– Да на кого ж ты меня покинул, сокол мой ясный, Васенька-а? Да куда же я теперь без тебя-а?

Тетя Глаша только махнула рукой и закрыла дверь в комнату. Стало потише, и она ввела Алену в курс дела. Васенька и в деревне не угомонился, горбатого, как известно, только могила исправит. Васенька таскал дрова у соседей, выкапывал картошку, увел у бабы Мани новые галоши для огорода, которые она неосмотрительно бросила на видном месте; соперничая с мальчишками, он обтряс летнюю яблоню у материной невестки тети Нины. Каждый день в деревне стоял крик и гам – сельчане на чем свет костерили Васеньку.

Пропали у справного хозяина два гуся, неосторожно вышедшие за калитку, известно было, что Васенька продал их на станции. Пользуясь маленьким ростом и щуплым своим сложением, влез Васенька в крошечное оконце кладовой сельпо и утащил мешок перловой крупы. Мешок оказался с дырой, так что Васенька оставлял за собой след, как Мальчик-с-пальчик, по крупе его и нашли.

По поводу перловки приехала милиция – дело серьезное, кража из магазина. Однако из-за одного мешка дело заводить не стали, а Васенька на следующую ночь утащил у соседа рулон сетки для забора. И спрятал ее в овраге, опять-таки нашли по следам. Сосед побил стекла в их доме, за что родственники на мать очень рассердились и велели убираться в город, а им сраму и ругани надолго хватит.

И собрала было мать вещи, но тут Васенька пропал, а по прошествии двух суток нашли его на лесной тропинке с проломленной головой. Как видно, кто-то из потерявших терпение односельчан разобрался с ним по-своему, в деревне воров не любят.

Мать как про это узнала, так и пала на землю с воем, но понимания у соседей не нашла, а когда опомнилась, оказалось, что все хлопоты по поводу похорон взяла на себя Васенькина семья, а ее и на порог в тот дом не пустили. Мать побежала в другую деревню, где недавно открыли церковь и батюшку нового прислали. Хотела заказать заупокойную службу, так священник, когда узнал, что они с Васенькой не расписаны, очень рассердился, от сожительниц, сказал, не принимаем!

Вот так, сказала тетя Глаша, уже неделю с ней мучаюсь. «Скорая» приезжать отказывается, говорят, в следующий раз сразу в психушку свезем…

Со временем мать утомилась и устраивала показательные выступления раз в три дня. Алена переехала домой, сказав на прощание мужу, что подает на развод.

Она много работала, на мужчин и не смотрела после неудачного замужества, да, откровенно говоря, и глядеть-то было не на что. Если и был кто приличный в их городе, так тех давно уже разобрали другие. Алена не хотела замуж, она хотела новой жизни, интересной, хорошо оплачиваемой работы, удачной карьеры. Ей было тесно в Заволжске, хотелось в большой город, хотелось свежего воздуха и простора. Но как этого добиться? Кто ее ждет в большом городе – без связей, без денег, без жилья?

Потихоньку на Алену накатывала тоска. Время неумолимо бежало вперед, ей шел уже тридцатый год. Она боялась смириться. И вдруг пришло письмо с сообщением о наследстве. Неужели это тот самый шанс, который дает Алене ее не слишком щедрая на подарки судьба? Во всяком случае, Алена решила им воспользоваться, пусть даже ничего и не выйдет.

Алена очнулась от раздумий и осознала себя сидящей за столом с пустой чашкой в руке. Что-то сегодня на нее навалились воспоминания, да ведь и вспомнить-то особенно нечего…

Она заснула быстро, но сон был тяжел, как ватное одеяло, и не принес отдыха.

Утром некогда было раздумывать о своей жизни, водитель опять опоздал. На улице шел дождь, Алена уныло ждала машину у подъезда. Дом был старый, козырек над подъездом протекал, к тому же все время туда-сюда сновали жильцы и, натыкаясь на Алену, смотрели злобно. Она и сама потихоньку накалялась, глядя на часы.

Ладно, с подлецом-водителем она разберется позже, а сейчас нужно успеть на работу. На десять утра назначено совещание, а до этого еще нужно просмотреть кое-какие бумаги.

Алена подняла воротник плаща и выбежала на улицу, поднимая руку. Как назло, ни одна машина не останавливалась, а какой-то наглый «жигуленок» еще и водой из лужи окатил.

