– Не дури, – строго сказал атаман. – Итак парня к юбке привязала. От судьбы не убережешь, а жизнь поломаешь своей заботой.

– Ладно, – всхлипнув, покладисто согласилась Евдокия, – но обещай, что пойдут они через аул родичей и, в случае чего, помощи у них попросят.

– А вот это дело, – повеселел атаман. – Я как раз хотел сказать подарков для бея насобирать покрасивше.

– Положу заказ, что купец нам из Екатеринодара привез, – согласилась жена.

– А не дороговато будет? – кашлянул атаман.

– Жизнь сына дороже стоит, – строго сказала женщина и пошла в горницу.

Казаки задумчиво закурили, стоя на крыльце атаманской хаты.

– Ох, не нравиться мне все это, – пробурчал писарь, скребя плохо выбритый подбородок.

– Чего тебе дядя Антип не нравиться? – подколол его Никола.

– Я тебе не дядя, а писарь атаманов, – огрызнулся мужичок и, не прощаясь, пошел от хаты.

– А ты чего молчишь? – Никола повернулся к Грицко.

– Да все думаю, может и взаправду женится? – казак уставился бездонным взглядом темных глаз на друга.

– Совсем сдурел, – изумился Никола. – Ты хоть слышал, о чем мы битый час с атаманом и полковником говорили?

– Та слыхал я, – поморщился Грицко. – Первый раз, что ли, конвоем идем. А только попова дочка такая справная и пироги хорошо печет.

– Я так понимаю, ты не только пироги у нее попробовал, – усмехнулся Никола. – Ладно, пошли ко мне. Собраться надо и выспаться.

Антип зашел в дом и отмахнулся от жены. Распахнул сундук, посмотрел на нажитое добро и тяжело вздохнул. Не дал бог ему наследников. Кому все достанется? Писарь прогнал грустные мысли, откинул вещи и с самого низу достал обмотанный небеленым холстом сверток. Развернул тряпку. В руках оказалась почти новая книжица в кожаном переплете.

Перед глазами встал конвой на Дону. Атака на турецкий отряд везущий дары султану от крымского хана. Казаки тогда честно поделили добычу. А книгу дали Антипу в довесок. Как грамотному.

За прошедшие годы золотая арабская вязь на корешке почти вытерлась. Но самое ценное было внутри. Писарь открыл кожаный переплет книжки и пролистнул белые тонкие листы, не замаранные буквами.

– Вот и настал твой час, – он как живые погладил страницы. Сел за стол и, обмакнув перо в чернила, вывел: «Лета 1840 года, месяца июня, числа осьмнадцатого прибыл в линейную крепость полковник из столицы с императорским поручением. И был при нем меч…»

Грицко заглянул в баню и губы сами разъехались в улыбке. Нет, не права жинка Николы. Мол, в баньку перед походом идти, как перед смертью парится. Придумают же такое. Он вернулся в хату и, игнорируя сердитые взгляды Галины, подмигнул другу.

– Так пойдешь или нет?

– Не пойду я, – Никола всунул ему руки жбан с квасом и чистое белье, приготовленное хозяйственной теткой.

– Как знаешь, – хмыкнул казак и вышел на улицу. Он набрал полную грудь воздуха и запел. Ночь была теплой и звездой.

– А еще старые люди сказывают, что ночью вообще париться нельзя, – поджала губы жена Николы, услышав лихую песню.

– Галю, хватит. Ты прямо как бабка, ворчишь и ворчишь.

Жена надулась. Кто-то из детей забормотал во сне на печи.

– Умаялись, – улыбнулся Никола.

– Все в тебя. Вечно то на рыбалке, то в степи. Лишь бы не дома.

– Казаки, – улыбнулся муж. – Галя, – он подошел к женщине, обнимая. – Мне ж в поход.

– Да знаю я, – она улыбнулась, прижимаясь в ответ.

В протопленной бане было жарко. Грицко поддал пару и лег на верхнюю полку. Он закрыл глаза и тут кто-то брызнул в лицо ледяной водой.

– Никола, пришел так не балуй, – поморщился казак, и отвернулся.

В ответ вода с шипеньем полилась на раскаленные камни. Пар повалил клубами. Его было много, слишком много для тесного помещения.

– Это ты, брат, переборщил, – Андрюха повернулся, но ничего не увидев в белом облаке, спустил ноги с полки. Он пересел пониже. Дышать стало легче.

