– Ты с ума сошел? – она повернулась к мужу, закрывающему дверь. – Здесь ни ванны, ни туалета.
– Точно. Все на улице. Напоминает студотряд. Зато из домика открывается восхитительный вид на ущелье.
– А мне нравится, – счастливый Димка прыгал на верхней кровати, прикрепленной к стене обычной арматурой.
– Решено, – кивнул Петр. – Большинством голосов мужской части семьи. Мы остаемся.
1840 год
Казаки собрались у церкви в центре станицы. Огороженная каменой стеной с бойницами церковь всегда была последним оплотом обороны в крепости. Ведя за узду гнедого скакуна, подошел заспанный Максим.
– Горазд спать сынок атаманов, – едко сказал писарь, с трудом садясь в седло пятнистой кобылки.
– Так матушка подарки паковала, – оправдываясь, потер глаза парнишка. В ухе у него блеснула серьга младшего в семье.
Ворота крепости открылись. Казачий разъезд вернулся с полей, сообщая о том, что черкесов не видно. Никола поправил кубанку, собираясь отдать приказ. И тут на краю станичной площади показалась казачка. Юбка сочного зеленого цвета колыхалась в такт торопливым шагам. Оранжевая кофта подчеркивала роскошные формы женщины. Темные волосы были заботливо прикрыты на затылке шлычкой (маленькая шапочка на затылке, куда замужние женщины убирали косы).
Никола услышал смешок у себя за спиной. Он нахмурился и тронул поводья, надеясь перехватить жену у середины майдана.
– Ты чего меня позоришь, Галю? – наклонился он к ней, останавливая коня.
– А ты не шипи, – женщина грозно посмотрела на него, – У тебя пятеро по лавкам, шестого ждем. А ты чего удумал?
– У меня задание атаманово, выезжать пора. Иди домой.
– Хай ему грец, твоему заданию, – бесцеремонно прервала его Галя. – Ты обещал рушник с образов взять, чтобы в дороге тебя защищал? А сам на столе его оставил, – она протянула мужу сложенное вчетверо расшитое полотенце.
Никола молча сунул его за пазуху: – А теперь поди домой. Смотрют же.
– С богом, – жена перекрестила его, не пряча наворачивающиеся слезы.
– Галю, прощались уже, – укоризненно произнес казак. – Едем, – скомандовал он попутчикам.
– Ох, и жинка у тебя, полковник, а не жинка, – усмехаясь, произнес писарь, пришпоривая кобылку.
– Справная женщина, – задумчиво сказал Грицко.
– Я тебе покажу справная, – Никола натянул поводья, заставляя коня сбавить шаг, и поднес кулак к лицу друга.
– Да я ж не об том, – смутился Андрюха.
– Хватит болтать, – прервал его Никола.
Они уже выезжали из крепости. Вокруг расстилались поля. На них виднелись казаки, выходящие на работу в широких соломенных шляпах. Рядом несли дозор старики и дети. Не способные к сельской работе они в любой момент готовы были поднять тревогу, чтобы поставить в ружье станицу.
– До ближайшего поста два часа. До границ бея черкесского пять дней пути. На постах нам по цидуле(записке) атамановой лошадей менять будут. Царский гонец сказал, в неделю уложиться надобно. Не то быть беде, – и Никола стегнул коня.
Наше время
На открытой веранде ресторана летний ветерок беззаботно развевал цветастые скатерти. Река, вытекающая из ущелья, шелестела водой по красным камням.
– Хорошо-то как, – протянул Петр, вдыхая горный воздух.
– Ма, па, я пойду, – Димка отодвинул тарелку и стал выбираться из-за стола.
– От домика не отходи, – нахмурилась Кора.
– Прекрати его так опекать, – поморщился Петр. – Парню уже семь лет. Да и место здесь открытое.
– Наверное, ты прав, – на удивление легко согласилась жена, – Может, еще по чашечке кофе?
– Идет, – он махнул официантке.
– Петруша, нам надо поговорить, – произнесла Кора, как только девушка в накрахмаленном переднике отошла от стола.
– Мне тоже надо сказать тебе очень важную вещь, – Петр откинулся на спинку стула, собираясь с силами.
– Вот, – Кора положила перед ним красную папку.
– Что это? – он раскрыл пластиковую обложку.
– Документы на развод. Мой юрист подготовил.