– Черт! – сказала Алена, чувствуя, как на глаза набегают злые слезы. – Черт, черт!

В это время перед ней затормозил красный микроавтобус с надписью «Родной хлеб». И еще нарисована была на его борту пышная румяная красавица в кружевном кокошнике, которая держала в руках огромный каравай.

Водитель выглянул в приоткрытую дверцу кабины. Совсем молодой парень, на затылке смешной хохолок, нос курносый.

– Садиться будешь? – улыбнулся он. – А то, может, мой транспорт тебе не подходит?

– Подходит! – обрадовалась Алена. – Вымокла вся до нитки…

В салоне одуряюще пахло свежим хлебом, у Алены даже скулы свело от внезапного голода. Прежде чем тронуть машину с места, водитель вытащил откуда-то кривоватый батон и протянул Алене:

– Попробуй! Это некондиция, все равно в продажу не пойдет…

Батон был горячий и ужасно вкусный, Алена впилась в него зубами, как будто сто лет не ела.

– Мне тут близко, – сказала она, жуя, – второй переулок направо.

Фирма занимала трехэтажный отлично отреставрированный особнячок, подъезд был с красивым лепным порталом и двумя коваными фонарями по бокам.

– Ого! – сказал водитель. – И кем же ты тут трудишься?

– Менеджером, – обтекаемо ответила Алена, ни к чему парня смущать, да и не поверит он, что она владеет половиной компании, она и сама в это не слишком верила.

– Ну, беги, – сказал он и отмахнулся, когда Алена полезла за деньгами, – опоздаешь – начальство заругает!

– Спасибо, Ванюша, – Алена прочитала его имя и фамилию на карточке, что засунута была за ветровое стекло. – И за батон тоже спасибо!

Охранник за стеклянной дверью выпучил глаза, увидев, на чем приехала Алена.

– Что это с вами случивши? – полюбопытствовал он. – Где это вы машину потерявши?

Как будто она какая-нибудь Маша-растеряша или тетеха деревенская – так и сказал «случивши, потерявши…». Издевается, гад! Это каково же ее положение в фирме, если даже такая мелочь, как охранник, смеет над ней издеваться!

Они ее провоцируют, поняла Алена, они все ее провоцируют по приказу этой стервы Марианны. Хотят, чтобы Алена сорвалась, накричала, впала в истерику. Не отвечая на возмутительный выпад охранника, она пересекла холл и успела войти в лифт первой. И сразу же нажала свой третий этаж, пока никто не вошел следом. В зеркале отразилась жуткая растрепанная личность в мокром плаще, с размазанной под глазами тушью. И туфли заляпаны грязью.

Когда лифт раскрылся, Алена побежала к кабинету отца, который теперь, по идее, стал ее кабинетом. Собственно, ее в данный момент не интересовало ничего, кроме личного санузла с горячей водой и мылом, и она от души надеялась, что никто ее не заметит.

Ага, как же. В кабинете по-хозяйски развалился в кресле Вадим, а за столом восседала его мамаша, вдова ее отца Марианна Юрьевна Стогова собственной персоной.

Когда Алена по приезде явилась в адвокатскую контору прямо с вокзала, там-то она и увидела впервые свою мачеху. Собственно, мачеха выглядела едва ли не моложе ее, во всяком случае, ни за что не скажешь, что у этой женщины есть сын девятнадцати лет.

На Алене тогда были не слишком чистые джинсы (два дня в поезде) и простая кожаная куртка (дорогую-то упер Васенька, чтоб ему на том свете в аду досталась пригорелая сковородка!).

Сидевшая в кабинете адвоката женщина при виде ее не сказала ни слова, только переменила позу, пересела так, чтобы лучше видны были ноги – длинные, гладкие, ухоженные. Фигура отличная, ни малейшего намека на жир, мышцы тренированные фитнесом и бассейном, на лице ни одной морщинки.

На Марианне Юрьевне был дорогой деловой костюм, в ушах бриллиантовые серьги, на руках всего два кольца – обручальное на левой, как положено вдове, и еще одно, с крупным бриллиантом.

Лицо ее, над которым прилично поработали визажисты и косметологи, было бы, пожалуй, красивым, если бы не глаза. Глаза были большие, тщательно подкрашенные и темные от ненависти. Алена даже вздрогнула, увидев эти глаза. Вдова ее отца смотрела на нее не с любопытством, не с презрением, а с прямой и открытой ненавистью.