— Уходи! — беззвучно закричал орт, принимая щитом следовавшие один за другим выстрелы. — Ты слышишь меня, Муэт? Уходи! Я задержу их!

— А ты? Я без тебя…

— Убирайся без этих глупых игр в древнее благородство! — прорычал Хок уже вслух, борясь с острым желанием отвесить жене самую что ни на есть примитивную оплеуху. — Спасай наших с тобой ростков, спасай будущее, которое зависит только от нас самих! — орт снова перешёл на мыслеречь, экономя драгоценное время. — Подойдут воины Вождя, и тогда я…

Он не договорил — оглушительный удар едва не вмял его в камень. Хок успел понять, что он выдержал только благодаря помощи Муэт, и тут в проёме входа возникла высокая фигура в серебристых доспехах, чётко различимая в проникающем из Большого зала свете. В том, что это чистокровный эл, сомневаться не приходилось — какой штамп или даже метис сумеет прыгнуть вверх на двенадцать локтей, словно добивающийся права первым коснуться Вплетающейся воин-орт на Празднике Цветов? Да и свечение ауры у него другое, не такое, как у слуг, — резкое, сильное, насыщенное.

…И снова время растянулось, подчиняясь владеющим магией — вот только на этот раз ею владели оба противника. Хозяин не медлил — он чувствовал противостоящую ему силу. Широкий язык пламени ударил в грудь Хока и… расплескался по стенам коридора, плавя камень: Муэт отдала мужу всё — до капли. Следующий миг вместил в себя очень многое.

Ответный удар орта сломал защиту потомка поколений Хозяев и превратил офицера в рассыпающийся горящий столб. У Хока ещё хватило Силы одеть Муэт в кокон и оттолкнуть её за поворот, в благословенную спасительную темноту уходящего вниз хода.

…он видел, как она покатилась по камню, тщетно пытаясь задержаться…

…он видел, что протыкающие темноту коридора выстрелы лучемётов ей уже неопасны, и успел испытать невероятное по своей насыщенности чувство облегчения…

…он видел размазанные тени трёх — нет, четырёх, — элов, плывущие по воздуху ко входу в галерею, и понял, что с ними ему не справиться: десантники притащили с собой переносные источники, и энергии у них вдоволь…

…он успел даже почувствовать приближение своих — в том числе и снизу, по тому самому ходу, в котором он стоял, — и сделал то единственное, что ещё мог сделать…

Элы не успели опуститься на каменный пол коридора, где только что сгорел дотла их товарищ — темнота обернулась потоком ревущего огня, а на месте Хока развернулся яркий пламенный цветок, подобный тому, что вызвала орта по имени Орнита на пульте управления Телепортатором. Обожжённые офицеры скатились вниз: туда, где лучемёты штампов снова — в который уже раз за бесконечные века войны — встретились с боевой магией подоспевших к Большому залу ортов Отца-Воеводы.

А Бездна — Бездна приняла ещё одного из Уцелевших.

Диего Рохо проснулся в холодном поту. Сердце колотилось так, что казалось — ещё немного, и оно проломит рёбра, выскочит наружу и запрыгает по полу маленькой комнаты живым комком. Видение было ярким, живым и причинявшим самую настоящую боль. Диего долго лежал неподвижно, глядя в темноту и боясь пошевелиться, чтобы не потревожить Мерседес: не хватало ещё ей — в её-то положении! — лишний раз нервничать. Хватит и того, что она знает о посещающих её мужа неотвязных бредовых кошмарах, повторявшихся с завидной регулярностью; знает, что за всем этим стоит; и волнуется за Диего — так, как во все времена любящие женщины беспокоились за своих любимых.

А темнота жила и дышала, и задёрнутый ночной тьмой светлый потолок казался каменным сводом пещеры — пещеры во-о-он в тех горах, что синеют на горизонте… Сейчас, правда, они не синеют, а смутно чернеют в слабом блеске звёзд, но всё равно, это там, именно там, только не сегодня и не завтра, а чуть ли не тысячу лет спустя, в далёком чудовищном будущем… Чертовщина… Да нет, — и ты давно уже знаешь об этом, — это совсем НЕ ЧЕРТОВЩИНА.