– Даже для меня жарковато, – выдохнул он, нащупывая на косяке двери веничек.

– Не поможешь? – он протянул его смутному силуэту друга на полке напротив.

Тот взял веник. Грицко растянулся на досках. Хлесткий удар заставил его вздрогнуть.

– Ты того, – пробубнил он, – полегче.

– Полегче тебе? – проворчал кто-то басом.

Дубовые листья, сорванные с веника, полетели казаку в лицо. Голые прутья врезались в плоть со всей дури.

– Очумел! – казак подскочил, уворачиваясь от ударов.

Но странный посетитель бани не собирался прекращать порку. Ободранный веник хлестнул по голым ляжкам. Прошелся по спине, по груди.

– Что за черт? – казак рванул к двери, но ее от влаги заклинило.

– Да скокож можно, – Грицко повернулся и ухватился за веник, норовя вырвать его из рук нападающего.

Тот, судя по всему, обладал медвежьей силой. Несколько минут схватки не принесли никому выигрыша. Разве что пар стал рассеиваться, и казак смог увидеть своего обидчика. От растерянности Андрюха ослабил хватку, и ободранный веник очутился в руках низкорослого мужика, поросшего шерстью.

– Ты кто? – удивился Грицко.

– Я банник. А ты кто? Пошто ночью у меня поганство устроил?

– Да я ж помыться, перед дорогой, – растерянно начал оправдываться казак.

– А эту зачем приволок? – мужичок назвавшийся банником кивнул в угол.

Там за каменным очагом стояла старушка в цветастом передничке. Платок съехал с ее головы, обнажая редкие седые и мокрые уже от пара волосы.

– Кто это? – Грицко выхватил у мужика веник, прикрываясь, и стал бить пяткой в заклинившую дверь.

– А говорила что с ним? Мне в моем доме врала? – у банника как уголья блеснули глаза. Рыча, он бросился к старухе.

Дверь, наконец, распахнулась. Грицко выскочил на улицу. Ночь уже не казалась теплой и безмятежной. Ветерок холодом прошелся по голому телу.

– Мать твою, – Грицко осторожно приоткрыл дверь предбанника и стянул с лавки чистое белье.

Из бани неслось рычанье и чьи-то вопли. Казак перекрестился. Оделся на улице и поспешил в хату. Там было темно. Хозяева, не дождавшись его, спали.

– Грицко, крючок на дверь накинь, – из спаленки показалась лохматая голова Николы. – Попарился уже? Быстро-то как.

– Да, банька у вас больно горячая, – пробурчал Грицко.

Накинул на дверь запорный крючок и скользнул под одеяло положенное на лавку.

Туристы стояли на утоптанном пятачке перед фанерным домиком с давно облупившейся краской. Девушка в униформе с трудом открыла заржавевший замок, распахивая скрипучую дверь.

– Это что? – Кора, на мгновенье потерявшая дар речи, повернулась к полненькой девушке с бэйджиком «администратор» на лацкане форменного пиджака.

– К сожалению, все остальные места в нашем отеле забронированы, – администратор заученно улыбнулась и пожала плечами.

– Допускаю, но мне обещали отдельный дом у реки со всем удобствами. А это что? – женщина обвела рукой фанерный сарай с тусклыми обоями. Рядом с широкой двуспальной постелью стояла железная двухъярусная кровать. В углу небелеными кирпичами ощерилась старая печка с металлической заслонкой.

– И это убожество вы продаете по цене люкса? – возмутилась Кора.

– Разумеется, нет, – девушка снова улыбнулась, – мы пересчитаем стоимость номера. Но вы можете приехать к нам через неделю, когда номера освободятся.

– Приехать через неделю? В это захолустье с убогим сервисом? Я ни минуты здесь больше не останусь. – Кора топнула ногой. – И всем знакомым расскажу о вашем жутком отеле.

– А вот теперь я пас, – вмешался в разговор Петр. – Почти четыре часа в дороге. Плюс два часа в городе, пока мы ждали тебя с совещания, дорогая. Я чертовски устал. Хочу есть. Надеюсь, в ресторан у вас продукты завезли?

– Конечно, – кивнула администратор.

– Тогда закажите нам обед. А сейчас мы хотим отдохнуть, – и он, обняв Кору за плечи, заставил ее зайти в дом.