посреди Белой пустыни. Селение называлось Бахария. Боюсь, даже Господь не знает о его существовании. Я намеревался вести отряд через пески на запад, к Нилу. Потом плыть под парусом до Александрии — тогда она была еще в наших руках, — а оттуда в Италию. Но колодцы по пути были наверняка отравлены. В любой момент могла налететь степная конница. Мы рисковали нарваться на засаду арабов. Не меньшую опасность представляли банды из христиан-крестоносцев, которые занимались грабежами. За несколько лет на Востоке Жискар накопил столько реликвий, драгоценных камней и парчи, что наш караван грозил растянуться ярдов на двести. Всякий угадает, что в руки плывет лакомая добыча. Поэтому я решил взять заложников.
— Вы… взяли заложников? — ахнула Аделия, от волнения расплескав пиво.
— Разумеется, — обиженно отозвался сэр Роули. — В землях крестоносцев это обычная практика. Тут, на Западе, заложников берут ради выкупа. На Востоке — для собственной безопасности.
Салернка удивленно и неодобрительно покачала головой:
— И это срабатывает?
— Отменно. По крайней мере я не слышал ни об одном случае, когда заложники были убиты. Впрочем, насколько я знаю, во времена первых крестоносцев с несчастными быстро расправлялись.
Заложники, по словам сэра Роули, были живой гарантией того, что обязательства будут выполнены. Это была часть сложной дипломатии и культурного взаимодействия разных рас. Скажем, четырехлетняя франкская принцесса была передана мусульманам как залог того, что христиане не нарушат договор с султаном. А малолетние сыновья того же султана жили почетными гостями в Европе много лет, дабы тому не было повадно нарушить мирный договор с крестоносцами.
— Институт заложничества, — пояснил сэр Роули, — уберегает от ненужного кровопролития. К примеру, вы заперты в осажденном городе и хотите сдаться на более или менее приемлемых условиях. Но где гарантия, что враг не нарушит соглашение и не перебьет вас, как только вы откроете ворота? Против возможного вероломства должны уберечь заложники, которых вы получаете перед капитуляцией. Или, положим, вы потерпели поражение и должны заплатить изрядный выкуп, чтобы уйти живыми. А нужной суммы сразу нет. Вы платите сколько можете и даете врагу заложников — заверение, что в будущем вы его не обманете. Словом, до определенной степени заложники суть обменная монета. Или залог, который вы оставляете ростовщику. Так поступали испокон веков. Скажем, византийский император Никифор, одалживая на пару лет известного арабского придворного поэта, дал Гаруну аль-Рашиду знатных заложников как гарантию того, что стихоплет вернется живым и невредимым. — Стараясь еще больше обелить себя в глазах собеседницы, сэр Роули добавил: — В общем, заложничество — отличная штука. Оно помогает поддерживать мир и служит улучшению взаимопонимания между сторонами. Тот, кто годами живет в качестве заложника, видит с близкого расстояния быт врага и перенимает лучшее. Скажем, восточные бани мы имеем только благодаря тому, что знатные рыцари подсмотрели их в плену, привыкли к ним — и стали насаждать у себя.
Аделии невольно подумалось: «А что могли перенять арабы от грязнуль крестоносцев?»
Рассказ сэра Роули заметно топтался на месте. Салернка подозревала, что собеседник бессознательно оттягивает повествование о самом неприятном, и начинала внутренне волноваться. Насколько страшно будет то, что она узнает?
— Короче, мы взяли заложников. И послали нашего человека в Фарафру к Аль-Хакиму Биамраллаху. Его подданные контролировали почти весь путь, по которому мы собирались идти караваном. Хаким принадлежал к шиитской династии Фатимидов, которые встали на нашу сторону против суннита Нураддина. Как я вам уже говорил, в тамошней политике все ужасно запутано. Итак, я послал к Хакиму своего человека с дарами и просьбой дать заложников, чтобы караван Жискара мог без приключений добраться до Нила. Там бы мы сели на корабль, а пленников оставили на берегу, где их забрали бы люди Хакима.