Диего осторожно откинул одеяло и опустил ступни на пол. Мерседес спала, спала тихо и безмятежно, и дыхание её было почти неслышным. Она заснула в своей теперешней излюбленной позе: на левом боку, — чтобы не мешал округлившийся живот, — подложив под щёку сложенную лодочкой маленькую ладошку. Чёрные волосы закрывали часть её лица и стекали на обнажённое плечо полоской той самой тьмы, что заливала сейчас всё вокруг. Рохо встал, взял со стула небрежно брошенные туда вчера лёгкие брюки и рубашку, вышел из комнаты и бесшумно прикрыл за собой дверь.

На кухне он зажёг свет, поставил чайник на плиту и включил компьютер. Кухня была для Диего чем-то вроде рабочего кабинета — Рохо зачастую просыпался очень рано и работал там, не мешая жене спать. Места на кухне для рабочего уголка было вполне достаточно — для двоих не требовалось готовить чересчур сложных обедов или ужинов, а немногочисленные гости у них бывали редко. Новорождённый город, выросший с пугающий быстротой на отвоёванных у джунглей землях, жил в бешеном ритме, не оставляя своим обитателям лишнего времени для неделовых визитов.

Выпив чашку горячего кофе и зажевав его выуженным из полупустого холодильника кусочком сыра, Диего закурил и привычно проверил электронную почту. Не обнаружив там ничего особенного и очистив почтовый ящик от спама, он открыл заветный файл — уже почти законченный. Откинувшись на спинку кресла, Рохо сквозь сочившуюся из сигареты сизую струйку дыма пробежал глазами несколько последних абзацев, на которых он вчера остановился. Вернувшись в мир своей книги, Диего затушил окурок и чуть пододвинул клавиатуру. И по белому фону дисплея, повинуясь лёгким движениям пальцев, побежали цепочки чёрных символов, послушно выстраиваясь в шеренги строчек.

…Хока вырвало из сна острое чувство тревоги. Он мгновенно перешёл к состоянию активности и полной готовности к любым действиями, — орты очень хорошо это умеют, — одновременно разбудив так же стремительно проснувшуюся от одной его мысли Муэт. Даже не откидывая закутывавшего вход в грот Полога, орты увидели Большой зал, и увиденное потрясло их своей нереальной реальностью.

— Разрешите, сеньор Лопес?

— А, это вы… — вальяжно процедил тучный человек, величественно восседавший за монументальным столом с селекторным телефоном, монитором компьютера и несколькими стопками пухлых разноцветных пластиковых папок на нём. — Чему обязан на сей раз? Ах да, мы же с вами договаривались… Минуточку, где это у нас тут…

«Старый комедиант, — подумал Рохо, наблюдая за отрепетированными движениями Лопеса. — Он ведь прекрасно знает, зачем я пришёл, и так же прекрасно помнит, где лежит моя рукопись! Но Хорхе настолько привык играть свою роль — роль невероятно занятого человека, вынужденного иногда по доброте душевной отрываться от уймы дел ради каких-то нестоящих мелочей, — что уже просто не в силах снять приросшую к его лицу маску. И ни о какой душевности или там доброте и речи быть не может — все действия сеньора редактора основаны на точном и холодном расчёте».

— Да вы садитесь, садитесь, — небрежно бросил Лопес, как бы между прочим уколов вошедшего быстрым и цепким взглядом своих маленьких глаз-буравчиков. Пишущая братия болтала, что одним таким взглядом Хорхе может не только определить, что человек ел на завтрак и с кем провёл ночь, но и точно установить содержимое его кошелька. — А, вот она!

Он ловко выудил откуда-то из кипы бумаг тонкую коричневую папку-скоросшиватель с вложенными в неё листами печатного текста. Раскрыв папку, сеньор редактор деловито перелистал страницы, чуть оттопырив при этом нижнюю губу и старательно делая вид, что внимательно изучает пометки на полях.

«Carajo! — невольно восхитился Диего. — Ведь всё уже давно решил, но, тем не менее, разыгрывает тут передо мной целый спектакль! Какого актёра потеряла мировая сцена…».

Полицедействовав несколько минут, Лопес закрыл папку и поднял глаза на посетителя.