– Ты как всегда опережаешь меня на шаг, – грустно усмехнулся он.
– Женился на умной женщине, терпи. Тем более не долго уж осталось.
Петр молча достал из кармана ручку и стал подписывать шуршащие листы бумаги.
– Ты абсолютно неисправим, – Кора задумчиво смотрела на мужа.
– Ну, и что я опять сделал не так? – он поднял глаза, отрываясь от документов.
– Разве, не читая, можно подписывать документы? Смотри, – женщина пересела на стул рядом с ним. – Это по разделу имущества. Тебе остается квартира в городе. Удобно, у тебя мастерская рядом. Я с сыном буду жить в доме за городом. Вот соглашение по сыну. Надеюсь, ты понимаешь, развод не должен на нем отразиться. Ты можешь встречаться с ним в любое время. Теперь по деньгам…
– Кора, прекрати, – Петр захлопнул папку. – Нам обоим известно, что деньги в семье преимущественно зарабатываешь ты. А муж-скульптор висит камнем у тебя на шее. Говоря твоим языком, ты сейчас избавляешься от непрофильных активов.
– Ну, тогда я не вовремя это затеяла, – Кора упрямо открыла папку, доставая последний неподписанный файл. – Мой актив спустя десять лет совместной жизни только начал становиться ликвидным. Но, увы, пожинать плоды и ходить с тобой по презентациям буду теперь не я, а эта девочка. Лада, кажется?
Два месяца назад
Кора стремительно вошла в выставочный зал. Рабочий пронес мимо нее огромную вазу желтых тюльпанов. Прямо у входа, бросаясь в глаза, стояли три однотипных скульптуры девушки-ангела. Девушка с кувшином. Девушка с книгой. Девушка с олененком. Под каждой торчало по нескольку ваз с желтыми и розовыми цветами. Драпировки в их тон закрывали стены. Кора с непроницаемым лицом двинулась в следующий зал. Покачав головой, она заглянула в третий самым маленький и полутемный закуток, загроможденный слишком большими для такого пространства скульптурами.
– Кто это сделал? – повернулась она к Петру.
– Лада, – помнишь, я тебе говорил. – Мой пресс-секретарь. Талантливая девушка. Учится на худграфе.
– Да-да, – задумчиво произнесла Кора. – Где мы можем поговорить без посторонних?
– Ну, не знаю, Там есть комнатка у вахтера.
Жена прошла в маленькую подсобку и, захлопнув дверь, внимательно посмотрела на Петра.
– Что опять не так? – поморщился он.
– Я поверить не могу, что ты потратил время и силы на безвкусицу у входа. Знаешь, что это? Три надгробных памятника для твоей выставки. Ни один нормальный посетитель дальше порога не пойдет.
– Кора, я понимаю, что это не лучшие мои работы. Но Лада решила…
Дверь подсобки приоткрылась. В комнату просочилось неземное создание. Вздернутый носик, фарфоровая кожа, образ ангела завершали широко распахнутые глаза. Не надо было быть художником, чтобы понять – перед ними прототип «девичьих» скульптур.
– Понимаете, – мелодичный голос девушки врезался в их разговор, – я решила, что лучше будет расположить выставку в хронологическом порядке. На первом плане последние работы Петра Терентьевича, а раннее творчество посетители увидят в самом конце выставки.
– Логично, – кивнула Кора, поморщившись на «раннем творчестве», – но дерьмово.
Она достала сотовый и, набрав нужный номер, сказала: – Два часа меня не беспокоить. Все звонки переводи на зама, – потом отключила телефон и посмотрела на мужа. – Сколько у нас до выставки? Два дня? Предлагаю поменять концепцию. Что думаешь по поводу перформанса?
– Думаю, он устарел, – пожал плечами Петр. – Предлагаешь попрыгать мне голышом на фоне скульптур?
– Давай плясать о того, что имеем. Ангелы на входе, – задумчиво произнесла Кора. – Ангелы и демоны. Не оригинально. Но с этим можно поиграть. Красная подсветка. Черная драпировка. Скульптуры из задней комнаты на первый план. Твоим коньком всегда была динамика. Экспрессия. Большинство работ изображают характерных героев. Деточка, что вы застыли? – обратилась Кора к Ладе. – Ищите хороших осветителей. И верните подсобных рабочих. Сейчас будем все переставлять.